дано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам».
Дом батюшки Луки сверху не просматривался, его скрывали переплетавшиеся конструкции других ярусов, но с минус третьего этажа, где он находился, через просветы недостроенного каркаса открывался рваный вид в небо. На этажах встречалась строительная техника, беспилотная и управляемая, в основном она была старая, похожая на брошенную. Скорее всего, так и было. В квартале стояла тишина, только скрипели штабеля складированных стройматериалов, а из облаков доносился гул транспортных потоков.
Дверь открыл батюшка Лука — бородатый сухонький старичок на голову ниже Миры. Сгорбленная от возраста фигура говорила, что боди-мод у ее хозяина не в чести, красивой обертке он предпочитал истину.
Кажется, Мира пришла не вовремя. Батюшка Лука нервничал, хватался то за одно, то за другое, и, видимо, куда-то собирался. Впрочем, едва он услышал «От батюшки Виктора» и прозвучало название планеты, лицо озарилось надеждой:
— Мы собираем всех, кто может вылететь туда немедленно. Ты слышала про икону с Калимагадана?
Она не слышала. Он рассказал. Написанная отцом Виктором икона мироточила. Весть о чуде в мгновение ока пронеслась по мирам, и верующие со всей Галактики отправились в паломничество на Калимагадан — своими глазами увидеть чудо. Это не осталось без внимания властей. Закрутились маховики подозрительности и нетерпимости, инфомир запестрел общественным возмущением, обвинениями в подлоге и версиями разоблачений. «Для разрешения сложившейся сложной ситуации» в дело вмешалось правительство.
Икону постановили изъять. Из достоверного источника стало известно, что комиссар и гвардейцы вылетят завтра. Сегодня все, кто мог, отправлялись защитить икону.
Впервые за прошедшие века верующие выступали против власти. Бунт? Не укладывалось в голове. Но разве можно поступить по-другому? Кесарю, конечно, кесарево, но Богу — Богово. Чиновники не понимали, что значила эта икона для верующих. Власти предержащие знали, что у христиан нет рукотворных идолов, и похожими иконами, причем древними, в золоте и серебре и с богатой историей, завешаны стены тысяч музеев. Плюс-минус еще одна — какая, дескать, разница?
Кроме властей редким событием заинтересовались ученые Они желали проверить сведения с помощью экспериментов, научными методами, поскольку «чудо» с их точки зрения было мошенничеством, а это — прямое нарушение закона.
— Разве чудеса бывают? — Мира знала, что почти каждый случай из тех, что выдавались за чудо, рано или поздно признавался обманом.
Над загадками зависших в неопределенности оставшихся событий и артефактов, объяснения которым не нашлось, продолжали биться лучшие умы планет всех звездных систем.
— Бог идеже хощет, побеждается естества чин, — процитировал батюшка Лука, — то есть, если Богу угодно, побеждаются законы природы. Но, к примеру, если тебе приснится, что Бог избрал тебя из миллиардов на выполнение некой миссии, это, скорее всего, не чудо, это изощренным способом проявляется собственная гордыня. Подлинное чудо сопряжено с духовно-нравственным изменением человека. Фокусы, галлюцинации, гипноз и прочее действуют лишь на психику, нервы, воображение, но не изменяют нравственного и духовного состояния, характера жизни человека. Важнейший признак истинного чуда — святая жизнь того, через кого оно совершается. Знаешь, почему в православии редки случаи отчитки?
— Отчитка? Что это?
— Отколовшиеся от православия христиане других направлений называют это экзорцизмом и применяют при первой возможности. Это неправильно. Главное — не изгнать зло из человека, а дать возможность побороть себя самостоятельно, — объяснил батюшка Лука.
Он махнул рукой, закрывая тему: не о том, дескать, говорим, сейчас есть проблемы более насущные.
— Перемещение между звездами — это очень дорого, — озаботилась Мира. Она не могла представить, где взять такую сумму. — И билеты нужно заказывать заранее.
— Наш меценат сделает все за свой счет, он уже распорядился. Его яхта готовится ко взлету, сейчас идет переоборудование под большее количество пассажиров.
— Я полечу, — объявила Мира. — Мне нужно сделать три звонка.
Сначала она сообщила в институт, что по личным обстоятельствам вынуждена уехать и просит предоставить ей академический отпуск, чтобы продолжить учебу в следующем году. В комиссию по здоровье ушло заявление о досрочном расторжении партнерства. Самый трудный разговор получился с Сергеем. Сказать правду нельзя, а врать Мира не умела. Скомкано рассказала о срочном отъезде и принятых мерах.
Удивительно, но в этот миг она, наверное, впервые посмотрела на Сергея как на с в о е г о мужчину по-настоящему. В том смысле, что увидела не глазами, а сердцем. Ощутила всей душой.
Ее слова резали его по живому. Он страдал. Хотелось утешить. Но это было не в ее силах. Она отпускала его, хотя именно сейчас почувствовала: он и есть ее счастье. Добрый, честный, любящий. Данный ей Богом.
Муж.
На глаза навернулись слезы. Она сморгнула их и отключила разговор.
Жалеть поздно. Когда на Калимагадане все закончится, Мира сделает попытку вернуться — если, конечно, обстоятельства не изменятся и ситуация позволит. Если Сергей действительно ее половинка — он примет ее, и у них все будет хорошо.
Тогда станет ясно, дает ли Господь второй шанс.
Подспудные мысли упорно выталкивали вперед лицо Вика. То есть, батюшки Виктора. Они скоро увидятся. Остались считанные часы.
Как резко меняется жизнь.
И как резко меняются мысли.
Но она летит не для этого. Даже если совершена ошибка, это всего лишь личная жизнь, она — ничто по сравнению с вечностью.
Да, вечность рассудит.
Яхту Николая набили под завязку, больше она не подняла бы: вместо шести человек в ней разместилось двадцать семь, для этого вынесли все лишнее и даже часть необходимого и установили дополнительные кресла. У богатых людей были некоторые привилегии, их давали купленные технические возможности. Яхты взлетали с поверхности в уведомительном порядке, им не требовались посредники в виде космического лифта или причалов на орбите.
Среди незнакомых мужчин и женщин оказалось знакомое лицо.
— Ты тоже? — От удивления Мира едва не свернула голову — Вадик, партнер Нинель, сидел в двух рядах позади.
Еще можно как-то представить, что к Богу пришла Нинель, но никак не Вадик. В школьные времена нелепый и смешной, он захотел стать лучшим, взялся за учебу и за собственное тело, и ко времени переезда в Столицу изменения заметили все. Вадика стало не узнать. Сейчас он был серьезный и суровый, будто решалась его судьба.
— «Тоже» что? — буркнул Вадик, не глядя в глаза.
— Верующий?
— Нет. Я уверенный.
К разговору он был явно не расположен.
На взлете яхту просветили с орбиты на количество пассажиров, все соответствовало сделанному запросу, и вскоре шлюз закрыл за ними межзвездные двери. Таможню богатые люди не проходили. За возможное нарушение придется расплачиваться, и, собственно говоря, не существовало таких нарушений, которые стоили возможной кары. Если виновного в небольшом прегрешении признавали вменяемым, то ему не грозила отправка на лечение, но следовало наказание в материальном плане. В один миг богач превращался в бедняка и скатывался на нижнюю позицию финансовой иерархии. Базовый статус. Для людей, привыкших ворочать суммами со многими нулями, эта перспектива казалась хуже смерти.
Родная планета встретила холодом. От вида бесконечных снегов зябко передернули плечами все без исключения — и впервые попавшие на Калимагадан, и недавно покинувшие его.
Посадка прошла у станции «Северный полюс», дальше новоприбывших доставили на снегоходах — двадцать шесть человек, кроме сразу улетевшего обратно Николая.
Около пирамиды творилось невообразимое. Сюда съехались сотни, если не тысячи людей. Чтобы разместить их, вокруг маяка почти до Хрустального Леса выстроили поселок из ледяных домов-иглу — утопленных в лед полушарий из выпиленных и сплавленных между собой больших блоков. Строили, скорее всего, сами приехавшие, а кто прибыл раньше, помогали следующим. Строительство велось, как оказалось, впрок: новичкам сразу выделили два скрытых под снегом ледяных купола, отдельно мужской и женский. Вместо дверей в помещения вели низкие лазы, зато внутри, как ни странно, оказалось комфортно и почти тепло — можно безбоязненно спать даже в одежде средней степени защиты. Тулупами и ботами, кстати, каждого экипировали еще на станции, без средств выживания на поверхность планеты никого не выпустили бы.
Батюшка Виктор успевал всюду: принимал людей, заведовал заготовками и подвозом продуктов, следил за постройкой нового жилья и духовным состоянием прибывших гостей. Он был нарасхват, и Мира не решилась отвлечь его отдельным визитом. Она влилась в собравшуюся у входа в маяк многоголосую толпу, принявшуюся знакомиться с другими прибывшими и обмениваться новостями.
Оказалось, что из прилетевших ранее многие не знали про икону, они приехали из-за слухов о прозорливости нового батюшки. К нему, как выяснилось, и о чем Мира не подозревала, в последние дни нескончаемым потоком приезжали верующие и неверующие. Одни просили помощи советом и благословением, другие искали смысл жизни. Этика водных принципов не устраивала задумавшихся о жизни людей, она предполагала лишь самосовершенствование, смысл которого — оптимальное сосуществование в обществе. Воспитанный этическим сводом человек искал только внешней свободы или «хлеба и зрелищ», как говорили в старину. Здесь люди узнавали, что бывает и другая свобода. И другая жизнь.
Батюшка Виктор оказался легендарной личностью, неординарной, известной на сотнях планет. Это удивило Миру. Одноклассник с бунтарским духом, у которого на все было собственное мнение, а затем парень, к которому тянуло физически, в глазах посторонних виделся фигурой мирового масштаба — к нему ехали с бедой и радостью, просили совета и слушали как истину последней инстанции. И это люди, которые были в два, в три, а то и в четыре раза старше. Чего Мира не заметила в друге детства, что увидели и оценили другие?