Он ей ничего не сказал. И никому не сказал.
Он глядел Мире в лицо и натянуто улыбался.
Она видела, что он не в себе. Видела фальшь. Но в ней тоже что-то изменилось, и она не хотела бессмысленных разбирательств.
Жизнь продолжалась.
Отныне Мира спала одетой в пижаму. На шее появилась цепочка — тонкая, длинная, золотая. Подарок Вика.
И партнерша не стесняется носить чужой подарок при партнере. Выводы сделает даже ребенок.
Сердце брызгало кровью. Любовь смешалась с ненавистью. Следующей ночью Сергей потянулся руками к отвернувшемуся от него телу. На душу он не претендовал, но тело — оно здесь, с ним, и партнерских прав никто не отменял.
Мира покорно расслабилась и даже подалась навстречу.
Ему разрешили все.
А теперь ему и не требовалось разрешение. Вожделение и отвращение — две крайности шкалы, которая вдруг согнулась в кольцо и замкнула одно на другое.
Первый принцип: будь чист, как вода.
Вода стала мутной. Мира принесла в дом грязь. Одно дело — пить из чистого родника, другое — из лужи, где топтались другие. Мерзкое ощущение. Хотелось придушить тонкую шею под золотыми волосами. Хотелось наставить синяков на нежную кожу, заломать руки, разодрать сладкую мякоть.
И просто хотелось. И было не остановить.
Мира не реагировала. Ее душа была далеко. Тело — в узорном кольце чужого подарка.
Пусть душа отсутствовала, но вместо нее внутри был Сергей. Крушил, бил, рвал и метал. Он — хозяин. Партнер. Заместитель души в ее отсутствие. Убегает к другому — пусть возвращается в дымящиеся руины.
Мира молчала, воспринимала как должное. Раскаивалась, что ли, и таким странным образом просила прощения? Или не замечала? Отрешилась, ушла в себя, предалась воспоминаниям о другом…
Сергей делал все, чтоб не заметить было невозможно.
Догадалась ли она, что это послание, что он так показывает, что — знает?
Неизвестно. В ответ — ни отклика, ни слова, ни вздоха, ни стона. Ни-че-го.
Наверное, догадалась.
Второй принцип: смывай грязь мыслей и поступков с себя и других. Третий: действуй сам, и заставишь действовать других. Четвертый: преграды, что встают на пути, усиливают тебя.
Истина — в этом. И в этом — будущее.
Если Мира захочет уйти — уйдет. Но ведь не бросает. Вряд ли боится штрафов или потери репутации. Ей плевать на молву и комиссаров. Как и Сергею.
Но она с ним. Все еще с ним. Значит, есть надежда.
И все же… Слон по-прежнему находился в комнате. Даже подрос. Занял всю комнату и улегся в кровати.
Оба молчали и делали вид, что ничего не происходит.
Сергея это устраивало.
Вик больше не появлялся, а у Миры появились новые подруги. Две женщины — спокойные, рассудительные, возрастом старше Миры. Познакомились они в инфомире. Одна жила неподалеку, вторая — в соседнем поселке, куда вел длинный тоннель. Выбираться наверх не требовалось. Они часто бродили втроем по коридорам, о чем-то разговаривали. О чем? Сергей не постеснялся подслушать. Сначала бросило в жар, захотелось биться головой о стену и реветь во все горло.
Говорили о любви.
Как почти сразу выяснилось — не о той. Наполнение слова «любовь» оказалось шире, чем представлялось, у нее нашлись разновидности. Женщины объясняли Мире суть и тонкости некоего суеверия, она заинтересованно слушала. Любовь, о которой шла речь, была к мифическому творцу миров и ко всему человечеству. Древняя религия. Не верилось, что об этом можно говорить серьезно. Тем не менее, говорилось.
Как ни странно, Сергей обрадовался. Пусть Мира дружит хоть с чертом из древних поверий, это лучше, чем Вик.
И все же…
Наука давно отринула мистику во всех ее проявлениях. Любой уверовавший в нечто непознаваемое переставал быть знающим. Для окружающих он из разряда нормальных автоматически переходил в свихнувшиеся и, в зависимости от тяжести заболевания, вызывал жалость либо необходимость помещения в специальные учреждения. Комиссия по здоровью не оставляла такие случаи без внимания, история показывала немало примеров, чем заканчивалось попустительство мистическим идеям. Переболеть суевериями — не проблема, хотя бы раз в жизни о них задумывался каждый, но серьезная болезнь каралась ограждением от общества или изъятием из него. За нынешний комфорт человечество заплатило слишком высокую цену. Психически больные, жаждавшие вернуть мир во мрак Средневековья, становились врагами каждому, кто жил по совести. Общее счастье ковалось десятым принципом: капля не может ничего, поток — все.
И все же Сергей радовался, что Мира увлеклась древней религией. Вера в Бога запрещала измены. Возможно, именно измена подтолкнула Миру на этот странный путь, но, как известно, все хорошо, что хорошо кончается. Боль пройдет. Мира останется. Больше ничего не нужно.
Во всяком случае, больше ни с кем наедине Мира никуда не летала. И это была победа. Сергей победил смирением — одной из главных добродетелей суеверия, в которое с головой погрузилась партнерша.
Однажды, в постели, когда отвернувшийся от Миры Сергей почти засыпал, донесся ее голос:
— Мы говорим слово «душа» не задумываясь, не вникая, что это означает. Как по-твоему, что есть душа?
Сергей откинулся на спину.
— Это разговорный термин, он означает совокупность чувств, особенностей личности и внутреннего мира человека. А по-твоему?
— Душа — бессмертная сущность.
Ответ, честно говоря, покоробил.
— Серьезно? Может быть, ты веришь в рай и ад? В облака, где до скончания веков вместе с другими праведниками будешь славить создателя, — Сергей едва подавил усмешку, — и в сковородки, на которых черти изжарят твою бестелесную душу, если сочтут, что облаков она недостойна?
— Жарить можно и бестелесную душу, а славить Создателя — это тоже может быть раем. Ты не понимаешь, о чем говоришь, ты мыслишь внушенными стереотипами. Ад есть, это место для душ, которые выбрали жить без света. Бог просто подвинулся, чтобы у таких тоже было свое место для вечной жизни. Нельзя спасти нас вопреки нашей воле.
— Если люди грешат, то получается, что создавший их творец не всемогущ? Или мы — результат ошибки?
— Люди грешат, потому что созданы свободными.
— То есть, Бог разрешает зло?
— Он не запрещает делать зло.
— Значит, разрешает?
— Нет. Дает свободу.
На языке крутился едкий логически обоснованный ответ, но разговоры о свободе были опасны. Обретенная внутренняя свобода может вновь толкнуть Миру к непоправимым поступкам. Сейчас она о настоящей свободе, кажется, не задумывается. Вот и не надо.
Вместо разгрома предыдущей несуразности Сергей вытащил на свет следующую:
— Почему твой Бог так строг с грешниками? Он же милосерден.
— Он не хочет ничьей гибели, выбравшие грех погибают сами. Ад закрыт не снаружи, а изнутри.
Красиво сказано. Можно поспорить, но не нужно, и так слов сказано больше, чем за неделю перед этим. И все без толку.
Он хотел отвернуться, но Мира продолжила:
— Добавлю про свободу. Свобода, ставшая над любовью, уничтожает человека. «Всякий делающий грех есть раб греха».
Сергей поморщился — он не любил слова «грех» и «раб», это были пережитки прошлого, от смысла и духа которых давно избавились. Теперь они вызывали отторжение.
— Древние формулировки меня не трогают, — сказал он, — эти фразы кажутся мудрыми и сильными, но только кажутся, потому что выхолощены теми, кто говорил одно, а под этим соусом делал другое. Кстати, хочу спросить: насколько я слышал, твоя религия подразумевает конец света. Это правда?
— Да, нынешний мир кончится, он преобразится в нетленный.
— И все воскреснут? Тогда еще вопрос: те, кто умер — где они сейчас?
— Души праведных до всеобщего воскресения пребывают в свете, покое и предвосхищении вечного блаженства. Души грешников — в неприглядном месте, о котором мы уже говорили.
И это слова взрослого человека?
Грустно и смешно. «Может ли Бог создать такой камень, который не сможет поднять?» — одним этим доводом версия о всемогущем творце разбивалась вдребезги. К сожалению, у верующего логика отключается.
Сергей усмехнулся: а ведь совсем недавно он ненавидел логику. Сейчас они с ней играли на одной стороне поля. Логика — единственное оружие против слепой веры.
— Разве наука не доказала что Бог, вечная жизнь, ад и рай не существуют? — попробовал втолковать Сергей.
Мира резко обернулась:
— Не только не доказала, но и не сможет этого сделать. Наука и религия — это как километр и килограмм, каждая описывает жизнь, но занимается одной ее конкретной стороной. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не опровергать друг друга. В вопросе о подлинно сущем наука для начала обязана правдоподобно доказать существование этого сущего, как-то объяснить бытие бытия. Для этого нужно убедиться в достоверности познавательных способностей человека, доказать, что мышление способно адекватно воспринять реальность, то есть, что человек сможет познать себя через свое же мышление. Это логический капкан. Круг замкнулся. Научное мировоззрение выражено тотальным сомнением, но сомнение, призванное возвести науку в достоверное знание, вывело ее неспособность сказать что-то достоверное о самом главном.
Сергей давно пожалел о своем вопросе, лучше бы промолчал. Увы, Миру было уже не остановить:
— Наука не доказывает истину, она строит модели. Возьмем природу света. Часть свойств рассматривается как частицы, которые несутся в пространстве с огромной скоростью, другая часть объясняется моделью волн в энергетическом поле, и одна модель противоречит другой. С точки зрения логики они взаимоисключают друг друга, но вместе дают описание природы света. «Истина есть полезная фикция» — говорят ученые. Именно ученые, а не их идейные противники. Можешь проверить в инфомире.
— Проверять не буду, а в целом — не соглашусь, — все же ответил Сергей, хотя не собирался поддерживать разговор, в котором одна из сторон не дружит с логикой. — Наука развивается, с каждым днем количество знаний растет…