Быстро пробежав глазами протокол допроса бывшего уголовника, он не столько вникал в смысл написанного, сколько разглядывал окровавленную бумагу, навивал на нее слова, изложенные черными кривыми буквами, сопоставлял полученный образ с тем великим служением, которого удостоился. Это было еще одним доказательством его правоты и прозорливости. С этих удивительных листов в него текло понимание очередного преступления против людей, порождая в его душе желание выжечь скверну жестоко и страшно, чтобы те кто это все устроил, корчились в огне от боли, искупая свои злодеяния.
Принесенные Поповым сведения действительно заслуживали внимания. Иваницкий представил, как бы воспринималось все это в прошлой мирной жизни. Сотрудники ФСИН при участии высших чинов Министерства Юстиции и МВД сформировали из бывших и не бывших заключенных отряд, который комплектовали только зеками самых низших каст. Отряд обиженных в полной секретности готовили серьезно и обстоятельно на базе учебного центра ФСИН. Созданный для борьбы с одиозными фигурами преступного мира, отряд в своей преступной деятельности выходил далеко за рами поставленных задач. Количество и тяжесть преступных эпизодов, которые поведал участник отряда Пистон, вполне тянули на несколько пожизненных сроков или на долгую мучительную сметь для каждого из его участников. Отряд был хорошо подготовлен, вооружен и обеспечен материально. За последние дни отряд понес значительные потери в количестве трех десятков человек. Сейчас отряд составляла практически сотня бойцов.
Опасность такого формирования просто зашкаливала. Его нужно было немедленно уничтожать. Также следовало уничтожить тех, кто создал и руководил этим петушиным отрядом. Целый лист протокола занимал перечень сотрудников ФСИН и МВД задействованных в организации и обеспечении деятельности отряда.
— Пошли. Покажешь жулика, — уставившись на замершего Диму, сказал Иваницкий.
Тот зарделся как довольная похвалой учителя отличница и, смущенно отступил в сторону, пропуская начальника вперед. Ему была приятна реакция босса на его работу.
Выходя из кабинета, Володя на мгновение остановился перед четырьмя, процарапанными на белом дверном полотне, буквами. Непонятное томление опять толкнулось глубоко внутри. Второе откровение застряло где-то совсем рядом и продолжало его беспокоить, ожидая когда эта бестолочь Вова откроет для себя очередные очевидные вещи, без понимания которого он не мог продвинуться в своем служении ДОЛГУ ни на сантиметр.
Попытки осознать то, что он упускает не оставляли его всю договору до пыточной. Шагая по коридору первого этажа, Иваницкий свернул на лестницу в подвал. Металлические ступени загудели под ногами. Тусклые подслеповатые лампочки освещали путь в подвале по дороге в камеру. Специфических запахов пыточной теперь там не ощущалось. Наконец-то наладил вентиляцию. Под ее натужное гудение Иваницкий вошел в ярко освещенное помещение. Яркий белый свет неоновых светильников не оставлял никаких шансов для темноты.
На виду лежал залитый кровью Пистон. К ножевому ранению в живот добавились многочисленные порезы, ожоги, ссадины и рваные раны по всему телу. Кровь, залившая татуированное тело, глянцево блестела под холодными яркими лучами.
Пока Иваницкий рассматривал зека, Дима Попов с большим удовольствием рассказывал ему, как велся допрос. Диме настолько не терпелось вылить весь свой восторг на начальника, что он чуть из штанов не выпрыгнул.
Попов перестарался. Измученный тюремными сроками и нездоровым образом жизни организм сдавал свои позиции. Глаза Пистона были мутными, дыхание прерывистым, как у собачки. Он даже не стонал. Жить ему оставалось не долго.
— Вы слышите меня? — обратился Иваницкий к Пистону.
Бубнов Константин Степович, 1962 года рождения, неоднократно судимый, в том числе и за преступления против малолетних, попытался сфокусировать взгляд на следователе. Но угасающее сознание не справилось с этой задачей — дрогнувшие веки опять полуприкрыли глаза. Подследственный умирал.
— Дима, а где находится начальство этого Пистона? Где осели все те люди из большого списка, который ты мне принес? Каков режим и система охраны их базы? То, что ты сумел вытянуть из него признания в преступлениях — это очень хорошо. Но значительно важнее — это предотвратить преступления, которые совершат эти отморозки в будущем. Наказать мы его и так накажем. Тем более, что ты его уже наказал. Жить ему осталось не много. Но как ты поможешь этим предотвратить большее зло? Показания подследственного о подельниках и организаторах организованной преступной группировки — это действительно важно. Но с его показаниями ты не в суд пойдешь, тебе нужно остановить тех, кто остался на воле. Понимаешь? Наша работа сейчас ближе к труду разведчиков на войне. Ведь мы воюем. Ты понял меня?
Попов снова покраснел, как гимназистка застуканная за чтением запретного любовного романа. До него дошло, что он лажанулся по-полной.
— И чего теперь? — понурив голову, спросил тот.
— Неси его в медпункт. Желательно к той самой медичке твоей знакомой, — Иваницкий напомнил Попову о его давешнем фиаско. — По крайней мере, ей лишнего объяснять не придется. Пусть организует помощь этому недобитку.
Дима послушно сгреб тщедушное тело уголовника со стола и понес его на руках. Иваницкий шел вслед за ним и разглядывал, болтаются, обвисшие плетьми конечности уголовника.
«Может действительно получится спасти его?» — подумал Володя — «Не следует больше пускать такие допросы на самотек. Старание Попова понятно, но результат-то корявенький и слабо применимый. Где мы теперь будем искать полковника Пшонкина и подполковника Лебеду?».
На полноватую женщину невролога они наткнулись прямо на крыльце. Она сидела на корточках и глубоко «в затяг» курила крепкую сигарету, пуская дым из ноздрей. Это какие нужно иметь легкие, чтобы так круто долбить «тяжелые» сигареты?
— Что опять допрашивали? — усталым серым голосом спросила она, завидев приближающихся работников дыбы и протокола.
— Угу, — кивнул Дима.
— Это больше на казнь похоже, — прокомментировала она ответ, поднимаясь с колен.
— За то, что он сделал, его несколько раз нужно замучить насмерть и оживить. Ада для него не достаточно, — резко сказал ей Иваницкий.
Женщина вздрогнула от кинутой в ее адрес фразы. Не выдержав взгляда Иваницкого, она отвела глаза.
— Пойдемте. Я вас провожу, — тем же усталым бумажным голосом сказала она и открыла дверь.
Она завела их в помесь приемного покоя и операционной. Две пожилые санитарки в замызганных халатах ползали на коленях по полу, пытаясь отмыть щетками грязь и спекшуюся кровь. За исключением отсутствия вони паленого мяса, пахло здесь также как и в пыточной. Большой пластмассовый бак возле операционных столов был практически до верха наполнен окровавленными бинтами, использованными шприцами, пустыми пузырьками и ампулами. Нелегко приходилось врачам.
— По коням, коллеги. Нам еще полупокойничка в порядок приводить для дальнейших пыток. Порезвее пожалуйста.
Женщина хлопнула ладошкой о боку, свернувшегося на кушетке молодого мужчины. Тот едва разлепил сонные глаза, но все равно поднялся и, встряхнув головой, улыбнулся резиновой бескровной улыбкой серых губ. Из-за ширмы показали две молодые девчонки в мятых окровавленных халатах, а из-за письменного стола поднялся низкорослый мужчина кавказской внешности. Он был в годах, но, не смотря на это, выглядел свежее всех вместе взятых «коллег».
Дима положил уголовника на ближайший металлический стол с ремнями и зажимами.
— Шансов нет, — удрученно сказал кавказец, окинув пациента опытным взглядом.
— Нужно попробовать, — твердым голосом сказал Иваницкий.
Врач с ним спорить не стал.
— У вас оружие с собой? — спросил он. — Мы охрану уже отпустили. Ребята покушать пошли.
Все ясно. Если Пистон подохнет на операционном столе, то придется его добивать. Иваницкий вытащил из кармана пистолет Макарова, а Дима продемонстрировал рукоятку «стечкина» в наплечной кобуре.
— Коллеги. Наденьте маски и кольчужные перчатки, — привычно сказал доктор.
Говорил он на русском практически без акцента, но слово «кольчужные» он сказал с твердым «Л» без мягкого знака. А может так и полагалось.
— Ну, что же вы нас не жалеете? — опять начала свою проповедь невролог. — Думаете нам без вас работы не хватет?
Иваницкого взбесила эта фраза. Он не желал выслушивать эту морализаторскую проповедь про гуманизм.
— Попов, доложите уважаемым врачам эпизоды преступной деятельности гражданина Пистона.
Дима будничным тоном, как на докладе у начальства стал перечислять злодеяния замученного уголовника. Особо он заострял внимание на самых показательных, по его мнению, моментах.
Первой не выдержала молоденькая медсестра. Она прижала ладони к прозрачной маске, закрывавшей лицо.
— Такое не возможно. Вы это придумали, — дрожащим голосом проблеяла она. Из ее глаз покатились слезы, а плечики задрожали в беззвучном плаче.
— Нет, родная моя, — нежно сказал Иваницкий. — Просто есть такие люди.
Пожилой врач посмотрел на Иваницкого.
— Я больше не в силах ничего сделать. Давление падает. Реакции тела не типичные. Все. Адреналин на него я тратить не буду. Бесполезно.
Дима вытащил «стечкин», но невролог остановила его, подняв ладонь. Второй рукой она взяла со столика с разнообразными хирургическими инструментами длинное толстое шило с массивной металлической рукояткой. Сложно даже предположить для чего могли использовать это инструмент раньше.
Вставив в слуховой проход его острие, женщина с силой надавила на ручку, толкнув шило внутрь головы уголовника. Пистона приняла в свои холодные объятия мгновенная смерть, после которой он больше не поднимется никогда.
Дима подхватил труп уголовника на руки и вышел с ним вслед за Иваницким. Никто не проронил не слова. Они вынесли тело через пожарный выход. Там меланхоличные мужики бомжеватого пропитого вида помогли им упаковать татуированный труп в черный мешок и забросили его в восьмикубовый контейнер, где уже выше половины были навалены похожие черные мешки с известным содержимым.