Сергей отключился.
У него едва не вырвалось «да». И что бы он сказал? «Прощаю, будь счастлива»?
— Что за картины? — Амелия вновь сбросила парео, но близко не подходила — осталась на расстоянии, будто Сергей чем-то заразился, и сначала следовало разобраться, насколько это опасно. — Только старые опусы или что-то новенькое?
Она знала, что Вик всегда рисовал Миру и только Миру. Даже если ее не было на картине, создавалось ощущение, что она там.
Сергей отмахнулся и стянул с себя шорты.
— Потом посмотрим.
— Не лучше ли отказаться? — Амелии не нравилось, что в доме появятся изображения конкурентки за душу партнера. — Ты же слышал, с картинами что-то не так. Нам не нужны проблемы.
— Дарственная подписана, посылка уже в пути.
Его решимость бросалась в глаза, и Амелия отстала. Выражение лица «Да, дорогой» подразумевало «Мы к этому еще вернемся».
Снова взяла жуть: лицо, почти копировавшее лицо Миры, выражало эмоцию, которой у настоящей Миры быть не могло.
В таких случаях Сергей поступал одинаково, партнерша уже знала эту особенность и ждала ее. Он хватал «Миру» и жестко наказывал за ненастоящесть. Скорее всего, Амелии нравились эти игры, так как она ни разу не пожаловалась, а лишь скалилась сладострастно, а потом ухмылялась, потирая вдрызг растерзанные красные выпуклости. Причем, она в долгу не оставалась, и затем опустошенно глотать воздух и перед выходом из дома заживлять царапины приходилось Сергею.
В темноте он иногда забывался, и в экстазе вылетало «Мира» вместо «Амелия». Партнерша в таких случаях делала вид, что не заметила ошибки.
Не заметить не могла, пусть даже в этот миг вопила, как недорезанное животное, или содрогалась со стонами. Значит, обижалась про себя.
А кто виноват? Сергей видел перед собой Миру, вот и «любил» Миру. И ненавидел. И всю скопившуюся за долгие годы любовь-ненависть выплескивал на ту, кто ее заменял. И это было здорово, потому что гнев терзал душу давно, но вымещать его на Мире было невозможно — она ушла бы намного раньше, сразу, как только он позволил бы себе лишнее.
Амелия в этом плане была просто находкой. «Лишнего» для нее не существовало, наоборот, ее ненасытные тело и фантазия становились все жаднее и требовательнее, им хотелось все больше и больше. Сергей даже подумывал: а не прибавить ли себе чего-нибудь с помощью боди-мода? Многие пары практиковали что-то такое — интимное, безумное, только для взаимного удовольствия. Амелия уже как-то намекала на это и, наверняка, обрадуется новому повороту в отношениях. В то же время некий червячок зудел в мозгу: «А вдруг Мира вернется, и что тогда?»
«Не вернется», — с горечью констатировал Сергей.
«А вдруг?» — настаивал внутренний голос.
«Она ушла совсем, ушла к тому, о ком грезила со школьной скамьи».
«На свете нет ничего постоянного, — не соглашалось подсознание. — Чудеса случаются, и ушедшие навсегда однажды навсегда же и возвращаются».
Верить хотелось, но не верилось. И все же рискованных экспериментов с внешностью Сергей сторонился. И без того с его яростной любовью-ненавистью и неукротимой фантазией партнерши грани человеческого естества стирались, ориентиры терялись, горизонты исчезали. В любви Амелия не признавала ограничений.
Как-то вечером Сергей с Амелией возвращались с гладиаторских боев — зрелища, на которое у Миры не хватило бы духу, а желание сходить туда никогда бы не возникло. В жестоком побоище кровь текла ручьями, летели отрубленные руки и ноги, и боль была настоящей — за что народ и любил эту пародию на древние бои. Пародию — поскольку побежденный не погибал, его уносили, и он восстанавливался, чтобы через несколько месяцев опять выйти на ринг.
— Сейчас везде говорят о том, что Вик нарисовал новую картину, — рассказала Амелия. — Шум стоит межзвездный, только об этом и слышно.
— И о чем же эта картина? — вяло поинтересовался Сергей.
Сердце забилось, но он не показывал вида. Тема была опасной. И зачем Амелия ее затронула?
— Он нарисовал плачущую женщину с мудрым ребенком на руках.
— Опять с лицом Миры?
Вик взялся за старое?
Амелия помотала золотыми локонами из стороны в сторону:
— Нет.
— Отчего же шум? — Дыхание восстановилось. — Что крамольного в женщине с ребенком?
— Она плачет по-настоящему. Никаких спецэффектов: ни виртуальной графики, ни оптических фокусов, все реально. Так утверждают те, кто видел. Картина как-то связана с древней религией, от этого все и взбаламутились. Сначала было невозможно проверить, почему изображение плачет, верующие несли круглосуточную вахту и чужих близко не подпускали. Но Вик сам отдал картину властям, а те умудрились уничтожить ее во время опытов. Слезы объявлены мистификацией, но люди не верят, а узнать правду теперь нельзя.
Сергея больше беспокоили те картины, которые Вик отправил ему. На них не было посторонних женщин и детей. На них была Мира. Или они дышали Мирой.
Посылки доставил беспилотник, автотележке пришлось делать два рейса. Амелия вскрыла первый пакет. На нее, как из кривого зеркало, глядела Мира — спокойная, в отличие от своей нервно дышавшей копии, задумчивая, мечтательная.
Ноздри Амелии вздулись, в прищуренных глазах сузились зрачки.
— Если повесишь это на стену, — ее голос лязгнул металлом, — жить будешь с ним.
«Или висеть рядом», — добавила ее поза, готовая разорвать на месте.
— Перестань выглядеть как другая, и я буду любить именно тебя, — ответил Сергей, — а не другую в тебе. Одиннадцатый принцип: «Всегда оставайся собой». Ты забыла про него, это сыграло с тобой злую шутку. Мне не нужна Мира или кто-то в ее образе. Сейчас мне нужна ты.
Ответ партнерше понравился, интонация сменилась:
— А что сделаешь с картинами?
— Отправлю в камеру хранения.
С этого дня Амелия начала возврат в прежний образ чернявого узколицего урагана в юбке. Сергей вздохнул с облегчением. Пока партнерша напоминала Миру, он жил как с сумасшедшем доме, сознание раздваивалось. Перед ним была вроде бы Мира, но фигура, если присмотреться — не та. И нюансы походки. И выражение глаз. Жесты. Мимика. Все не то. И при том — это она. Внешне.
Теперь стало проще. Амелия быстро превращалась опять в Амелию. Но…
Совершенно не хотелось благоговейно вдыхать аромат почерневших кудрей и с любовью накручивать их на палец. Их, как до того золотые локоны не той, с кем были мысли, Сергей с внезапной злостью скручивал в пучок, тянул вниз, опуская партнершу на колени или разворачивая к себе спиной, и «любил-ненавидел» с такой силой, что даже такая любительница остренького и горячего, как Амелия, заподозрила неладное.
— Сейчас ты любишь меня или ненавидишь ее? — спросила она однажды, когда Сергей в очередной раз сделал так больно, что это перестало быть приятным даже для поклонницы самых смелых экспериментов.
Он не нашел, что ответить, Амелия была права в обоих случаях. Девушке, с которой живут, вслух такое не подтверждают. Чрезмерность Сергей попытался компенсировать нежностью, но Амелия уже все поняла.
Срок партнерства подходил к концу. До сих пор даже речи не шло, что новый выбор у кого-то из них окажется другим. Амелии, как давно было ясно, нужен только Сергей, ему — Мира, но так как его мечта стала недостижимой, никто, кроме Амелии, не мог его утешить. Снижение накала эмоций вызовет взрыв, неутоленной страстью Амелия держала Сергея на плаву, не давала уйти в себя, замкнуться на прошлом и, возможно, сотворить что-то непоправимое.
Сейчас что-то сломалось.
— Жизнь тебя ничему не научила. — Амелия села напротив и впервые посмотрела на Сергея по-новому, как еще никогда не смотрела — как на пустое место. — Это значит, что ты не умеешь учиться, и тогда нам не по пути.
Он промолчал. Что сказать в ответ? Оправдываться? Незачем. Амелия права, жизнь его ничему не научила, но не потому, что он не умел учиться, а потому что не видел в этом смысла. Сергей давно нашел смысл жизни, и с Амелией это никак не связано.
После долгого молчания она произнесла:
— Ты не интересуешься новостями с Калимагадана, а я не хотела говорить. Теперь не важно, и мне все равно, что ты сделаешь, когда услышишь. Впрочем, я знаю, что ты сделаешь. Любой, кто тебя знает, тоже знает.
Она умолкла — специально тянула время, чтобы он понервничал.
Сергей не торопил, хотя внутри действительно все напряглось. При таком предисловии сообщение должно быть связано с Мирой. Мало того, оно должно быть позитивным, иначе его не припасли бы напоследок.
— Вик погиб, — сказала Амелия. — Утонул в Дымном озере.
Вспыхнул сигнал вызова. С Калимагадана. Звонила та, о ком мечталось и в чье возвращение не верилось.
Амелия поправила прическу и вышла из дома, не сказав куда.
Ему было неинтересно. Он скомандовал «Ответить».
Часть втораяМира
Глава 1От позирования до крещения
Тот звонок перевернул жизнь. Столько лет ждать… Она уже перестала верить. Смирилась. И вот…
Мира едва сдерживалась. Сергей вернулся домой очень некстати, с Виком хотелось поговорить о многом, в первую очередь о том, что партнеру слышать не стоило. Придется в другой раз. Но будет ли он — другой?
Когда раздался до боли знакомый голос — повзрослевший, грубоватый, при этом узнанный в первый же миг — горло перегородил вязкий ком. Язык отнялся. Мира не сразу разрешила изображение. А когда знакомое лицо заполнило пространство за дисплеем — подкосились ноги.
Договорились о встрече, и вскоре Вик появился на пороге. Хотелось броситься, обнять…
Не получалось. И он не делал шага навстречу. Минут десять оба не двигались — просто стояли по разные стороны двери и смотрели друг на друга. Дом уже подавал сигналы, что пора бы определится с желаниями, и кому-то войти или выйти. Дверь сделала легкое намекающее движение вперед-назад. Думала, про нее забыли. Нет. О ее существовании сейчас даже не догадывались.