– Что с тобой, Проша? – заботливо прогундосил Михаил. – Ты простудился?
По сюжету ведущая должна была спросить: «Проша, Чита, разве мы с вами сегодня виделись?», на что Чита была готова сказать: «Ой, у нас новенькая, давайте знакомиться».
Но Даша замешкалась, листая сценарий, в поисках своей реплики. Снизу донесся грохот.
– Тишина в студии! – заорал режиссер. – Идет запись, это же черт знает что такое!
Донеслись голоса и опять грохот.
– Бенефис снимают, – меланхолично заметил оператор, – у них всегда грохот.
– А вот я сейчас пойду и скажу все, что я думаю, – зло погрозил режиссер, но никуда не пошел.
– Продолжаем работу!
Даша наконец нашла текст и неуверенно произнесла:
– Тоша, Чуча, разве мы с вами сегодня виделись?
Манила Ашуговна, не обращая внимания на ошибки, выдала не свой текст:
– Ой, у нас новенькая, давайте знакомиться.
Послышались выстрелы.
– Что это? – воскликнул режиссер.
– Расстрел коммуниста, наверное, – вспомнил ассистент Кирилл, – они вчера потребовали перезапись. У них хороший сценарий.
– Вот я сейчас пойду и такой расстрел коммуниста устрою, мало не покажется, – прорычал режиссер и никуда не пошел.
Наступила тишина.
– Работаем! – раздалась команда.
– Ой, у нас новенькая, давайте знакомиться, – опять просипела типичным голосом бегемота Манила Ашуговна.
– Это Чита говорит, – вмешался режиссер, – Михаил, что с вами?
Михаил не мог разобрать свой текст, руки дергались.
– Тиша, Фрося, – пролепетала Даша, разбираясь в бумажном экземпляре. – Простите, – Тоша. Паша… я не могу найти.
И вдруг взрывы – один, другой, третий.
– Нет, мне просто интересно, я читал сценарий, что они там напридумывали, – озадачился ассистент Кирилл. – «Расстрел коммуниста» – это картина, и ее украли из музея, а «Знатоки» ищут. Там вообще не стреляют.
– Хватит болтать. Михаил, Даша, готовы? – режиссер злился не зря, ведь вот-вот появится следующая группа.
Кирилл не мог успокоиться. Лохматый выпускник ВГИКа выглядел как мальчишка, хотя мнил себя будущим Тарковским и буквально коротал время, набираясь опыта на телевидении.
Опять грохот и крики.
– Я быстро, – взмолился Кирилл, – айн момент.
– Пулей, – приказал режиссер, – только быстро, у нас время кончается.
– Ван минут!
Ассистент убежал.
– Повторяем текст, – тишина!
Грохот, вопли.
Режиссер кивнул помрежке, длинноногой дуре из «Новостей», которую за развратное поведение понизили на детскую передачу. Та поняла и, подхватив сумочку, направилась к выходу.
– Куда с сумкой? – крикнул режиссер, но ответа не получил.
Вскоре занервничала гримерша. Сложила свои принадлежности и сказала:
– Может, помочь кому надо?!
Ушла. Вслед несся вопль режиссера:
– Куда? Да вы все с ума сошли?!
Грохот. Вопли.
Операторы переглянулись и, схватив нужную аппаратуру, рванули из павильона. Снимать интересное событие. Потом продать можно.
Режиссер бежал за ними, проклиная предательство сотрудников. С этими проклятиями и пропал.
Немного подождали, прислушиваясь.
– Что это? – спросила Даша. – Почему они не возвращаются?
– Наверное, авария, боюсь, серьезная. Странно, что свет не погас, ума не приложу, помилуй бог, – с неожиданно сильным армянским акцентом сказала Манила Ашуговна, и, подхватив своего бегемота, тоже исчезла.
Некоторое время стояла тишина.
Даша ухитрилась подлезть под юбку, стараясь выбраться из тяжелого узла скрученных проводов.
Вдруг они услышали – открылась дверь. Даша крепко вцепилась в Михаила. Они замерли. Командирский голос произнес:
– А здесь у них чего?
На груде реквизита сидела забытая Чита и таращила глазенки.
– Херня какая-то, – сказал молодой голос.
– Никого, – констатировал командирский голос.
Наступила пауза. Раздался выстрел. Уходя, пальнули в Читу. Шаги удалились.
Михаил и Даша сидели как приклеенные друг к другу, не шевелясь. Вдруг по его брюкам потекла струйка. Михаил подумал: кровь?
– Они ушли, – сказал Даше прямо в ухо, – идем.
Даша застонала. Она описалась от страха. У нее был шок. Говорить не могла.
Михаил разодрал провода и выпростал из-под юбки Дашу. Она молчала. Он взял ее за руку:
– Идем!
Даша не шевельнулась. Крепким мужским движением Михаил встряхнул девушку. Она встала на ноги.
– Быстро, – приказал он.
Она пошла за ним бездумно, на автомате. Уходя, вцепилась в Читу.
Михаил отобрал ненужную вещь, и они двинулись к дверям павильона.
Все здание телецентра было в темноте. Знаменитые километровые коридоры, воспетые во многих телепередачах, терялись где-то в бесконечности.
Он вел ее наугад – много лет работы в этом пространстве давали ему хоть приблизительное представление – он искал лестницу. Даша шла покорно, больно вцепившись ногтями в его ладонь.
Где-то стреляли. Совсем далеко терялись в бесконечности отголоски города, удивляли своей будничностью.
Михаил провел свободной рукой, стараясь дотянуться до стены. Но стены не было – они шли в черной дыре.
– Почему так темно? – спросила ожившая Даша.
– Коридор. Окон нет.
И в этот момент, шаря рукой вокруг себя, он наткнулся на что-то живое.
– Кто это?
Сильный армянский акцент ответил:
– Не ходи дальше, там Кирилл лежит.
– Манила, ты? Что происходит?
– Я зажигалку зажгла, а там Кирилл лежит.
– Где?
– Не ходи. Ты с кем?
– С Дашей. Он живой?
– Кто?
– Кирилл.
– Не знаю.
– Идем – покажешь. Зажигай свою зажигалку.
Манила осветила себя. В одной руке зажигалка, в другой Проша.
Пошли гуськом.
– Тут должна быть лестница, а ее нет.
– Это двенадцатый этаж, она дальше.
Кирилл лежал неподвижно.
– Живой? – спросила Манила. – Кирилл, вы живой?
Молчание. Всем хотелось, чтобы он ответил, а не молчал. Ну сказал бы хоть что-нибудь. Но он молчал.
Даша наклонилась над неподвижным ассистентом и стала неразборчиво что-то лепетать и целовать – она знала свою силу, и ее очень высокий покровитель так и говорил ей: «Дашка, ты мертвого подымешь». Но мертвый не слышал и не знал, что первая красавица нового телевидения целовала его, он не дышал.
Михаил опустился на колени, прислушиваясь, есть ли дыхание, но дыхания не было. Взъерошенные волосы были в чем-то черном.
Опять выстрелы в удалении. Манила случайно ткнулась в стену, оказалась дверь. И она открылась. Чей-то кабинет. Вошли и при свете луны разглядели следы бегства – на полу бумаги, стулья перевернуты.
В окне виднелась мирная московская жизнь – горели огни, по Королева шел троллейбус, ярким светом сияли магазины. Господи, а что же произошло в телецентре?
Манила подняла трубку – телефон молчал. Пошарили в ящиках, нашли коробок спичек. Пошли дальше.
Лестница возникла внезапно, освещенная улицей. Пошли вниз и двумя этажами ниже нагнали несколько человек, неуверенно нащупывающих ступеньки.
– Я вспомнил, куда идти, – неожиданно уверенным голосом заявил Михаил.
И люди пошли за ним.
Михаил интуитивно нащупал правильное направление. Это был запасной, скрытый от любопытных глаз ход, который ему когда-то показал знакомый охранник со словами: «Надо будет от органов линять, пригодится, меня вспомнишь».
Линять от органов – казалось смешно в 93-м году в свободной стране. Атавизм просто.
А захват телецентра – не атавизм, не средневековый махровый атавизм? Двадцать первый век на носу, дорогие господа! Вы что?
С такими мыслями Михаил вывел людей из здания в глухой заброшенный проулок, от которого прямая аллея вела к метро «ВДНХ».
Бежать к метро пришлось, пригибаясь, – с соседних крыш постреливали снайперы, не очень разбираясь, что за люди возникли в аллее Космонавтов – то ли агрессоры, то ли случайные прохожие.
В метро вбежали, задыхаясь. На них оглядывались, недоумевая, куда они спешат.
Телецентр был блокирован, радио молчало, отдельные выстрелы казались шутихами бесконечного количества салютов, которые были в тот год особенно популярны – ни один юбилей, ни один «корпоратив» (новое словечко) не обходился без достаточного запаса веселых взрывпакетов, от которых впадали в истерику бедные животные Уголка Дурова.
Дома его ждал Моня. Он был обижен, что его обманули с зоопарком. Пообещали и обманули. «Такое не прощается», – думал Моня, он был просто оскорблен.
Михаил нашел чекушку и, ломая ногти, отковырял советского вида козырек. Мелькнула мысль: «А откуда водка? Вроде не было». Крупно глотая, выпил.
Моня ныл и ныл. Потом залез в карман Михаила и вытащил оттуда простреленную Читу. Чите Михаил удивился меньше, чем чекушке.
А ведь Чита их спасла. Но такая ерунда никогда не приходит в голову человеку, уцелевшему над пропастью.
Как ни странно, но все очень быстро забылось – коротка память, и новые артисты продолжили съемки любимого «Утречка», а Михаил к этому времени уже отдыхал у Мертвого моря, местные новости заменяли отечественные и казались более серьезными, основательными, да и Паркинсон не давал скучать. Стремительно приближалось новое тысячелетие, от которого почему-то все ждали сплошного счастья, мирного неба и никаких болезней.
Чтоб я так жил!
Марсельеза
Костик проснулся от крика матери, от которого она сама тоже проснулась.
– Ты слышал, – сказала она сыну, увидев его лысую голову со вздыбленной бородой, – кто-то кричал женским голосом.
Костик деликатно промолчал, ему неловко было сказать больной матери, что это ее крик.
– Нет, ты слышал? Такой мерзкий голос.
От болезни и бесконечной химии мать говорила почти в мужском регистре. Когда звонили не знающие ее хорошо люди, они сразу бросали трубку, думая, что не туда попали.
– Ты не мог не слышать, здесь кто-то был. Проверь замки.