— Зачем линчевать. Суд над грехами человеческими это дело Божие. А ты, добрый человек, не бойся. Раны мы твои подлечим, дорогу для врачевания души твоей покажем, а куда дальше идти, ты сам выберешь. Бог тебя сюда привел — значит, нужен ты ему.
— Бог — это враг мой. А вы все — его рабы. Сами себя рабами божьими называете.
— Бога не любят те, у кого любви мало в жизни, да отчаявшиеся. Вот ты любил кого-нибудь в жизни?
— Любить можно только себя. Все остальное это просто выгода или привязанность и не более того.
— А кого ты в детстве любил?
Вампир неожиданной замер.
— Ведь были у тебя родители, и они любили тебя.
— Я раньше тоже думал, что они меня любят, а потом понял, что отцу я безразличен, а у матери свое представление о любви и моем воспитании было. Так что это не любовь была, а иллюзия и самообман.
— А ты плакал в детстве, года терял кого-нибудь?
— Я только один раз плакал, когда у меня щенок умер. Его машина переехала. Я его до вечера спасти пытался, но не смог.
— А он любил тебя?
— Да.
— И ты его любил?
— Естественно.
— А почему ты его любил или за что?
— Просто так любил. Он был такой хороший, милый и веселый. Любил и все тут.
— Значит, есть в твоем сердце любовь. Только спрятал ты ее глубоко, чтобы боли не чувствовать. А ты не держи ее. Откройся и начни дарить любовь всему миру, а любовь твоя сторицей вернется.
— Ну, конечно, — издевательски ухмыльнулся Носферату.
— Да. Именно так. Господь любит тебя независимо от того любишь ты его или нет. Он как добрый отец, который сокрушается, когда ребенок ранит сердце его, но все равно, продолжает его любить и примет его всегда, и не смотря ни на что, потому что любовь к ребенку в сердце его живет. Позволь нам тебя подлечить.
Вампир ошалело покрутил головой и неопределенно пожал плечами, насколько это было возможно, в его положении. По его обалдевшему виду Иваницкий понял, что отец Серафим затронул какую-то струнку в душе сатаниста.
Поп распрямился в полный рост и рукой поманил к себе стоящих в стороне мужчин. Трое мужиков оживились и направились к их машине. Двое из них отошли чуть в сторону и вынесли из небольшого аккуратного сарайчика вполне стандартные носилки на колесиках, которые используют в каретах скорой помощи.
Поп снова наклонился к открытому проему двери машины.
— Сейчас тебя, милый человек, к докторам нашим отправят. Они посмотрят, чем смогут тебе помочь.
Подоспевшие мужики уже открывали задние двери джипа.
Вампир болезненно зашипел и заскрипел зубами. Двое мужчин пытались осторожно вытащить его и уложить на носилки. Он старался помочь им, приподнимаясь на руках и отталкиваясь, но все же процедура перегрузки проходила для него тяжело и болезненно.
— Никогда не думал, что меня церковники спасать будут, — усмехнулся носферату.
— А ты никогда не загадывай. Что волею Божию тебе послано — прими с благодарностью, — напутствовал его священник.
Уложенного носферату понесли в сторону длинного приземистого здания, устроенного в дальнем от ворот конце площадки, огороженной стеной частокола.
Вслед за носилками с вампиров побежала Людмила, таща за руку свою дочку.
— Подождите! Это особый случай! Вы про него ничего не знаете. Я работала с этим образцом.
Девочка тащились за ней, ничего не понимая. Соня не то чтобы упиралась, но выступала в качестве балласта для решительной медсестры. Пусть даже Людмила была коренастой и крепкой, но при ее небольшом росте она выглядела несколько комично, наклоняясь вперед на подобии бурлака, который тащит баржу. Дочка Людмилы была слишком крупной для своих лет. Поэтому Людмиле пришлось прилагать заметные усилия, чтобы поспевать за практически бегущими мужчинами. Иваницкий понимал, что не о кровососе она беспокоилась, а спешила проведать раненную Наташу.
Так получилось, что Смуглянка и Иваницкий остались один на один с этими странными верующими и громадным попом. Они непроизвольно подошли ближе друг к другу. Возможно, сработал стайный инстинкт.
Отец Серафим улыбнулся и лукаво спросил у следователя и уголовника:
— А вы тоже сатанисты?
Смуглянке начинал нравиться этот человек. Батюшка относился к такому типу людей, с которыми легко и приятно общаться. Он мог расположить к себе одним своим видом.
Смуглянка поддержал шутливый тон бородатого великана и ответил:
— Не беспокойтесь, батюшка. Я по другой части. Осужденный в общем. Без вины виноватая жертва системы и ментовского беспредела.
Следователь недобро свернул глазами и совсем без тени иронии в голосе сказал:
— А я тот самый ментовский беспредел и есть. Я без вины виноватых в осужденных превращал.
Смуглянка ментов не любил. У него не было той безумной слепой ненависти к ментам, как у многих других заключенных, но он все равно испытал в этот момент чувство внезапной острой неприязни к этому человеку с детским лицом и пробирающим до костей взглядом.
Отец Серафим сразу постарался сгладить возникшую напряженность:
— У нас и сатанистам, и следователям, и осужденным место найдется, но с одним условием. Когда вы проходите сквозь эти ворота, вы должны оставить свою прошлую жизнь за воротами обители. Здесь жизнь начинается с чистого листа. Мне больше интересует, что вы делать умеете, а не то, что у вас в прошлой жизни было.
Первым ответил Смуглянка:
— Воевать умею. Хорошо воевать. Диверсионная работа, разведка, организация и подавление беспорядков, акции устранения, яды, техника допроса. Три последних года только этому и учился. А вообще пожарный я по профессии. Машину вожу. К железками тягу имею — если починить что нужно или сделать. Пока срок мотал, в Кировской области лес валил и дома строил.
Поп удовлетворённо кивнул косматой головой и посмотрел на следователя.
Иваницкий неопределенно пожал плечами:
— А я кроме службы в правоохранительных органах больше ничем и не занимался.
Иваницкому не нравился этот лохматый гоблин. Его ложь и двуличие матерый опер, прошедший Васькину школу, видел также прекрасно, как и тщательно расчесанную бороду библейского персонажа. Эдакий харизматичный выродок.
— Я умею за справедливость бороться и всякую нечисть на чистую воду выводить, а потом карать по всей строгости, — закончил он.
Веселые искорки в глазах попа пропали, сменившись колючими льдинками, а лоб покрыли озадаченные морщины. Но все же он улыбнулся одними губами.
— Нет среди нас нечисти, и живем мы по законам божьим, а боремся только с кознями врага человеческого и со слабостями природы людской греховной. Закон у нас тут один — слово Божие. Коль сможешь найти у нас себе дело по душе, милости просим.
Володя не успел ответить на приглашение священника. С одной из башен, стоящих по обе стороны от ворот, раздалось громкое отрывистое звяканье. Молотили одной железкой о другую такую же. Деловитая муравьиная суета на территории общины замерзла на мгновение, а потом превратилась в беспорядочно суматоху. Но хаос был лишь иллюзией. Смуглянка сразу распознал армейский тревогу, во время которой каждый из бойцов исполняет заученные и вдолбленные в голову действия, а народ здесь был действительно подготовленным. Дисциплине и слаженности верующих могла бы позавидовать любая армейская часть.
Хаос превратился в стройный боевой порядок. Произошло это на удивление быстро. Жители этой недостроенной крепости занимали свои позиции. Смуглянка ничуть не удивился, если бы узнал, что у них вся местность вокруг крепости распределена по секторам и пристреляна. Недостроенная крепость готовилась к обороне.
Когда защитники крепости заняли свои позиции, долгогривый удовлетворенно хмыкнул. Поп за все это время даже не двинулся с места. На верхней площадке деревянной вышки показался человек, который молча начал размахивать руками, показывая различные незнакомые жесты. Дозорный сообщил священнику нечто такое, что взволнованно долгогривого не на шутку. Поп насупился и нервно потер руки, как бы готовясь к некой физической работе.
Батюшка повернул голову направо и скользнул взглядом по худенькой девушке в белой просторной вязаной кофте и распахнутой меховой жилеточке. Девушка мгновенно оказалась рядом с ними. Не подошла и не подбежала, а именно оказалась.
Священник улыбнулся ей одними глазами.
— Марфа, позаботься, пожалуйста, о наших гостях. Будь с ним любезна.
— Да. Конечно, батюшка. Я с радостью им помогу.
Девушка стояла перед священником, смиренно опустив взгляд и прижимая руки к животу. Иваницкий пытался угадать, сколько ей лет. Нежное юное лицо было почтительно склонено вперед, так что разглядеть можно было только розовые ушки и впалые щеки под выпирающими скулами. Просторная кофта висела на худеньких острых плечах как на вешалке, а грудь едва угадывалась. Тонкие пальцы и худенькая длинная шея завершили первое внешнее представление о выделенном провожатом.
А вот Иваникций заглянул чуть глубже, и четко ощутил, исходящую от Марфы, ауру дворняжки, без претензии на элитарность. Уроженка городских окраин или рабочего поселка она, конечно, мечтала о сказке в своей судьбе. Но в обычной жизни она закончила бы в школу, выскочила замуж за откинувшегося на гражданку дембеля, нарожала бы пару-тройку детей помимо нескольких абортов, и работала бы всю жизнь в магазине, на рынке или в заштатной конторе на невзрачной должности в самом низу пищевой цепочки. Нужда, пьянство и хамство были непременными атрибутами той среды, в которой ей предстояло жить. Удачной ее жизнь можно было бы назвать, если в ней будут три гарантированных «не». Муж не сядет за решетку и не станет хроническим алкоголиком, а дети не станут наркоманами. Лишний вес, ранее старение и просмотры тупых сериалов по зомбоящику — этим и одарила бы ее заскорузлая судьба. Но сейчас эта девочка живет в сектантской общине, а вокруг зомбоапокалипсис, и как теперь сложится ее будущее — вообще не понятно.