Вызов последовал в самый неподходящий момент.
Амелия отпрянула.
Звонила Мира. Словно почувствовала. Соврать в ответе на вопрос «Ты где?» невозможно, она увидит все, а если не все, то по деталям восстановит и остальное.
И не ответить нельзя.
Взгляд пробежался вокруг почти в панике. Экраны инфомира светились везде — на и над вышками для ныряния, перед входом в парк и между растениями, они служили пояснительными табличками или показывали рекламу. Чтобы ответить на вызов, нужно переадресовать его на любой из ближайших дисплеев, изображение появится моментально, если, конечно, там нет запрета на трансляцию — как, например, во время общего просмотра, чтобы желающий с кем-то общаться не мешал остальным. Если же большого экрана рядом не оказывалось, приходилось разговаривать с миниатюрной наклейкой на запястье, расположенной на внешней стороне руки как древний хронометр.
Сергей выбрал этот вариант — в случившейся ситуации наиболее безопасный. Если повезет, Мира не заметит ни пляжа, ни игроков, ни ныряльщиков. Он встал, чтобы пляж остался спереди, хохочущие студентки слева, а издевательски улыбавшаяся Амелия справа внизу, поднял тыльную сторону запястья перед глазами и разрешил разговор.
Мира даже не глянула на задний фон, по которому легко определялось остальное. Она не глядела и в глаза. Лицо было бледным, взгляд сосредоточился на чем-то внутри себя. Мира просто не видела то, на что смотрела.
Только теперь, когда опасность миновала, Сергей смог думать. И вникать в то, что видел. Он видел невероятное. Пристегнутая Мира сидела в кресле роскошной яхты, ее волосы плавали в невесомости золотым облаком, за огромным иллюминатором сверкали россыпи звезд.
У него вырвалось гневное:
— Ты где?
— Мне понадобилось срочно уехать.
— На яхте? Сколько стоит такой полет?
— Меня согласились отвезти бесплатно. Так совпало.
— К нему?
Ярость куда-то пропала. Сердце остановилось.
Мира опустила взгляд.
— Да.
— Надолго?
— Как получится.
Вполне вероятно, «как получится» — это навсегда.
— Как же учеба?
— Я отправила заявление об академическом отпуске. Если не одобрят — отчислюсь. В комиссию по здоровью я тоже сообщила. Сказала, что по личным обстоятельствам прерываю партнерство. Я сделала это, потому что знаю тебя — ты мог взять вину на себя. Мне нужно было исключить такой поворот. Теперь все шишки посыплются по нужному адресу.
— Что посыплется?
— Это старинное выражение, ты такие любишь. «Яблоку негде упасть», «шишки посыплются», «красный, как арбуз», «за деревьями леса не видать»… Каждый раз приходится лезть в справочники, чтобы разобраться в подоплеке. И не всегда объяснение похоже на правду, часто приходится строить догадки, потому что около фразы стоит сноска с аббревиатурой «НФ» — «непереводимый фольклор».
Разговор ушел в сторону и потерял смысл. Главное сказано. Мира уходит к Вику. Случилось то, что должно было случиться. Даже странно, что это произошло лишь сейчас, через столько лет.
За удерживаемой на весу рукой с наклейкой-комуникатором, которая будто бы отказывалась от чего-то или защищала от кого-то страшного, поднялась и чуть склонила голову набок невидимая Мире нагая Мира номер два.
— Я правильно понимаю, — в глазах Амелии плясали бесовские искорки, — что искать другие варианты мне не нужно?
Глава 14И снова Амелия
Жизнь в Столице Сергею нравилась. Дни летели, учеба шла своим ходом, успешно и без напряга. Для окружающих ничего не изменилось. Некоторые сокурсники и соседи по ответвлению, возможно, даже не заметили подмены. Внешне партнерша Сергея осталась той же, другим стал только адрес. И еще накал отношений в их паре. Как бы ни старалась, Амелия не походила на Миру темпераментом и отношением к жизни. Понятие «жизнь» в оношении нее включало в себя все, от притязаний и претензий к партнеру до тем для разговоров, поскольку сакраментальное «О вкусах не спорят» — это не про Амелию. Вкус к жизни у нее был многообразный, если не сказать всеядный, и везде она до хрипоты и драки доказывала правоту именно своего подхода.
— О вкусах не спорят, за них убивают! — сформулировала однажды Амелия.
И попробовал бы кто-то возразить.
Зато фраза «Милый, у тебя безупречный вкус» могла прозвучать в самых диких обстоятельствах, от удачного, устроившего обоих, выбора еды или фасона одежды до финального аккорда в утехах.
Слово «отдых» отныне включало в себя активные развлечения на лоне природы и в других лонах, сидеть без дела Сергею Амелия не давала.
— Чтобы мужчина влип, — говорила она, — женщина должна быть мягкой и сладкой.
Ее редкое имя состояло из двух несбывшихся надежд. Папа хотел назвать дочку Амалией, маме нравилось дерзкое иноязычное «Амели». Как всегда, когда в войне нет выигравшего, так как проиграли обе стороны, победили, в конце концов, консенсус и компромисс. С тех пор тот и другой, то есть упомянутые консенсус с компромиссом, были определены Амелией виновными в начале всех дальнейших бед и стали личными врагами. Если она с чем-то соглашалась вопреки воле, то ненадолго. «Да» в спорной ситуации значило у нее «Нет, которое прозвучит чуть позже. Дайте собраться с силами, и тогда я покажу, куда вы можете засунуть свое „да“».
Комнату номер семь Сергей вернул институту, теперь там жили другие. Он переехал в комнату номер три. Время немного изменило Амелию, она стала чуть более спокойной и рассудительной, будто на нее повлиял принятый образ. В темноте иногда становилось жутко: казалось, это Мира страстно реагировала на ласки, с ревом и стонами выгибалась в полный круг, когда ласки достигали цели, царапалась, кричала и кусалась в экстазе, во сне закидывала на Сергея ноги, а не во сне любила, когда его ноги, руки и прочее как можно дольше оставалось в ее распоряжении. Мебель, сделанная из казавшихся вечными материалов, трещала, белье рвалось, в комнате не выветривался запах животной страсти. Также Амелия пристрастила Сергея к активным развлечениям на пляже: волейболу, борьбе, серфингу и нырянию с вышек. Постепенно сложилась компания из однокурсников, у которых были похожие интересы: пять парней и пять девушек, полный комплект для волейбола и достаточно соперников для остального. Амелия летала от счастья на невидимых крыльях: в большинстве случаев ее партнер оказывался лучшим, а в состязаниях «пара на пару» ему и ей не было равных.
Когда Вик позвонил, они только что вернулись домой — разгоряченные после партии в волейбол, где проигравших победители выбивали с площадки мячом, нарисовав на их телах мишени. Игра проходила в формате «мальчики против девочек», победили мальчики. Само собой, девочкам ощутимо досталось: наказание, как и игра, было честным, на силу мальчики никогда не жаловались, и с точностью у них все было в порядке. Мяч — легкий, сделан из мягкого пластика, он не только повреждений, он даже боли принести не может. Но сам факт унизительного стояния у всех на виду, когда поочередно в каждую прилетает смачно впечатывавшийся снаряд… Зрелище, как всегда, получилось веселым и забавным, вокруг собралось множество зрителей, они подбадривали победителей и громко радовались каждому попаданию.
Амелия злилась на проигрыш, все мысли были только о реванше. Ее одежда — легкое парео — полетела на пол, взгляд с ненавистью уставился на шорты Сергея: «Ну?!» В доме одежда была под запретом. Даже в особые женские дни — как большинство столичных жителей Амелия пользовалась достижениями боди-мода, решавшими проблему внутри организма без того, чтобы о них знал партнер.
Нежданный звонок заставил обоих срочно возвращать одежду на отведенное приличиями место. Иногда, если звонили свои, из компании, Амелия считала это излишним, но звонок с родной планеты требовал хотя бы формального порядка.
Как только имя вызывающего абонента высветилось, Амелия бросила со злостью:
— Что ему нужно?
Сергей пожал плечами. Краем глаза он проследил, как Амелия удалилась с прямой видимости, и некоторое время тупо разглядывал мигавший сигнал. Нужно ли отвечать? Чтобы поздравить с законным браком?
А если что-то случилось с Мирой?
— Да, — сказал он.
Смотреть в глаза не было сил, поэтому взгляд Сергея остановился в середине возникшей фигуры, на свисавшем на цепи желтом кресте. У Миры был похожий, только маленький. И цепь у нее была короче и тоньше.
— Здравствуй, Сергей. Тебе придет посылка. Пожалуйста, не отказывайся, просто прими. Это подарок.
Вик сменил образ. Не сразу осознавалось, что боди-мод ни при чем. Лицо стало другим из-за усов и бороды, а черная длиннополая одежда и крест на груди объяснили, что перед Сергеем на пластиковом табурете в пирамиде маяка сидит христианский священник — именно такой должен был крестить его, если бы Мира не сбежала.
Вот как повернулись дела. Чего только в жизни не бывает. Зато понятно, отчего у Миры случился заворот мозгов на почве религии. «Два сапога — пара», — говорили предки. Раньше скрытый смысл этого очевидного уравнения ускользал от сознания. Теперь все стало на места.
Хотелось казаться спокойным и равнодушным, но отрешиться от эмоций полностью не удалось, в интонации проскользнули пренебрежительные нотки:
— Мне не нужны подачки.
— Это картины, — сказал Вик. — В прошлом году мне сделали предупреждение, что если они будут демонстрироваться, то их уничтожат. А недавно стало известно, что «в связи с неадекватностью владельца» коллекцию постановили изъять. Ты же хотел купить одну? Я дарю тебе их все. Честно говоря, такие мне теперь и не нужны, они отвлекают и искушают, но уничтожить самому или позволить это другим… нет, рука не поднимается. Не так давно некоторые из моих картин стоили целое состояние, и однажды цена может вырасти снова. Но это не важно. Мне подумалось, что единственный человек, кого они, вот такие, сделают счастливым — это ты. Я подписал дарственную. Только не показывай их никому до специального разрешения, иначе история повторится. Может быть, хочешь поговорить с Мирой?