Роскошь того, что стало происходить, поражала, впечатляла непредставимой запредельностью и выбрасывала в другую вселенную.
При свете дня, под душем или за кухонным столом? Пожалуйста. В том числе на столе, под столом и вместо стола. Вызвать подзуживающие голограммы? Да пожалуйста же. Притвориться маленькой шалуньей, которую надо отшлепать? Извольте. И не жалейте сил, господин, потому что она провинилась очень сильно. Измазаться кремом, чтобы партнер слизал, или для той же концовки вымазать партнера? Пожалуйста и еще раз пожалуйста. А еще лучше — вываляться в вязкой сладости вдвоем. И отмываться тоже вдвоем. При этом можно сыграть роли колонизатора и дикарки, принцессы и вора или другой эротически притягательной пары. Все, на что хватит смелости и воображения — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Но кого же Мира представляла напарником в этих играх — реального партнера или виртуального?
Второй принцип гласил: «Смывай грязь мыслей и поступков с себя и других». Это вполне по силам. Особенно, если хватает тех и других. Когда казалось, что нервы порвутся, а мозги вскипят, на помощь приходил четвертый принцип об усиливающих преградах.
Как говорит древняя мудрость, все хорошо, что хорошо кончается. А еще — что все к лучшему. Так и должно быть. Иначе — только повеситься.
Девятый принцип: «Не останавливайся на избранном пути».
Вот на этом и остановимся.
Глава 11А счастье рядом
Когда Мира куда-нибудь отлучалась, Сергей вызывал на стену картину «А счастье рядом» и… любовался? Нет. Бесконечно изводил себя, глядя на переданные рукой соперника безысходность и затаенную чувственность. Раньше, забивая остальное, на первый план выходила обреченность: до крови прикушенные губы, грызущие изнутри сомнения, нарисованное позой и взглядом отчаяние… Безумная тоска по несостоявшемуся уносила вдаль, к человеку, который ждет где-то.
Где-то?! С недавних пор смысл толковался по-другому. Вик самоустранился. Навсегда ли — покажет время, но после того, как запечатлел Миру для новой картины, он просто ушел из их жизни. И даже пожелал счастья. Изображение кричало о немыслимом потрясении — от осознания обиды, что жизнь прошла мимо.
А счастье — рядом. Художник глядел настолько глубоко, что творение сказало больше, чем хотелось творцу. Счастьем, которое рядом, оказался Сергей. Мира еще не поняла это, но каждый день, прожитый вместе, приближал к пониманию.
Однажды Сергей собрался с духом и набрал номер Вика. Тот ответил мгновенно:
— Что-то с Мирой?
— С ней все хорошо. Я хотел узнать — картина «Счастье рядом» продается?
— Нет.
Сергей отключился. Каждое лишнее слово резало обоих по живому. Кроме товарных отношений обсуждать было нечего, а от продажи Вик сразу отказался. Искать варианты, настаивать или, тем более, вымаливать Сергей не собирался. По большому счету, он сейчас победитель, а Вик — проигравший. Так ситуация выглядит снаружи. Пусть так и остается.
Взор продолжала радовать репродукция. И оригинал, с которого картина писалась.
Поведение Миры постепенно менялось. Первоначальный запал, вызванный адреналином и взбудораженными, но не оправдавшимися надеждами, сошел на нет. Мира стала, как говорят про такое состояние, «шелковой и пушистой», в отношениях иногда прорывалась душевность. Ее ответные порывы — пусть даже благодарные, а не страстные, но по-своему тоже страстные, случались все чаще. Казалось, что жизнь меняется в лучшую сторону.
Именно, что казалось. Литература и психология, подкрепленные тысячами конкретных историй прошлого, свидетельствовали: резко изменившийся человек, как правило, оставался тем же, просто для окружающих надевал маску. Некие причины заставляли его играть роль.
Неискренность — худшее, что ждет живущих вместе людей.
Так, соглашаясь с авторитетами, Сергей думал раньше. Сейчас то, что происходило, устраивало его больше, чем расставание. Он все понял и принял. И не лез в душу партнерши с глупыми вопросами или требованиями «поговорить». Наоборот, он боялся такого разговора. Пусть весь мир думает, что отношения катятся под откос. Никто не знает, куда они катятся по-настоящему и что находится там, под откосом. На самом деле это может оказаться трамплин в небеса.
И пусть даже не в небо, а в пропасть. Пусть. Разницы нет. Если вместе — для Сергея это все равно было счастьем.
Девятый принцип: не останавливаться на избранном пути. Чудеса случаются, а время лечит, поэтому невозможное — возможно. Откос однажды кончится, он просто обязан оказаться трамплином, иначе — зачем все?
Душа Миры принадлежала Вику, и Сергей завидовал. Завидовал страшно. Иногда, чтобы утихомирить боль в груди, хотелось убить. Первый порыв — убить соперника. Второй — не понимавшую своего счастья партнершу. Третий — многострадального себя. Приходилось принудительно успокаиваться, вспоминать принципы, подавлять гневные импульсы аутотренингом, пока физические показатели не зашкалили настолько, чтобы выйти в красный сектор. Комиссия по здоровью следила за перекосами в состоянии членов общества. Столетиями покушение на чужую жизнь оставалось чрезвычайным происшествием, так было и так будет, потому что с насилием человечество старалось бороться превентивно. Всегда проще не допустить, чем расхлебывать последствия.
«Будь чист, как вода». Легко сказать. А если все бурлит и клокочет?
Но оставалось кое-что, лившееся бальзамом на открытую рану. Единственный луч света во мраке. Вик похитил душу партнерши, а реальная Мира принадлежала Сергею. Можно не сомневаться, что Вик завидовал больше. На его месте Сергей мечтал бы поменяться.
Понимание этого грело душу.
Вскоре все вновь пошло кувырком. Мира полюбила гулять. «Гулять» — брал про себя в кавычки Сергей. Мира оправдывалась, что ей нужно побыть одной. Возражать было бессмысленно, к тому же, ночи после ее возвращения дарили радость, в суматохе активной возни иногда прорывалась душа, и лучше этого на свете не было ничего. Сергей радовался: это — первая ласточка осознания Мирой реальности.
А вскоре произошло нечто, показавшее, что все вышесказанное — несусветная глупость. Не было никаких ласточек и прочих животных из преданий, слухи о которых дошли из старины глубокой. Все оказалось проще, и было оно непредставимо гнусным и гадостным.
Это случилось незадолго до перехода на очное обучение. Как обычно, Мира вышла прогуляться. На этот раз она пошла наверх.
Там за ней прилетел роботакс. Не пустой, в нем кто-то был. Мира поднялась внутрь, прозрачная кабина закрылась, аппарат взлетел.
Сергей, как обычно, следил через спутник. Он не чувствовал себя спокойно, когда Мира уходила куда-то одна. Следить — неэтично, но Калимагадан — опасная планета, минута промедления часто решала все.
Так Сергей оправдывался перед собой. Мира назвала бы его действия другими словами. Но она не ни о чем не подозревала.
Роботакс покружил в небе и вернулся. Вскоре Мира пришла домой. Она выглядела задумчивой, щеки горели морозным румянцем.
В груди Сергея так пылало, что если бы Мира оказалась в состоянии выйти из своих грез, она заметила бы даже запах горелого мяса. Это жарилось на медленном огне сердце Сергея.
К чему приведет выяснение отношений? Мира уйдет. Значит, нужно молчать. И он молчал.
На следующий день все повторилось. Кроме цели полета. На этот раз вместо катания роботакс быстро унесся по указанному ему адресу. Он доставил двух пассажиров на станцию «Северный полюс». Через пять минут оранжевая метка, обозначавшая Миру, с прежним спутником на снегоходе отправилась дальше на север, в зону аномалий, куда на летающем транспорте не добраться.
Всплыло детское воспоминание, как приезжали туда с папой. И о том, как Сергей купался в теплой полынье. И как мечтал однажды приехать туда с Мирой.
В эту минуту его мечты «сбывал» другой. В неописуемой красоте, с обжигающим морозом и чудодейственной водой.
Чтобы купаться, нужно раздеться. Купальник у Миры был, и сейчас он лежал дома на полке. Сергей проверил.
Из-за бессильно откинувшейся спины стул пару секунд скрипел в непонимании и, придя к собственным выводам, трансформировался в лежак, отчего пришлось возвращать его в вертикальное положение. Движение возврата вышло излишне резким, стулу ничего, а ушиб руки присоединился к общему пришибленному состоянию. Болело все. От опухшей ладони до порванной в клочья души.
Погода благоприятствовала, над северным полушарием было светло и безоблачно. За одним исключением. Дымное озеро не позволяло разглядеть подробности, происходившее там скрывал пар.
Маячок местонахождения из оранжевого превратился в ярко-красный. Рядом горел второй маячок. Очень рядом. Тоже красный. Значит, обладатели тулупов сняли тулупы. На морозе. Рядом с теплой водичкой. Без купальников. Ведь если этого предмета одежды нет у одного — зачем он второму?
Если б логика была живой, Сергей придушил бы ее на месте — здесь и сейчас, самым изуверским способом. Он ненавидел логику.
Но с логикой, как ее ни отрицай, все же не поспоришь.
Мелкие штрихи, обозначавшие Миру и кого-то второго, о ком не хотелось думать, приблизились друг к другу и практически слились в один.
Сергей поднялся, ноги сделали несколько бессмысленных шагов взад-вперед.
Вмешаться? Вызвать по связи и сказать, что он все знает?
Что это даст?
Разрушить легко. Если действовать, то делать что-то такое, что пойдет на пользу.
Что есть польза после того, что он видел собственными глазами?
Все мысли — только о разрушении. Так нельзя. Опасно. При достижении организмом критичного состояния техника доложит комиссии по здоровью, случится расследование, и то, о чем сейчас знают трое, станет известно всем.
Нужно отвлечься.
Вдох-выдох. Медленно поднять руки, напрячь мышцы, затем расслабить …
Отводимый взор упорно возвращался к совмещенным огненным рискам на экране.
Мира вернулась через два часа. Она казалась счастливой. Сказала, что устала, и легла спать.