— М-м-м. Неужели меня стесняешься?
Галя стояла перед ним абсолютно голая не пытаясь прикрыть наготу руками или выставить вперед ногу, закрывая зону бикини. Она положила на деревянную лавку большое махровое полотенце с вешалки и уселась на него.
Владимир продолжал ее разглядывать. Женщина явно не рожала. Никаких растяжек на животе, да и нежно-розовые девичьи соски говорили о том, что она никогда не кормила грудью ребенка.
«Вот такое вот средство от сала лишнего на боках. Бегайте девоньки по пересеченной местности с ружьишком и погань всякую отстреливайте. До седых волос как нимфы будете.»... — подумал Иваницкий.
Галя уплетала простую снедь с не меньшим аппетитом, чем Иваницкий.
— Удивлен? — Галя лукаво посмотрела на него.
— Чем?
— Не хорошо отвечать вопросом на вопрос. Не вежливо.
— Да я и не задумывался даже.
— Опять врешь. Можешь из себя джентльмена не разыгрывать. Мне чаще всего тридцать пять или сорок лет дают. Выгляжу я так. А на самом деле мне всего двадцать семь.
Иваницкий действительно удивился. Дело было даже не во внешности. Фигура вполне соответствовала возрасту, а о физической форме вообще можно было не говорить. Только лицо и руки выглядели значительно старше. Но дело даже не в этом. Весь ее вид говорил о том, что она умудренная годами зрелая женщина, а никак не заводная молодая бабенка. Манера поведения, голос, жесты и выражение легкой усталости в глазах, все вместе упорно кричало о том, что ей именно сорок.
— Я думал больше.
— Вот теперь верю, — улыбнулась она. — Ты не смущайся. Я привыкла.
«Может у нее горе было какое-нибудь?» — подумал Иваницкий. Это было более вероятное предположение.
— Я на крайнем севере родилась и выросла. Север старит людей быстро. Тяжелые климатические условия. Ночь и день полярные. Жизнь тяжелая.
— А я думал, что люди в холодном климате дольше живут и выглядят моложе.
— Ты человека с селедкой свежемороженой не путай. Это если зомби в холодильник положить, то он наверняка сохраниться. А у человека постоянная температура тела. А на ее поддержание энергии больше уходит, когда холодно. От этого и обмен веществ совсем другой. Организм постоянно на высоких оборотах работает и изнашивается больше. Но это один из факторов. На севере вообще тяжело жить.
— Вот оно как.
— Да так. Я в Дудинке родилась. Есть такой город низовьях Енисея. Это недалеко от Норильска. Я оттуда специально в Питер учиться уехала по направлению от нашего порта. Родители помогли. Я на морского эколога училась. Хотела на южном море жить, где тепло и цветов много. Тянула изо всех сил, чтобы вырваться на юг. Только север — это, наверное, судьба такая. Меня с третьего курса по экспедициям таскать стали и опять все тоже самое: льды, снег, холод. Но зато шанс вырваться появился. Группа в которую я попала гранты иностранные получала. Платили очень хорошо, так я дура решила денег накопить и к Черному морю свалить. Только не срослось. Я за все эти годы от Мурманска до Чукотки все побережье облазила с малахольными учеными. А последний год еще и нас изучать стали вот эти самые.
Она красноречиво кивнула на дверь, намекая на безумных докторов.
— Вся вот эта братия нас в своих свинок морских превратила. Изучали в естественных условиях так сказать. Препараты какие-то на нас испытывали. Платили тоже хорошо. «Военка» они. Денег на них не жалели.
Галя поднялась и взяла с каминной полки пепельницу с зажигалкой и пачку сигарет. Она закурила как мужик, кроткими сильными затяжками. Кончик сигареты вспыхивал ярким оранжевым огоньком. Дым ленивыми белесыми струйками тянулся к потолку, растворяясь на фоне гладко оструганных досок.
— Я сюда за неделю до всего этого кошмара приехала. Диспансеризация так сказать.
— Жалеешь?
— Еще спрашиваешь! У нас там минус двадцать сейчас, наверное. Зомби вымерзать должны. Вода в тканях замерзнет и делай с ним, что хочешь. Можешь распилить или в строганину порезать. Безопасно там. Или лучше сказать, что проблем за полярным кругом теперь намного меньше чем здесь.
— Ты это точно знаешь?
— Забери меня отсюда.
— В заполярье что ли?
— Нет. Забери с собой. Ты не думай, я без претензий. Если жена у тебя или…
— Нет у меня жены. И девушки тоже нет. У меня есть Долг, которому я служу.
— Я тоже твоему долгу служить готова. Мне про ваш долг рассказывали. На всех очень сильное впечатление произвело. Говорили, что новая сила нарождается. А я этому внимания не придала. И ты сначала впечатления не произвёл, когда тебя из леса привезли. А вот когда тебя увидела, после того как ты очнулся и вниз спустился, то веришь или нет, у меня аж поджилки затряслись, когда я твои глаза заглянула. Какая сила и уверенность от тебя идет. Ты цельный и настоящий, а тут все больше людишки жадные, трусливые и с гнилой душонкой. А за тобой можно действительно и в огонь, и в воду. Я мало встречала таких людей. Ты настоящий.
— А как же эти твои? — кивнул Иваницкий в сторону двери, следуя ее примеру.
— Они мне никто. Конечно, они сейчас очень правильные вещи делают, но воротит меня от этой шайки интеллигентных сволочей. Пусть что хотят о себе думают, слабые они. Еще недельки три-четыре и сама подамся куда глаза глядят. Можешь меня взять с собой?
— Возьму, если так хочется.
— Зря ерничаешь. Действительно хочется. Любую бабу к сильному мужику тянет. Но это другое. Я верю тебе. Я же тебе верная как собака теперь буду.
Для Иваницкого оказались неожиданностью и сам разговор, и этот внезапный любовный адюльтер. Он потер ладонями лицо.
— А давай я камин растоплю, — сверкнув глазами, сказала его новая поклонница и весло подмигнула.
Она взяла с каминной полки широкий большой нож и, присев на корточки, принялась откалывать щепки от лежащего там полена. Огонь она развела умело и быстро. Языки оранжевого пламени побежали по тонким полупрозрачным щепкам, облизывая паленья. Яркими всполохами загорелась смоляная живица на коре, от чего дом сразу наполнился приятным запахом смоляного дымка.
Галя села на пятки, сложив руки на коленях. Наверное, так в стародавние времена коротали ночи валькирии у костров внутри ритуальных пещер. Она была сейчас очень красива и органична. Иваницкий стал понимать мужчин, которые предпочитают воинственные образы женской красоты.
Галя поднялась во весь рост и воткнула клинок в декоративный щит, висящий над камином. Володя только сейчас обратил внимание на то, что над камином висит целая коллекция холодного оружия. Топоры, шпаги, секиры, короткий римский меч.
— Ох ты! — восхитился Иваницкий. — Это все твое?
Галя хмыкнула:
— Когда бы я успела обзавестись таким арсеналом. Бутафория все это, и к стенке привинчено так, что не оторвешь. Здесь только один клинок мой.
Она вернулась в ту половину, где была кровать и принесла оттуда морской кортик в черных ножнах с потевшей от времени латунной окантовкой. Она протянула оружие следователю. Рукоять легла в ладонь привычно и ухватисто. Иваницкий нажал кнопку фиксатора и вытащил клинок из ножен. Это не было декоративной поделкой. Он держал в руках творение настоящего мастера. Простота в убранстве и отсутствие украшений с лихвой замещалось безупречным качеством и настоящей дамасской сталью, из которой был сделан клинок. Четырехгранное ромбовидного сечения лезвие вырастало из костяной рукояти с навершием, напоминающим корабельную рынду. Это, несомненно, была слоновья кость, и сама покрытая сетью маленьких трещинок рукоять изначально была сделана под руку конкретного человека. И еще была в кортике некоторая особенность — от него веяло холодным голодом и смертью. Врятли какой-нибудь еще нож сможет вызвать такую эмоцию.
— Дарю, — Галина в царственном жесте развела руки. — Во время последней экспедиции подобрала. На зимовье полярников наткнулась. Самое позднее в начале двадцатого века люди там замерзли. Людей похоронили, найденные бумаги в архив отправили, а мне вот кортик от покойников достался.
— Спасибо. Подарок дорогого стоит.
Володя снова посмотрел на женщину. Ее нагота уже не выглядела ни провоцирующее, ни эротично. Она была просто красивой. Он взял ее за руку и снова утащил в постель. Клинок остался лежать на столе.
Глава 13. Подопытные
Время для Смуглянки слились в невнятную кашу, которую условно делила на какие-то совершенно неодинаковые промежутки времени кормёжка, перевязки и всякие медицинские процедуры: капельницы, уколы, таблетки и микстурки. Сначала он пытался как-то фиксировать время, но после первого же сна он уже не ориентировался, как долго здесь находится.
Окружающая обстановка совершенно подавляла неким обезоруживающим безразличием, медленно и неуклонно погружая в апатию, а может аппатию вызывали таблетки, которыми их таблетками какими-то потчевали?
Чтобы не впасть в депрессию Смуглянка упорно и фанатично делал изматывающую зарядку, на сколько ему позволяла раненное плечо и общее состояние. Он отжимался от стены на одной руке, приседал, выпрыгивал, делал наклоны и выполнял упражнения на пресс до тех пор пока силы не оставляли его.
Излюбленными стали упражнения на гибкость и растяжку. Они не так изматывали, но зато существенно улучшали общее состояние. Еще Николай превратил в настоящий ритуал гигиенические процедуры. Он мылся часто и старательно, как перед смертельным боем, старательно вычищал у себя под ногтями на руках и ногах, вычищал уши и пупок, чистил зубной щеткой зубы, небо и язык.
Вампир подкалывал его из своей клетки, утверждая, что олимпийцем ему все равно не стать и моделью быть поздновато — ничего он не успеет. Ну как этому олигофрену было объяснить, что делалось это не для сдачи нормативов ГТО, а для того, чтобы за считанные недели не превратиться в овощ. В гимнастике и гигиене он находил глубокий смысл и спасительную соломинку, которая не даст провалиться в состояние полной апатии. Опасность такого состояния он понимал. Николай неоднократно видел, как люди с потухшими глазами постепенно превращаются во всеми презираемых лагерных чушков.