На второй день Роза прошла тест, убедила всех, что она не знает ничего. Определили на первый курс. Преподаватель говорила по-английски, как самая настоящая американка, но не злоупотребляла этим знанием – предпочитала жесты и мимику. К концу первого урока все прыгали, как обезьяны, и выучили слово «привет».
Народ все прибывал и прибывал – это были аспиранты, надменные, как британские лорды. Как они перебрасывались шутками, как они жонглировали словами!
Начались мероприятия – дурацкое слово, – то ли дело event – коротко и понятно. Первым из них объявили «Русскую вечеринку в карнавальных костюмах».
Роза, мучительно страдая от собственного несовершенства, спросила одногруппницу: «Костюм – “a must”?» Та кивнула.
Фантазия работала плохо. Домашние задания давались тяжело. И если бы не награда в виде наследства, то фиг бы ее здесь видели.
Она организовала себе костюм человека-невидимки. Сняла в старом университетском корпусе со стены два зеркала и повесила себе на грудь и спину. Те, кто на нее смотрели, видели свое отражение. На самом деле ей очень хотелось быть невидимкой, особенно на занятиях. Она теряла свою идентичность, а это очень страшно с точки зрения психологии.
Самое обидное, что в костюмах пришли все преподаватели, парочка так называемых билингвов, директор школы надел смешной парик и стал похож на бабушку. А студентов вообще не было. Потом попозже кое-кто подошел. Без костюма. «Свинство какое-то, – подумала Роза, – почему так? Ведь сказано: a must».
Самые интересные костюмы были у детей преподавателей. Их оказалось немало – причем они приехали из самых разных стран: из Каталонии, Германии, Бельгии. И все они говорили по-русски, как аспиранты, или даже лучше. «Вот это настоящие носители, – решила Роза, – надо бы подружиться с детьми, их же можно не стесняться».
Но к закрытию вечеринки народу было полно. Все плясали и водили хороводы. Слово «хоровод» Роза где-то слышала – наверное, бабушка рассказывала.
Был вечер пятницы. Впереди два дня без уроков, но с таким количеством домашних заданий – страшно подумать. Вдруг захотелось спать. Она ушла.
Ночью снилась бабушка, она грозила ей пальцем.
Утром Роза пошла в столовую. Там никого не было, кроме команды «футболистов» под руководством билингва Саши.
– Доброе утро, – произнесла легко.
Но ее о чем-то спросили. Она мягко улыбнулась. Потом Саша ей тихо поведал, что когда она ушла, присуждали премии за лучшие костюмы и она получила награду – русский платок, но, куда он делся, Саша не знает. В нем кто-то ушел. Роза расстроилась, а поделиться своими чувствами не решалась – слов не хватало. Но вечером на ужине ей торжественно вручили приз, и она сказала без акцента: «Спасибо. Красивый платок».
В понедельник на утреннее занятие пришли руководители клубов. Сначала театральные. Муж и жена. Жена припрыгивала и в чем-то убеждала. Муж показывал очень смешно, но непонятно. Роза подумала: пойти, что ли. На доске записали время, дни репетиций, кажется, обещали, что это легко, весело и урокам не помешает.
Потом с песнями и музыкой вошли трое – ансамбль. Так здорово пели и плясали и обещали, что это сильное средство от депрессии. А уж депрессия наступала. Роза очень захотела бороться с депрессией, но объяснили что «или – или», потому что репетиции в одно и то же время.
У них в классе была глухая девушка Соня. Это Розу потрясло. Соня читала по губам русские слова. Но она должна была видеть эти губы. А вот как она понимала звуки – загадка. Розе стало стыдно. Она вульгарно борется за наследство, а эта милая девушка просто хочет знать трудный язык.
Сначала пошла на репетицию хора в местную церковь. Народу – половина всей школы, все пришли бороться с депрессией. Хоровое пение ей показалось слишком легким делом. Ей многое в жизни казалось легким – например, выучить русский язык, а потом полный облом.
Она ушла с репетиции и пошла для сравнения в театральный клуб. Там Розу сразу внесли в список, записали ее телефон и имейл и попросили показать животное, которое ей наиболее близко. Или вернее – кто она и есть на самом деле. Это все ей объяснила ее руководительница Маша, которая была фанаткой театра. Кстати, она тоже знала много языков, а вот русский был родным.
Роза села в сторонку и стала смотреть. Студенты показывали животных, и надо было угадать и назвать, кто это. Угадать она могла, а вот назвать – нет. Хотя руководительница Маша все переводила. Слоны, змеи, кошки, птицы, обезьяны – всех показывали здорово. Один даже показал птеродактиля – Маша перевела. С этим «птеродактилем» Роза потом подружилась, он был самый талантливый, но не ровня: на пятом курсе.
Роза решилась и вышла в середину литературной гостиной. В отличие от хора здесь надо было представлять саму себя. В принципе это ее устраивало. Она показала своего любимого зверька – суриката. Вот он сидит, навострившись, потом вдруг засыпает, потом тревога и опять настороже.
За что она уважала сурикатов – у них был матриархат: все решали самки, которые были крупнее самцов и вообще их презирали. Роза понимала, почему у нее не сложились отношения с Бобом. Она хотела доминировать.
К следующей репетиции просили приготовить стихи, отрывок из учебника – все равно, лишь бы проверить голос. Она решила, что прочитает с чувством стихотворение Блока, в котором так замечательно запоминаются четыре самых важных русских слова: «ночь, улица, фонарь, аптека».
Ночью в их отсеке, где жили еще две соседки, что-то произошло. Роза проснулась от громкого крика – кричала Зоя, шестикурсница.
Дверь была открыта. Зоя стояла на подоконнике и орала благим матом: «Бэтман, бэтман». Ее разбудила мягкая тряпочка, которая села ей на нос, потом на глаза – летучая мышь. Ее стали искать и не могли найти. Вызвали секьюрити. В ожидании стали осматривать комнату. Зоя сказала, это уже вчера было, но она решила, что ей показалось.
Секьюрити прибыли скоро. Моментально указали на небольшую кучку пыли. Вот!
– Что вот? – не поняли соседки, хотя охрана говорила на чистом английском.
– Бэтман ваш, – и руками в перчатках захватили этот комок: из серой пыли появилась очень сердитая мордочка, недовольная вмешательством в ее личное пространство.
После ухода секьюрити все разошлись. Зоя проверила все свои вещи и улеглась спать. Утром должна была быть контрольная.
В пять утра все опять были на ногах: орала другая соседка Люся. Конечно, у всех были другие имена, но в русской школе приветствовались псевдонимы. Черная студентка Люся уверяла, что только что летучая мышь вцепилась ей в волосы. И исчезла.
На следующий день в общежитии было три ночных вызова. Острили на тему вируса, но спать было неуютно. Летучие мыши мерещились даже в столовой. Директор метался по этажам, не дожидаясь лифта. Роза хорошо выучила эти два слова: «летучая мышь».
В общежитии провели дезинфекцию: мыши утихли.
На репетиции раздали роли. И прочитали пьесу. Это была классика, называлась «Горе от ума». У Розы была роль Третьей княжны. Саша хорошо переводил и даже играл каждую реплику – по-английски это называется «Линия», но ведь реплика – это часть картины. Голова пухла. Но именно роль Третьей княжны билингв Саша прочитал очень смешно, и Роза приободрилась. Кроме того, какие могут быть амбиции у человека с первого курса?!
Русские фильмы ей понравились – они были с субтитрами. Лекции тоже были понятны – например, на тему анекдотов: на экране появлялся текст с переводом, а потом еще и объяснялось, в чем, собственно, весь юмор.
С «птеродактилем» у них иногда совпадали репетиции. Он играл Чацкого и был очень хорош. Роза иногда приходила специально послушать, как режиссер организует сцену, и какие дает задачи, и как он помогает всем понять, что происходит. Роза задумалась: а не пойти ли учиться на режиссуру?
Вообще игры на уроках было много – сценки, диалоги, этюды, а потом еще решили фильм снять для кинофестиваля, который обычно подводит итоги лета.
Но, боже мой, грамматика была невыносимой. Зачем нужны человеку падежи, какого дьявола нужно знать, не средний ли род слова «сердце» и какой там монах придумал действительный и страдательный залог, когда спокойно можно обойтись без всего этого. Роза-то обходилась, но преподаватели ну никак не могли.
Вся страна праздновала 4 июля, День независимости. Но не русская школа: занятия, репетиции, лекции, кинофильмы. Правда, в столовой на ужине руководители хора вышли к микрофону и поздравили с праздником, а потом сыграли на баяне, балалайке и дудочке «Америка, Америка» – и у каждого в глубине сердца зазвучали эти слова.
Все обрадованно захлопали, это было приятно.
А спустя полчаса в помещение вошла небольшая делегация студентов с тортом в руках. Подошли к столу, где сидела их группа, первокурсники, и как запоют: «Пусть бегут неуклюже…» Оказалось, день рождения глухой Сони. Все окружили ее тесно, чтобы она видела их рты: «К сожаленью, день рожденья только раз в году». Соня вглядывалась и подпевала. Теперь эту песню Роза знала лучше, чем гимн Америки.
Неожиданно активировались родители. Позвонили среди урока. Роза испугалась:
– Что-то случилось? – спросила она как можно тише, но даже глухая Соня ее услышала.
Роза выкатилась в коридор. Оказалось, родители уже едут по 125-й дороге и вот-вот будут возле общежития. Роза взмолилась:
– Я не могу вас встретить, у меня урок.
Но отец сказал, что они видят кафе и подождут ее там.
– Но у меня репетиция в театре.
– Перенеси.
– Не могу. Господи, найдите в своем навигаторе театр и подъезжайте к нему.
Конечно, родители подъехали не к кампусному, а к городскому театру и долго стучали в запертую дверь.
Наконец Роза освободилась от репетиции и помчалась в центр городка. Действительно, около театра стояла знакомая машина, в ней сидели обиженные предки. Один-единственный раз за все лето приехали, а дочь не желает их видеть. Они казались такими чужими в этот момент. Как им было объяснить бешеную занятость, забитость расписания дня самыми разными