аясь к лейтенанту: «Ну, пошли в водолазный отсек. Вы мне пальцем всё покажете и ещё раз, подробно, всё, что здесь наговорили, расскажите. А мы уж разберемся, дурь это, или дело, стоящее».
В четвертом отсеке было тихо. Лишь из динамика водолазной телефонной станции доносился звук мерного дыхания находящихся за бортом водолазов, да часы, закреплённые на барокамере, громко отстукивали секунды водолазного спуска.
– Ну, лейтенант докладывайте!? – Рявкнул командир. От этого возгласа дрема, царившая в отсеке, мгновенно испарилась. В кислородной выгородке застучал кислородный насос, внизу зазвенели гаечными ключами трюмные, а лейтенант начал свой доклад, получивший в последствии признание не только командира, но и старшего лейтенанта Нюка.
Командир утвердил предложение об одновременной работе двумя тройками, однако страхующего водолаза решено не выпускать за борт, а держать приемно-выходном отсеке правого борта в двухминутной готовности к спуску под воду и не в автономном акваланге, а в водолазном снаряжении с подачей воздуха из лодки. Просчитав, на сколько это возможно, дальнейшие действия подводников, Василий Иванович дал команду: временем начала ввода в работу второй тройки водолазов и дополнительного страхующего считать время начала закрытия крышки торпедного аппарата спасаемыми подводниками. Немедленная готовность к работе, через 5 минут после означенного времени.
В 12 часов 10 минут, лейтенант Петрович, окончив подготовку линии подачи воздуха и телефонной связи с дополнительным страхующим водолазом, заступил на вахту командира водолазного спуска. И вновь время потянулось медленно и постепенно. В 12 часов 30 минут, водолазы предыдущей тройки вышли из барокамеры, окончив декомпрессию, и отправились спать по кубрикам. И вновь тишина. От желания уснуть спасал большой пятилитровый алюминиевый чайник с крепким, сладким кофе. Дабы хоть чем-нибуть занять рабочего водолаза, Петрович дал ему команду зачищать ножом от краски и ржавчины пятна на легком корпусе затонувшей лодки вблизи крышки торпедного аппарата, для подсоединения обратного кабеля подводной электрокислородной резки. И хоть занятие это было ненужным и бесполезным с точки зрения спасательных работ, все же оно не давало водолазу на корпусе ни уснуть, ни замерзнуть. В 14 часов 50 минут обстановка на водолазных постах оживилась, начала подготовку к спуску очередная тройка водолазов. В 15 часа 10 минут, отработавшая тройка водолазов сменилась и ушла на декомпрессию. И вновь рабочий водолаз начал чистить ножом легкий корпус затонувшей подводной лодки, страхующий водолаз жаловался на жизнь, стоя у водолазной ниши, водолаз обеспечивающий, нахально дремать в приемно-выходном отсеке, периодически стукаясь носом о зажатые в руках шланг-кабели рабочего и страхующего водолазов.
В 16 часов на среднюю платформу водолазного отсека прибыл командир. Выслушав доклад командира водолазного спуска лейтенанта Петровича по ходу выполнения работ, он молча осмотрел лица командира спуска и водолазного врача, проворчал: «Ну, блин! Мы так дослужимся!» и вызвал по «Каштану» старшего помощника, находившегося в Центральном.
– Сергей Иванович! Пришли-ка в водолазный отсек начмеда. И пусть он ту фигню захватит, для бессонницы которая, ну, которой он нас с тобой кормил. А то у водолазов глаза красные, как у мартышек задницы! Сейчас упадут и уснут! Как я их потом будить буду!
– Василий Иванович! Я начмеда пятнадцать минут назад спать отправил.
– Ну ладно, пусть спит, – ответил командир и озабоченно посмотрел на вахтенного водолазного врача.
– Вы все поняли? Товарищ старший лейтенант медицинской службы!?
– Так точно! – Ответил доктор.
– Ну тогда вперед! Здесь командир спуска за Вас декомпрессией покомандует.
И уже вслед убегающему доктору:
– Эту фигню из группы «А» Вам с лейтенантом Петровичем, а вахтенным матросам по пригоршне витаминов! И быстрее! Доктор!»
Доктор вернулся через пять минут, принеся две большие белые таблетки и банку драже аскорбиновой кислоты.
Надо отдать должное чудесам медицины. Минут через 15 п осле того как таблетка была проглочена и запита холодным кофе, Петрович ощутил существенный прилив сил. Спать уже не хотелось, мысли перестали путаться, а спина ныть. И хотя подводники, находящиеся в корпусе затонувшей подводной лодки, так и не закрыли наружную крышку наполненного спасательным имуществом торпедного аппарата, всё вокруг перестало казаться тревожным и пугающим.
Без четверти семнадцать новая тройка прибыла на среднюю платформу и приступила к подготовке к спуску водолазного снаряжения, а в семнадцать прибыл не выспавшийся и от того обиженный на весь свет старший лейтенант Нюк. В 17 часов 10 минут водолазы, находившиеся под водой сменились и пошли на декомпрессию. Петрович тоже сменился с вахты командира водолазного спуска и с полчаса полазив по системам водолазного комплекса, проверяя исправность своего заведования, отправился в свою каюту с мыслью поспать часа четыре. Однако, мысль эта оказалась неисполнимой. Хитрая докторская таблетка для бессонницы добросовестно исполняла своё предназначение и отгоняла сон напрочь. Немного поворочавшись на койке и поняв тщетность своих попыток уснуть, Петрович отправился на камбуз, не без оснований надеясь найти там чего-нибудь поесть. Ещё сутки назад командир распорядился в целях экономии электроэнергии снять питание с камбуза. Теперь горячим подавались только чай и кофе. Моряки питались консервами. Ужин должен был наступить в 18 часов 30 минут, а есть хотелось так, как будто обеда не было совсем.
Ах, камбуз! Самое уютное и душистое место на корабле! Недаром в незапамятные времена появилась самая мудрая из флотских поговорок: «Держись дальше от начальства и ближе к камбузу!»
Быстро съев банку тушёнки, и не ощутив после этого никакой умиротворённости, лейтенант выпросил у дежурного кока половину батона и приступил к изготовлению себе тюхи.
Тюха это не просто так! Тюха, это завтрак моряка-подводника, который не грех съесть и в ужин. Тюха, это когда на половину батона, на плоскую его сторону, намазывается толстым слоем сливочное масло, на масло приклеивается толстый ломоть сыра, а в мякише батона, со стороны надреза, прорезается большая выемка, куда заливается сгущенка ( молоко, сгущенное с сахаром), или мёд. После чего получившееся изделие съедается запиваемое чаем или кофе. Главное здесь, не испачкаться сгущенкой. А десерт получается весьма вкусный и питательный.
Однако насладиться ужином Петровичу не дали, срочно вызвали в водолазный отсек.
Находящийся у открытого торпедного аппарата №-3, в котором находилось загруженное туда спасательное имущество, водолаз доложил о доносящемся из корпуса лодки шуме льющейся воды и позвякивании, скорее всего гаечных ключей. Обеспокоенный командир «Ленка» примчался в водолазный отсек, он, как и все не понимал ситуации. С 10 часов утра подводники на все запросы водолазов стуком отвечают тремя ударами по корпусу. Этот сигнал означает «Выходим на поверхность. Принимайте.» Однако при этом, крышка торпедного аппарата оставалась открытой. Шумов, характерных для подготовки другого торпедного аппарата к шлюзованию водолаз не слышал. Время неумолимо шло вперёд, а подводники чего-то ждали. Кроме того, «Ленку» уже давно нужно было всплыть на поверхность для подзарядки своих аккумуляторных батарей. Командир уже дал команду перейти на аварийное освещение отсеков и обесточить камбуз, но работающее водолазное оборудование и гидроакустическая связь были весьма энергоемкими. Из доклада механика следовало, что через час из-за чрезмерного разряда, начнется самопроизвольная смена полюсов на элементах групп аккумуляторных батарей, а это неизбежные короткие замыкания и возгорания в аккумуляторных ямах. Здесь и до пожара недалеко. А подводники выходят малыми группами, да еще и не предупреждая! При таком раскладе последняя тройка выйдет суток через пять.
23 октября 1981 года, 18.20, ПЛ С-178.
В первом отсеке С-178 царила тишина. Самые «буйные» его уже покинули. Морякам хотелось верить, что вышедшие на поверхность живы и здоровы, и сейчас пьют горячий сладкий чай где-нибудь в столовой на каком-нибудь из спасательных судов. Им очень хотелось в это верить. В действительности оно и было примерно так, только моряки об этом ничего не знали. На лицах отображались самые упаднические мысли. Да, снаружи по корпусу продолжали стучать водолазы, но о чем они стучат? Может быть о том, что ни один из покинувших отсек не дошел до поверхности, о том, что все погибли. А может наоборот, о том, что все вышедшие живы. Пойди, разберись!
Старший помощник лихорадочно думал: как поднять боевой дух, каким образом вдохновить моряков на последний рывок, рывок к поверхности. Среди кромешного мрака и холода, в атмосфере дурманящего сознание углекислого газа, в тусклом свете фонарей он вдруг увидел вместо лиц своих бодрых, смешливых, иногда шкодливых матросов, совершенно незнакомые лица, лица смертельно уставших людей, людей, утративших веру, людей, которым по большому счету уже все равно: жить или умереть.
Решение пришло. Старпом вспомнил, что где-то во втором отсеке оставил большой пакет со значками «Мастер Военного Дела» и «Отличник СА и ВМФ». В боковом кармане его кителя лежала большая гербовая корабельная печать. Он решил прямо сейчас, прямо здесь провести награждение матросов значками, а также присвоить им очередные воинские звания, в пределах своей компетенции разумеется!
Найдя пакет со значками и попросив механика посветить, он начал по одному вызывать к себе матросов и перечисляя заслуги каждого, а чаще на ходу их придумывая, награждать. Моряки зашевелились. Раздались сначала удивленные, затем радостные возгласы! А старпом тоном приказа вызывал и вызывал к себе очередных матросов, награждал, делал запись в военном билете и удостоверял её, ставя гербовую корабельную печать.
Когда все были награждены и записи об этом сделаны, как-то само собой пришло время готовить отсек и спасательное снаряжение к осуществлению самостоятельного выход а на поверхность.