Живые в эпоху мёртвых. Дилогия — страница 197 из 232


С лукавым выражением глаз и с плохо скрываемым удовольствием Марфа нравоучительно заявила:


— Нельзя много меда пить. Тем более в первый раз. Мед нам дан для веселия и послабления терзаний. Он как лекарство, только меру знать нужно.


После короткой паузы Лисичка добавила примирительным тоном:


— Я тоже виновата. Нужно было тебе сразу объяснить.


Она выбралась из спального мешка и голой пошла в сторону лаза на чердак. Иваницкий отвернулся, чтобы не видеть наготу девочки-подростка. Он чувствовал себя преступником.


Поворот головы открыл для него новую картину. Оказывается, они здесь не были в уединении. Вокруг лежали или сидели голые и полуголые люди парами тройками и даже целыми стайками. Общий настрой и поведение сектантов не вызывало сомнений, что следователь стал участником свального греха или как это называется. Свингеры, в общем. Сектанты чувствовали себя вполне свободно и вели себя раскрепощенно. Володя почувствовал, как Лисичка снова нырнула к нему в спальный мешок. От прикосновения холодной кожи Иваницкий вздрогнул. Девушка озябла.


— Вот! Пей! Я тебе принесла. После этого должно легче стать.


Она сунула ему под нос пластиковую бутылку с мутной жидкостью. Напиток в бутылке слегка пузырился, а сама бутылка приятно холодила кисть. Лисичка помогла открыть пробку, и Володя присосался к узкому горлышку. Напиток оказался резким и горьковатым. Самое лучшее, что он был холодным как лед. Вместе с ломотой в зубах приходило облегчение.


— Тебе лучше? Может мне тебя в госпиталь отвести? — Лисичка опять чирикала ему под самое ухо.


От ее трескотливой непрекращающейся болтовни Иваницкий терял последние остатки способности трезво мыслить. Хотелось непременно спровадить ее куда-нибудь или прогнать эту вертихвостку, но сил на это нисколечко не было. Он встал и натянул на себя одежду с помощью Марфы. Болтушка тоже оделась, ничуть его не стесняясь. И после произошедшего ночью, это было не удивительно. Они вместе дошли до нового барака, куда поселили их с уголовником. Только здесь Иваницкому удалось сплавить Марфу в ее собственную келью.


Протопав по длинному коридору и, не обращая внимания на немногочисленных соседей по бараку, он ввалился в душевую и прямо в одежде залез под одну из леек. Иваницкий долго стоял в душе под холодными струями, стягивал себя мокрые шмотки и растирал тело, пытаясь разогнать кровь. Общее состояние организма улучшилось, но туман в голове стоял такой, как и прежде. Оставив спортивную одежду, валятся кучей мокрою в углу, он нагишом зашагал в сторону выделенного закутка.


В голове клубился болезненный глухой туман. Состояние было отвратительным. В своей ячейке он к великому счастью никого не обнаружил. Повалившись на кровать, Володя почувствовал, что стало только хуже — к туману добавился отвратительный скребущий шум в голове. Стало душно, и ему показалось, что он задыхается.


Кое-как напялив на себя, выданную позавчера, рабочую одежду, он пошел к уличной двери.

* * *

Николая разбудила напевная молитва, которая звучала несколько громче, чем положено. Потом снизу донесся громкий настойчивый стук. Их с Людмилой пытались вежливо и корректно разбудить. Они лежали на разметанной куче прошлогоднего сена, укрывшись своей одеждой.


Влюбленные, не сговариваясь, кинулись одеваться. Николаю стало смешно. Их могли застукать как нашкодивших подростков. Комизм ситуации еще заключался и в том, что они никак не могли разобраться со шмотками. Вещи комкались, терялись и цеплялись за все подряд. Суетливо нарядившись и оправив свою одежду, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.


Люда смеялась чистым звонким смехом, который подпрыгивал как бубенчик. Ах, какая у нее была открытая и жизнерадостная улыбка. Счастливая улыбка влюбленной женщины. Улыбка преобразила Люду, сделала ее красивой. Не смазливой или миленькой, совсем нет. Сейчас она была действительно прекрасна. Смуглянка радовался ее счастью и сам был счастлив. Среди творящегося вокруг кошмара он нежданно-негаданно нашел свою частичку счастья в жизни. Какое это счастье быть рядом с действительно близким и любимым человеком. Теперь они точно все преодолеют.


Они еще какое-то время приводили себя в порядок, поправляя одежду, убирая прицепившиеся сено и стружки. Дикую сухость во рту Николай уничтожил тем замечательным напитком, которым их поили вчера. Люда приняла флягу из его руки и тоже запрокинула голову, тряхнув короткими волосами. Они так и не притронулись за всю ночь к захваченной бутылке, а теперь напиток оказался более чем кстати. Легкий хмель снова проник в голову, поднимая настроение и расцвечивая окружающий мир.


Спустились Николай и Люда уже держась за руки. Внизу их встретили улыбками Прокл и Никодим. Причем улыбались мужики без насмешки и едкого сарказма. Они понимал, что произошло и отнеслись к этому спокойно и доброжелательно. Зачерствевшее сердце Николая настолько размякло за прошедшие сутки, что он был готов обнять каждого из них. Он любил этих людей. Ему нигде не было так хорошо как в общине.


Проша не скрывал своей радости от встречи с Николаем.


— Доброе утро, брат!


Проша обнял Смуглянку его как старого друга, а от этого Николаю стало еще лучше и веселее.


— Доброе, Проша. Здравствуй, Никодим, — Николай приветствовал и тоже обнял Прошиного помощника. — Вы сегодня рано чего-то?


— У нас тут дела кой-какие еще есть, а вы идите, завтракайте пока. После утреней службы очень много работы будет, — извиняющимся тоном сказал Прокл.


— Мы сейчас в трапезную, а потом я к вам на стройку.


— Хорошо.


Николай хотел проводить Людмилу, но она его остановила решительным жестом.


— Коля, я не знаю, как Сонечка отреагирует, когда нас вместе увидит. Ты иди, пожалуйста, сейчас к себе. А я попробую с дочкой поговорить.


Николай пожал плечами и улыбнулся.


— Все будет в порядке. Я это знаю.


Людмила не решилась его поцеловать при посторонних, а просто крепко прижалась к нему. Смуглянка еще какое-то время смотрел ей вслед. Для него уже было неважно: красивая она или нет, что у нее было в прошлом, и что их ждет в будущем. Судьба свела двух людей, которые перенесли за свою жизнь столько боли, горя и страданий, что иному человеку и на несколько жизней хватило бы. Им не нужно что-то друг другу объяснять. Теперь они были, по сути, единым целым, и разделить их могла только сама смерть.


Николай возвращался в свой барак, не чувствуя земли под ногами. Он не шел, он парил над горой. Воздушная легкость и приятная пустота невесомого тела были непривычны и удивительны. Такого он не ощущал никогда. Так вот оно какое — настоящее счастье. Ему захотелось громко рассмеяться или заорать что-то совершенно сумасшедшее, но он благоразумно ограничился одной из песен, которую они пели вчера. Смуглянка фальшиво, но с душой принялся напевать вполголоса незамысловатую мелодию.


В дверях барака он столкнулся с Андрием, который уже торопился в трапезную. Дел сегодня было невпроворот.


— Коля, пошли скорее со мной. Сестры наши утром оладьев настряпали. Ты такой вкусноты наверное и не пробовал. Их горячими есть нужно. А ты брата Прошу не видел?


— Прокл уже возле башни. Дела у них там какие-то.


— Вот неугомонный! — спрятав лукавую улыбку в бороду, посетовал Андрий. — Метлой его нужно на завтрак гнать. Упертый как ослик молодой. Дал себе зарок — до следующий недели крышу закрыть. В восресенье грязную, тяжёлую и грубую работу делать нельзя. Вот и мучается теперь и других загонял совсем. А ты как?


— Все замечательно. Я там даже ночевал. Сейчас помоюсь и тоже пойду в трапезную.


— Да чего же это ты? — Андрий недоверчиво уставился на него. — Впотьмах работал что ли?


— Нет, я на звезды смотрел. Впервые за много лет, братишка. Вот так.


— О-о-о. Вот оно что. Так это можно. Мир божий прекрасен и удивителен. Им нельзя не любоваться. Благодать божия в твое сердце дорожку ищет, а ты ей помоги. Тебе с батюшкой Серафимом вечером поговорить нужно будет.


Николай распрощался с бородатым общинником и зашел в барак. В их ячейке он обнаружил мокрую смятую постель на первом ярусе под его койкой. Судя по грязным отпечаткам на полу, кто-то недавно босиком пришел сюда из душа и валялся на заправленной кровати.


«Вот ментяра! Ведет себя как поросенок» — раздраженно подумал про себя Смуглянка. Почему-то у него даже мысли не возникло, что такое мог натворить брат Прокл.


Николай сначала навел порядок, а потом уже пошел в душ, вооружившись широким полотенцем. После гигиенических процедур он, подпрыгивая и трясясь от холода, растирал себя жёстким вафельным полотенцем. Переодевшись в их закутке в рабочую одежду, он побежал в столовую.


Там он заметил следователя. Иваницкий сидел в самом дальнем углу с хмурым недовольным видом, ковыряя ложкой рисовую кашу со шкварками. А в другой тарелке перед ним аппетитной горкой лежали горячие румяные оладьи. Сегодня Вовчик подрастерял свой вид воинствующего инквизитора. Смуглянка нутром почувствовал, что с ментом произошло что-то настолько неприятное, что тот никак успокоиться не может.


У Смуглянки было такое год назад, когда они ликвидировали очередного клиента. Мишень была сложная и они долго ее выслеживали. В итоге клиента убрали прямо перед собственным особняком. Вся подлая гадость ситуации заключалось в том, что клиент из машины вышел вместе с сынишкой. Смуглянка легко воспринял смерть клиента, охранников и водителя. В этом заключалась его работа. Но убитый мальчик ему снился еще очень долго.


Николай получил от добродушного повара на раздаче тарелку с горячей кашей и оладьи, а потом направился к хмурому товарищу.


— Привет, начальник, — дурашливо поприветствовал Николай насупленного следователя. — Как спалось?


Когда уголовник обратился к нему, Иваницкий бесцельно размазывал остатки каши по дну тарелки. Следователь чувствовал себя разбитым, но самое главное, что он никак не мог собраться. Бессвязные мысли не задерживаясь текли в голове вялым потоком. Ни на одной из них он не мог сосредоточиться. Володя сейчас чувствовал себя той белой рисовой размазней, которую мял на дне тарелки. Куда-то испарились те внутренний напор и уверенность, которые в последнее время вели его по жизни. Неужели он перегорел? Неужто, его хватило так ненадолго. С таким настроем он не сможет вести за собой людей. Вопрос Смуглянки вырвал его из тягостных попыток собраться с мыслями.