Первой остановилась микроавтобус который вела Людмила. Святоша практически разу заметил, что его караван остановился и, заложив крутой поворот, поспешил вернуться к ним.
Николай остановил джип практически вплотную к микроавтобусу Людмилы. Та уже суетилась вокруг раненной девушки. Смуглянка заглянул внутрь микроавтобуса.
— Случилось что-нибудь?
— Случилось. Ей хуже. Срочно помощь нужна. Помоги мне.
Иваницкий и Смуглянка вынесли из автобуса на руках стонущую девушку и уложили ее под молоденькие березки. Николай расщедрился и постелил на землю свою противоосколочную куртку.
Девушка была очень бледной. Бескровные губы обметало, а щеки горели нездоровым румянцем.
— Может, растрясло ее? Полежит и оклемается? — осторожно предположил Николай.
Людмила резанула его острым злым взглядом.
— Похоже, что внутреннее кровотечение у нее открылось. Её сейчас срочно на стол нужно. Если сосуды не зашить, то все плохо может кончится.
Из второго остановившегося микроавтобуса выскочил Давид-Арсений.
— Ты куда нас притащил, придурок? У меня бензин заканчивается, — накинулся на него Николай.
— Так приехали уже! — Святоша протянул руку в сторону холма. — Совсем немного осталось.
— Куда приехали? Нам врач срочно нужен.
— В обитель нашу приехали. Вон там, на острове спасения мы и живем. У нас и врачи есть.
Людмила даже не повернула головы, а Иваницкий и Смуглянка уставились друг на друга.
— Что за обитель?
— Обитель, где община наша живет. Я вас к спасению привел!
Святоша цвел как майский ландыш. Он буквально лучился счастьем.
— Мессия, мать его туда же! — прокомментировал услышанное Николай. — Тебе куда сказали ехать? В безопасное место, где помощь могут оказать.
— Так тут и окажут! Отец Серафим всех принимает. Вы не беспокойтесь. Теперь все будет в порядке.
Смуглянку откровенно напрягало то, что их притащили в какую-то общину, про которую они даже малейшего понятия не имеют. Неожиданный сюрприз от малахольного святоши будил нехорошие предчувствия. Судя по виду, следователь разделял мнение Николая.
Вопрос решила Людмила. Женщина подошла вплотную к Давиду-Арсению и ткнула его пальцем в грудь.
— У тебя есть не более десяти минуть, чтобы привести помощь. Иначе, ее смерть будет на твоей совести, Сусанин.
Святоша засиял как начищенный самовар.
— Господь с тобой, сестра. Верь в милосердие и величие Всевышнего.
— Давай, давай, милосердный ты наш. Потом сказки свои рассказывать будешь, — подбодрила его Людмила.
Святоша неловко крутанулся на месте и обежал к автобусу.
— Стой! — окликнул его Смуглянка. — Условный сигнал подашь, когда вернёшься, что все в порядке.
Арсений чуть не упал когда попытался остановиться и оглянуться на окрик.
— Какой?
— Рукой вытянутой будешь махать вверх и в низ.
Николай сделал жест, напоминающий нацистское приветствие «зигу», а потом несколько раз энергично поднял и опустил руку.
— Понял?
— Все понятно. Но вы не сомневайтесь. Будет все хорошо, — внимательно заглядывая в глаза Смуглянке, ответил святоша.
— Если жест не будет, по постреляю всех к хренам собачьим!
Давид только потряс головой. От нетерпения он аж подпрыгивал. После того как Николай погрозил ему кулаком, Давид-Арсений буквально прыгнул к машине и забрался в свой «соболь». Машина рванул с места аж с пробуксовкой.
Глава 22. Толя-Мысли
Где-то в Тамбовской области.
— Ну, чего ещё тебе надо?! Все и так понятно! Товар отличный! По люксовой категории пройдёт, — окончательно вышел из себя Толя-мысли.
Его уже порядком трясло от бывшего мента. Анатолий перепирается с ним битых полтора часа, как торговка на рынке. Начальник силовиков Германа никогда не был ни работником торговли, ни коммерсантом, но торговался всегда с упоением и удивительной наглостью.
Торжище развивалось по всем законам жанра. Они с Хворовым практически били по рукам, но наглый жирдяй в последний момент соскакивал и начинал опять торговаться, пытаясь сбить цену или выторговать себе ещё что-нибудь в довесок из другого товара. Несколько раз Толя практически выгонял Хворова из своей конторы, но тот снова практически соглашался с выставленной ценой, и торг возобновлялся. Хворов и Толя обвиняли друг друга во всех смертных грехах, плакались о своей несчастной доле и периодически переходили на матерщину. Они несчётное количество раз успели поругаться и помириться вновь.
В маленькой комнатёнке было душно, воняло терпким хворовским потом. Причём запах здорово смахивал на вонь прогоркшего сала, чем еще раз подтверждалось правильность прозвища Хворова — «боров». Само прозвище лучше всего описывало внешний облик и внутреннее содержание этого выродка. Интеллигентному Толику никогда не нравился Хворов потому, что он был именно бессовестная скотина, а не человек, концентрированное воплощение подонка, во всех его проявлениях.
Можно было не сомневаться, что этот вонючий упырь мог торговаться еще столько же времени, но Толя-мысли уже устал от бывшего мента.
— А че? Лучшего ничего не нашлось? — Хворов брюзгливо выпятил нижнюю губу. — Может я бы тогда и не торговался даже.
— А ты найди лучше! Такой товар днём с огнём не сыскать! Бриллианты, а не товар! Ты или зажрался совсем или в товаре не разбираешься! Или ситуацию на рынке не представляешь! — Толя в бешенстве орал на говнюка.
С ним можно было только так, человеческого языка он не понимал. Хворов заведовал у Германа охраной, что предполагало поддержание порядка среди рабов и устрашение близлежащей округи. Власть и безнаказанность бурным потоком вынесли на поверхность всю отвратную мерзость этой гниды.
— Я только половину от всего курева за товар дам, а ты мне ещё чего-нибудь подбери, — опять торговался Хворов. — Табачишко нынче в цене! Нового курева сюда завезут лет через двадцать, если вообще сигареты делать не разучатся. Когда ещё я тебе целую машину табачных изделий привезу?
— Забирай обе своих половины и вдали отсюда на хрен со всем своим куревом! Мой товар останется у меня. На такой товар и без тебя покупатель найдётся.
— И что? Хочешь сказать, они тебе машину сигарет за твой товар выставят?! — борзел Хворов.
Да, действительно «боров» знал цену и поэтому так бессовестно торговался. Но Толя-мысли тоже знал, что Хворову нужно скинуть ценный товар слишком срочно. В противном случае о товаре может узнать его хозяин — Герман. Тогда Хворову придется слишком уж несладко. Новый аграрий никогда не простит своему подчиненному, что тот у него под самым носом присвоил себе целый грузовик отличных сигарет. За боровом и так было уже слишком много грешков, чтобы ему простили крысятничество в очередной раз. Причём скрысил он очень даже много.
— Я товар на патроны и оружие у тыловиков сменяю или на горючку у «черных». Керосинщики на такое падки, — уже спокойным тоном продолжал Анатолий, старательно сверля сосредоточенным взглядом наглые зенки Хворова. — А горючку твоему Герману втридорога спихну. Ему на посевную соляра позарез нужна. Вот и получится, что у меня будет машина курева. Только ты в стороне будешь!
Товар действительно был хорош и редок. Выпученные серо-голубые глаза Хворова маслянисто поблёскивали. Очень уж ему хотелось заполучить себе столь редкие экземпляры, но Хворова душила жаба, он оказался в безвыходной ситуации — с одной стороны отдавать курево задёшево было жалко, но с другой стороны можно было остаться и без товара и без навара. Толя-мысли прекрасно это видел и цену ломил запредельную. Пусть сам свою жабу душит, гнида толстая.
Это было действительно так. Хворов неправедным путём добыл машину с табачными изделиями, и если он отсюда уедет не разгрузившись, то курево придётся везти Герману. Если машину прятать, то табак разворуют сами же подчинённые Хворова. Это понимали и Толя и Хворов.
До «борова» наконец стало доходить, что Толя-мысли не шутит, и бывший мент пошел на понятную.
— Ну чего ты, «Мысли»? Вдруг дефект какой обнаружится, или товар второй свежести? — Хворов хитро подмигнул и дружелюбно заулыбался.
— Я тебе гарантию даю. Да сам смотри, слепой что-ли? — Толя широким жестом картинно указал в сторону товара, как-бы предлагая оценить все его достоинства.
Хворов тяжело и обиженно засопел. Вообще-то он всегда сопел из-за лишнего веса и общей поросячьей конституции. Хворов подошел к товару и взял первую девочку за подбородок двумя пальцами, задрал ей голову вверх, а затем помтрался раздвинуть ей губы, пытаясь запустить толстый короткий палец в рот. Как ни была напугана девчонка, она все же тяпнула его за палец, не выдержав такого обращения.
Хворов взвыл и отдернул руку с окровавленным пальцем. Вторая рука бывшего мента в тот же миг полетела в сторону красивой девичьей головки. Тяжелая плюха свалила бедняжку на пол.
Тут Анатолий не выдержал и наставил короткий дробовик прямо в грудь выродка.
— Ты совсем охренел? Чего творишь? Какого хрена ты тут руки распустил? Тебе цену вдвое поднять, чтобы товар не портит? Близняшкам по пятнадцать лет. Свеженькие, не порченные, прямо красавицы с обложки «Лайф». Сам брать не будешь, я их на лесопилке понимающим людям или керосинщикам мигом продам!
— Да беру я, беру! Сам подумай: какой базар без торга? Хороши чертовки, — окончательно сдался Хворов и, задорно подмигнув Толику, снова его уколол: — кровопийца ты, «Мысли». Вроде не еврей, а ведешь себя хуже армянина. Последнее готов забрать и голым по миру пустить. Раньше таких как ты «мироедами» называли.
Толя опустил дробовик.
— Да какой же я мироед? Я всего лишь барыга, — примирительным тоном ответил Анатолий.
К его радости, сделка состоялась как нельзя кстати.