Внутри, огороженного частоколом, периметра кипела жизнь. Лаяли собаки, ходили люди, разносились ароматные кухонные запахи, отовсюду доносились звуки непрекращающейся стройки. Стук и грохот, визг бензопил, рычание каких-то механизмов. Невольно на ум приходила ассоциация с муравейником, где каждый из насекомых трудолюбиво и тщательно выполнял свою работу, подчиненную общей цели. Общинники, выкладывающие кирпичную башню, даже сейчас не приостановили свою работу, а просто бросали взгляды на появившихся новичков, продолжая разравнивать раствор и класть кирпичи.
Иваницкий подумал, что лучше сразу пообщаться с начальством общины, чтобы расставить все точки над «И». Отца Серафима искать не пришлось. О его появлении возвестил радостный визгливый крик полоумного святоши:
— Батюшка, батюшка! Позвольте вам представить моих спутников, с которыми делил хлеб и кров, с которыми муки в честь Отца небесного принимал.
Он крутился и приплясывал вокруг очень крупного бородатого мужчины в рясе и с простым деревянным крестом на груди. Крест был размером с большую ладонь. Он одновременно кричал о своей простоте, но был сделан с известной долей умения и сноровки. Облачение отца Серафима производило точно такое же впечатление. На нем была старая выгоревшая ряса, но идеально чистая и выглаженная. Прорехи в рясе были очень аккуратно затопаны, но заштопаны так, чтобы их могли заметить. Было в этом что-то показное и нарочитое, как будто человек специально выпячивал свой аскетизм и простоту.
Священник был действительно очень большой. Высокий и широкоплечий, с мощным торсом и богатырскими руками, по своим габаритам и телосложению он больше напоминал американского рестлера или борца самой большой весовой категории. Лицо отца Серафима было простым и грубым с крупными чертами и глубокими морщинами. Пышная борода и длинные до плеч волосы тоже были чисто вымыты и гладко вычесаны.
Голос батюшки оказался подстать габаритам. Сочный бас рождался глубоко в груди и мощной волной накрывал вех окружающих:
— Мир вам, странники. Вы к нам с добром или с худом пожаловали?
— Нас сюда ваш Давид привел. Ему виднее, — ответил Смуглянка.
— Неправильно, — поправил его поп. — Сюда Господь приводит. На все воля его. А во времена последних дней, вообще случайностей быть не может. Былинку и ту ветер несет по воле его. А что помимо воли его обретается — то от врага человеческого происходит. Время истины настало и каждый должен определиться — на чьей он стороне. Если оказались на острове нашем, то значит — благословенны вы и спасетеся. Именно от вас зависит принять благость божию или предаться в лапы сатаны богопротивного! Тьфу!
— Так мы вроде сами по себе…
— Заблуждаетесь! И от того в силки сатанинские попасть можете. Конец мира прежнего пришел и суд божий человеков ожидает. Неужели не видите вы, что с миром произошло?
Иваницкий понял, что поп тащит их в полемику, от которой зависит их дальнейшая судьба. Он сознательно давит, требует признания и подчинения. Если с Богом, то значит — под его началом должны обретаться, а в противном случае — все они враги и прислужники сатаны. Еще неизвестно чем это религиозный диспут закончится. Могут и на костре сжечь. Религиозные фанатки всякие бывают.
Следователь его очень хорошо понимал. У попа в руках была абсолютная власть над членами общины, и другого он не принимал категорически. Иваницкий понял, что видит в священнике самого себя со стороны. У него тоже была своя паства, только многократно превосходящая приход этого здоровенного батюшки. А объединяющая основа таких скоплений людей была слишком похожа. Люди объединяются вокруг общей идеи или интереса. Как футбольные фанаты, коммунисты, толкиенисты, баптисты, все они были по своему верующие. Основа самых больших объединений — это общая идея. Если у Иваницкого в основе идеологии лежало его понимание о ДОЛГе и очищения новой цивилизации, то батюшка культивировал идею спасения и противостояния с теми, кто спастись не желает. Если Иваницкий давал людям надежду и указывал правильный путь, то батюшка щедро одурманивал мозги своих последователей библейскими сказками и пугалками о муках адовых. Страх, осознание собственной исключительности, причастность к великой идее и востребованность — это самые сильные мотиваторы, на который можно поймать любого человека.
«Посмотрим чья возьмет!» — с усмешкой подумал Иваницкий. — «Этот живой упырь устроил себе райскую жизнь на развалинах погибающего мира. И жирует он за счет преданного стада адептов в обители. А те его на руках носят. Эти сыны божии по одному его слову раболепно полезут в огонь, в воду и на толпу зомби — все ради его интересов. Тоже мне великий учитель и спаситель нашелся».
Долг Иваницкого как раз и заключается в том, чтобы искоренять таких вот упырей, которые устраивают свою жалкую паразитическую псевдоимперию за счет других людей. Приговор попу был вынесен и обжалованию не подлежал.
— Вы батюшка нас не торопите. Сами понимаете — время такое. У вас мы не из любопытства задержаться решили, а ввиду объективных обстоятельств. Раненые у нас и женщина с ребенком. Если можете помочь, то земной поклон вам и благодарность, а если откажете, то ваше право — дальше двинемся.
Поп с интересом посмотрел на следователя. Внимательный острый взгляд резанул по глазам, пытаясь пролезть глубоко в душу.
— Мы всех принимаем, кого к нам Господь привел. Таков наш долг христианский, — ответил батюшка. — Токма помощь сейчас нужда в большей мере духовная. От мук адовых следует детей божьих спасать. Слово правды в сердца людские приносить и от греха отвращать. За это мы и боремся. Все мы христовы воины и в бой ведет нас сам всевышний.
«А не много ли ты на себя берешь, преподобный?» — язвительно усмехнулся про себя Иваницкий.
— Так правду каждый по-своему понимает, — сказал следователь и понял, что допустил оплошность.
Он уже чувствовал, как вокруг него начинает бурлить негодование, ведь для сектантов слово попа было последней истиной, а он посмел ему перечить. Паства отца Серафима пока еще негодовала молча словам дерзкого новичка, но конфликт пора было гасить, а то сейчас их причислят к сомну слуг сатаны и сожгут прямо здесь. Иваницкий хотел было сказать что-либо примирительное, но его опередил святоша.
— Батюшка. Новенький он у нас. Еще счастья своего не понял. Ведь вашими словами золотыми сказано. Если Господь привел их сюда, то и нам положено следовать воле его. За души их бороться, сердца их свету веры истинной открыть. Ведь они как дети неразумные. Бродят котятами слепыми в безверии. Каждый имеет право на спасение. Я их привел, и я буду бороться за спасение их души, — затараторил Давид, заглядывая в лицо священнику.
— Твоя правда, Давид. Наш долг — вырвать странников из лап лукавого и воспитать в душах любовь и богобоязненность, — согласился с ним поп. — Познакомь меня со своими друзьями, пожалуйста.
— Батюшка. Это раб божий Владимир. Я его сегодня утром только встретил. Знаю, что он следователем работал.
— Вот оно как, — всплеснул руками священник. — Значит тоже с беззаконием бороться обучен. Токма мы закон не людской, а божий отстаиваем.
— Батюшка он хороший человек. Только запутавшийся.
— А второй твой спутник тоже следователь?
— Нет, — ответил Смуглянка. — Я совсем наоборот — осужденный и отбывавший наказание в исправительно-трудовом учреждении.
— Вот значит что! — с улыбкой сказал священник. — Христос на казни своей простил покаявшегося преступника и этим всем христианам пример подал. Все совершают ошибки. Но не все силы в себе находят к Богу вернуться, чтобы покаяться. Вот так и живут в страхе, смерти своей ожидаючи.
Смуглянка улыбнулся, тон попа был дружелюбный и слегка подтрунивающий. Николаю начинал нравиться это большой человек. А поп подошел к Людмиле с дочкой и слегка наклонился к ним.
— А вы, милые создания, кто такие будете? — спросил он у Людмилы, прижимающей к себе девочку.
— Я сестра медицинская. В психоневрологическом диспансере почти все время работала. А это доченька моя — Сонечка. Аутизм у нее.
— Господь услышал мои молитвы! — воскликнул поп. — Медики у нас есть, а вот подготовленного младшего медперсонала не хватает. Ведь заботиться приходиться не только о душах, но и о телах бренных человеческих. Тело — храм души, и печься о нем надобно, как о даре божием. Ибо невозможно житие бренное во имя спасения без тела плотского. Через него нам и испытания приходят, крепость веры нашей проверяется. Рад, действительно рад.
Поп обнял своими большущими руками сразу женщину и девочку. Еще он потрепал Соню по голове, а та недовольно оттолкнула его рук.
— Ну, что же ты, дитятко, пугаешься? Кончились страдания твои. Радоваться нужно. Спасение пришло, преддверие жизни райской, — добродушно сказал ей поп.
Соня тут же уткнулась личиком в грудь матери.
Поняв, что смущает девочку, поп переключил внимание на лежащего в машине вампира. Батюшка наклонился всем своим немалым туловом и заглянул в джип, где на сложенных сиденьях лежал раненный носферату.
— Я смотрю, что у нас тут тоже гости есть? — веселым тоном сказал он. — Что с тобой добрый человек приключилось?
Вампир злобно осклабился.
— Да разве я человек? Ты получше на морду и лапы мои посмотри.
Он демонстративно почесал шею изуродованной кистью с острыми звериными когтями.
— Так человек ты и есть. Если ты разговаривать со мной можешь, то и душа у тебя человеческая. А на внешность я не смотрю. Внешность всякая бывает. Бабы ребенков рожают и с шестью пальцами, и с тремя ногами. Да еще калек убогих сколько вокруг, и напасти всякие: парша, ихтиоз, лепра. Главное оно внутри человека обретается. А на тело, которое Богом дано, пенять не стоит.
— Сатанист я. У вас тут, наверное, таких линчуют?