— Марфа, а ты где здесь живешь?
— Ой. Я вон там, вон в той келье вместе с сестрами ночую, — Лисичка показала в сторону прилепившегося к наружному частоколу хибарке, а потом с гордым выражением лица добавила: — А живу я в обители.
Иваницкого это рассмешило, но он смог сдержаться и не проявил свою реакцию.
Они подошли к одному из костров. Лисичку и Иваницкого сразу угостили печеной в костре картошкой и налитым в жестяные кружки терпким и сладковатым напитком. У костра сидели в основном молодежь. Пара мальчишек играли на гитарах. Недостаток профессионализма с лихвой компенсировались энергией и воодушевлением музыкантов. Певцы в компании тоже были разные. Если бы не окружающая обстановка и специфический репертуар исполнителей, то они могли сойти за обычную дворовую компании времен юности Иваницкого.
Марфа протащила его между чурбаков и лавочек, на которых сидели общинники. Им досталась старая колода, которая лежала практически около самого костра. Сидеть было жестковато, да и неровности корявого ствола весьма неплохо ощущались задницей, но от костра приятно веяло теплом и пахло дымом.
Иваницкий разглядывал счастливые лица молодых ребят. Они были уверены в своем безоблачном счастье. Веселые живые лица, горящие глаза. Володя сначала даже не заметил, как Лисичка сама положила его руку себе на плече и прижалась к Иваницкому. Его несколько удивило такое выражение дружеского отношения со стороны девушки, но он не показал этого.
В приятном пойле, настоянном на ароматных травах, наверное, присутствовал алкоголь. По вкусу этого не чувствовалось, но мозг приятно дурманило, а тревоги сглаживались и размывались, тело постепенно становилось тяжелым, а ноги ватными. Идти уже никуда не хотелось. Володя не стал сопротивляться приятному расползанию и отдался подхватившему его потоку пьяного веселья. Приятный дурманящий напиток полился в него литрами, как пиво.
Он слушал музыку, улыбался тому, как безголосая Лисичка душевно выпискивает самые высокие ноты на грани ультразвука. В другое время его раздражал бы этот комариный писк, а сейчас ее неумелое пение развлекало. Затем нечто подхватило Иваницкого и понесло в непонятные дали вместе со всей молодежной компанией. Они сначала оказались возле стены, а потом на чердаке недостроенного дома, который примыкал прямо к стене. Частокол в этом месте разобрали и возводили бетонную стену, обкладывая ее кирпичом.
Часть крыши, выходящая на внешнюю сторону, была разобрана и оттуда открывался прекрасный вид с горы. Необычная картина залитого лунным светом поля и черного леса обретал некую мистическую ауру. Надрывная зловещность картинки была приятной.
В руке Иваницкого снова оказалась кружка с дурманящим пойлом, а ночь пронзили звуки гитары и нестройного пения сектантов. Кружка, вторая, третья…Володя незаметно провалился в блаженный дурман беспамятства.
Николай сидел на смолявом свежеободранном бревне, прикрытом мешковиной. Сложенный из щепы и сучьев, костер ярко полыхал и весело потрескивал, отбрасывая оранжевые отсветы на окружавших его людей. К гитаре брата Луки присоединилась вторая гитара Прокла и аккордеон Илии. У ребят действительно хорошо получалось играть вместе. Даже когда кто-то выбивался из общей музыкальной темы или ритма, то это не портило, а даже улучшало музыку. Так она становилось более живой и настоящей.
И еще общинники пели. Выделялся голос сестры Надежды, которая буквально заливалась соловьем. Голос у нее был очень красивым и мелодичным. Какие-то песни она пела одна, а какие-то песни пели все вместе хором. Получалось действительно здорово. К удивлению Николая пели не только религиозные тексты, но и обычные попсовые шлягеры или народные хиты. Было очень весело и уютно. Усталости от первого рабочего дня совершенно не чувствовалось.
Под руку Николая ткнулось что-то твердое и холодное. Брат Андрий подсовывал ему прямо в ладонь кружку.
— Держи, держи брат. Заслужил, — сверкнул белоснежными зубами Андрий.
— Спасибо. А что это? — заинтересовался Николай.
— Светоносный напиток, — отозвался Андрий.
— Алкоголь?
— Можно и так сказать.
— Так ведь сейчас великий пост? — удивился Николай не ожидавший.
— Воинам можно. А мы воины, и противостоим мы самому злейшему врагу. Так что для нас и послабления особые, — снова оскалился Андрий.
В кружке оказался сладковатый напиток, напоминавший медовуху. К тому же напиток был настоян на травах. Прохладная ароматная влага приятно полилась по пищеводу, а потом превратилась в мягкое тепло, растекающееся по всему телу. Смуглянке буквально одной кружки хватило, чтобы захмелеть. Надо же!
Теперь окружающая обстановка стала еще более душевной. Происходящее вокруг напоминало подростковые дворовые посиделки, было очень легко и весело. Николай стал уже и забывать, что может быть так хорошо.
Рядом с Николаем примостилась Людмила. Она куталась в армейский бушлат, накинутый поверх белого медицинского халата. В руках у нее тоже была кружка с таким же напитком. Женщина смущенно улыбнулась и спросила:
— Можно? Ты, не против?
— Нет, конечно присаживайся.
Если раньше он чувствовал некоторую неловкость рядом с Людмилой потому, что она не скрывала своей откровенной симпатии к нему и даже более того. Но сейчас это было неважно. Они так много пережили вместе за то короткое время, которое находились бок о бок. Еще кот Матроскин из советского мультфильма говорил, что совместный труд объединяет, так что совместное спасение от неминуемой смерти должно объединять еще больше.
Николай протянул Людмиле свою кружку, и она, пожав плечами, чокнулась о нее своей кружкой. Своеобразное выражение Николаем своей приязни к женщине, несомненно, было для нее приятным.
— А где твоя дочка? — спросил он у медсестры.
— Я ее спать уложила. Она почти всегда крепко спит. Вот решила прогуляться. А то целый день в госпитале с больными и раненными возилась. Младшего медперсонала у них не хватает. Врачи и перевязать могут и капельницу поставить. Но у них другой работы куча. Сил много отдавать приходится.
— Отдыхать тоже нужно.
— Ночь такая замечательная. Я только сейчас поняла, что давно на звезды не смотрела. Ты знаешь какие-нибудь созвездия?
— Ну, только большую и малую медведицу. Ковшами, такие.
Женщина прыснула и тут же бросила испуганный взгляд на Николая — обиделся он или нет. Но Николай добродушно развел руками.
— Сам не интересовался. А в школе у нас астрономии не было.
— А хочешь, я тебе созвездия покажу? Я знаю. У нас один пациент был, у него невроз в шизофрению перерос. Он до того как к нам попал в обсерватории работал кем-то. Так он столько всего про звезды и космос знал. Он мне постоянно что-то рассказывал, рисунки делал и созвездия на небе показывал. Говорил так, что заслушаешься. Шизофреники часто талантливыми бывают.
Людмила указала пальцем куда-то над лесом и пояснила:
— Вон там Созвездие Ориона сейчас восходит.
— Так плохо видно. Костер мешает.
— Ну, встать можно. Так лучше видно будет.
— А хочешь, я тебя на башню отведу? С нее небо точно лучше будет видно.
— А можно?
— Можно конечно. Ты темноты и высоты боишься?
— Нет, — снова захихикала женщина. — Я только за дочку боюсь. А всего остального я уже на три жизни вперед отбоялась.
Николаю захотелось сделать для Люды что-нибудь хорошее, чем-то порадовать ее, но его искренний порыв столкнулся с полным непониманием того, что именно он может сейчас сделать. Он не нашел ничего лучшего, чем просто взять ее за руку.
— Ну, тогда приглашаю на борт.
Они вместе поднялись и пошли в темноту, куда не уже не достигали огненные блики от костра.
Подниматься по лестницам на верхушку башни оказалось сложной задачей. Внутри было невероятно темно, а фонарей не было. Яркий лунный свет башня впускала в себя слишком скупо и неохотно. Лезть сквозь темень приходилось наощупь, но риск свалиться и сломать себе что-нибудь, совершенно неожиданно будил какую-то приятную бесшабашную радость, которая наступает, когда совершенно забываешь о возможных последствиях. В таком состоянии безголовые подростки вытворяют всякие дебильные трюки.
Но судьба была благосклонна к ним в эту ночь. Они выбрались через широкий лаз на верхнюю площадку. Не покрытый обрешеткой и кровлей каркас навеса нисколько не мешал разглядывать невероятно прозрачное темное небо. Звезды здесь казались намного крупнее и ярче, холодные огненные точки замерли над головой красивым до одурения куполом. Они были настолько яркие, что даже полная луна не могла помешать.
Люда и Николай улеглись рядом на сваленное в кучу сено, которое использовалось вместо матрасов во время отдыха рабочих. Было так хорошо и спокойно. Снизу все еще доносились песни и звуки музыки. А здесь наверху можно было валяться на импровизированной мягкой постели и смотреть на звезды пока голова не закружится. Хмель в голове почему-то не проходил, а становился все сильнее, дурманя мозг.
Николай начал рассказывать о том, как в детстве ходил на ночную рыбалку с факелами. А Людмила рассказала, что в детстве ее возили на Черное море. Они болтали обо всем на свете. Для них сейчас не было запретных тем. Может виной этому был коварный легкий алкоголь, а может общая обстановка, царившая в общине.
Людмила села, обхватив руками колени и периодически поворачивая к Николаю голову. Смуглянка разглядывал ее плечи, спину, шею, выбившиеся из-под косынки локоны. Кожа на шее контрастно выделялась своей белизной на фоне темного неба.
Николай поймал себя на том, что его взгляд постоянно возвращался к выпирающему шестому шейному позвонку и едва заметно пульсирующим жилкам на шее. Его кисти непроизвольно двигались, делая легкие намеки на отработанные движения. Захват за шею, рывок на себя и резкий толчок в затылок пока вторая рука поворачивает подбородок в сторону — от этого должен оторваться именно шестой позвонок. Удар в сонную артерию, удар локтем в затылок или шею. Хлесткий удар кулаком или ребром ладони в основание шеи, прямо по нервному узлу. Машина для убийств, выпестованная в Смуглянке за последние три года жизни, прекрасно знала, что можно сделать с выпирающим позвонком, с головой или с шеей, и была готова к боевой работе.