— Нет, Коля. Не считай себя мне обязанным. Я не жду от людей благодарности. А жалости от них подавно не хочу. Ты очень хороший человек, но не нужно тебе на себя обузу такую брать. Никому мы с Сонькой не нужны.
— Это я никому не нужен до этого времени был, а теперь в моей жизни смысл появился.
Людмила сосредоточенно посмотрела в глаза Николаю.
— Ох, Коленька. Как бы я хотела тебе верить, но в жизни я столько раз обманывалась. Понапридумываю себе всякого, а потом слезы горькие лью. То, что у нас с тобой было, по-настоящему счастливой меня сделало, но не буду я загадывать. Пусть идет, как идет. И ты Коля не загадывай. Спасибо тебе. Пусть у меня хоть какое-то счастливое воспоминание в жизни будет.
Женщина горячо поцеловала его в губы, погладила Николая по щеке и ушла в двери госпиталя. Смуглянка было пошел вслед за Людой, но Николая остановил Медяк, ухватив того за руку:
— Ты куда? Остынь! Не до тебя ей пока. Подожди до вечера. Я тебе точно говорю. У нее все мысли о ребенке сейчас, она вину свою чувствует из-за того что с тобой связалась. Ты ей сейчас только душу травить будешь. Вечером ее навести. Может тогда и с девочкой все в порядке будет или полегчает. Дети — они отходчивые. Что взрослому невмоготу, то ребенок легко переносит.
Смуглянка отрицательно потряс головой, но послушал совета от плешивого мужичка.
— Пойдем. Нечего тут отираться, — сказал и потянул товарища за локоть Иваницкий.
Далее все пошло без происшествий. Они подоспели как раз к предобеденной молитве. Пробубнив себе под нос слова молитвы, которую приводилось повторять за всеми общинниками, саперы уселись за столы с уже выставленными тарелками с супами и кашами. Порадовал настоящий белый хлеб, который пекли в местной пекарне. Сегодня он был с изюмом и больше напоминал кексы.
Смуглянка пытался обговорить услышанное от плешивого с Иваницким, но их не оставляли не на секунду. Трапезу они разделили с Андрием и еще одним мужиком по имени Порфирий. Те подробно расспрашивали о проведённой работе. Но у Николая сложилось мнение, что их прощупывали на предмет их личного мнения об обители и ее жителях. По крайней мере, Порфирий больше всего задавал вопросов прямо или косвенно касающихся именно этой тематики.
После обеда решили не отдыхать, а сразу пойти чистить оружие. Надежды Николая на то, что получится поговорить со следователем с глазу на глаз, опять не оправдались. До арсенала их провожал Порфирий со своей иезуитской болтовней, а под навесом их уже ждали те самые два парня, которые утром ставили здесь стол со скамейками.
Работа шла неторопливо и даже вальяжно. Может, сказывалось напряжение, не отпускавшее их во время работы со взрывчаткой. Они выгружали из кузова машины ящик за ящиком. Открывали или взламывали крышки, вынимали забитое смазкой оружие.
Сама процедура чистки была неожиданно сложной. Неизвестно сколько и где хранилось это оружие, но загустевшая смазка стала похожа на воск или на парафин. Ее приходилось отмачивать в бензине, отскребать ножом или выколупывать отверткой, а потом вычищать щетками и тряпками.
Солнце пригревало, пары бензина дурманили мозг, а коварный весенний ветерок пробирался под одежду и холодил кожу в тех местах до которых смог добраться. На вышке опять зазвякала железка двойными ударами, разделенными паузами. Из госпиталя в сторону ворот потянулись медики. Похоже, что опять приехали подвижники после стычки, и у них потери.
От фигур в белых халатах отделилась Людмила. Но она была уже веселая и жизнерадостная. Люда подскочила к Николаю и повисла у него на шее:
— Ты чудо!!! Ты оказался прав. Я все сделала так, как ты мне сказал, и она заулыбалась. Ты можешь себе представить? Она поняла меня. А сейчас Сонечка сидит и рисует снова. Как будто ничего и не было. Я ее только покормить сводила.
Иваницкий наблюдал за мыльной сценой внезапно вспыхнувшей любви одновременно с унылым безразличием и вежливым участием. По большему счету ему было наплевать на влюбленных. Нашли друг друга среди этого кошмара, и то слава Богу. Его больше заботило, как скоро его долговцы смогут найти этот наркоманский притон сектантов и вывести на чистую воду долгогривого упыря. По всем расчётам получалось, что шансы обнаружить сектантов не так уж и велики. Насколько он понял, сектанты практически не выбираются из своей обители, за исключением рейдов подвижников. Нападение, скорее всего, было внезапным, а следы они точно замели или запутали. Иваницкий понимал, что совладать в одиночку с сектантами и попом-наркодиллером у него не получиться. Отсюда следовало сматываться как можно быстрее. Но вначале следует выбрать: каким путем отсюда убегать. Можно конечно просто подойти к батюшке и сказать, что собираешься уехать, но как на это отреагирует поп? Может сыном сатаны объявит, анафеме предаст, а потом на костер отправит? Хотя мог и послать восвояси с богом. Нужно было переговорить на этот счет с плешивым. Но возможности пока не было. Медяк куда-то исчез сразу после обеда.
Прошло какое-то время, пока в сторону госпиталя не начали возвращаясь медики с носилками и двумя забинтованными людьми. Люда шла рядом с носилками и задирала на вытянутой руке бутылку капельницы.
Иваницкий уже присмотрел себе оружие среди трофеев. В ящиках по большей части были старенькие винтовки Мосина и пистолеты-пулемёты времен великой отечественной. Но был один ящик с пулемётами Дегтярёва. А также были диски к ним. Он специально забрал этот ящик себе и старательно скреб, тер и отмачивал каждую деталь. Тем временем оба, помогающих им, парня пытались вскрыть большой ящик набитый чем-то неизвестным, но очень ценным. Их усилия кончились тем, что ящик свалился со стола как раз на ногу одному из них.
Сектант дико заорал и упал на землю, обхватив ушибленную ступню руками. Самое легкое, что можно было предположить, так это перелом пальцев. Второй сектант поохал над скулящим от боли товарищем и потащил его на своем горбу в сторону госпиталя.
Иваницкий посмотрел в след уходящим общинникам и спросил у Смуглянки:
— Ну, что думаешь?
Больше уточнять ничего было не нужно. И без этого понятно, что речь идет о побеге из общины.
— Тикать отсюда нужно.
— Отпрашиваться будем?
— Не знаю. По мне, так лучше, что по-тихому отсюда свалить. Не доверяю я этой братии.
— Помоги, — попросил Николая Володя, указав на громадный ящик. — Посмотреть нужно, что в нем.
Смуглянка кивнул и ухватился за второй край ящика, покалечившего сектанта.
— Рейдовые машины перед воротами стоят. Я еще вчера внимание обратил. Сразу после возвращения их моют, чистят и ремонтируют. А потом бензин под горлышко заливают, боезапас пополняют и ставят у ворот. Там все машины подготовленные.
Ящик с грохотом плюхнулся на дощатый стол. Самодельная фанерная столешница заметно прогнулась, но выдержала это издевательство.
— Машину-то захватить можно, но дадут нам уехать или нет? — сказал Иваницкий.
— Нужно будет у Медяка спросить, — подтверди мысли Иваицкого Николай. — Если опять провожатые не помешают.
Иваницкий тем временем пытался сбить на ящике, намёртво приржавевшие, защелки и замки. Удары монтировкой сверху были бесполезными, а подсунуть ее под запоры не получалось.
— Да не долби ты так. Все равно ничего не выйдет. Кувалда нужна. Сбоку если ударить, то, может, защелки свернёшь. А еще лучше болгарку или бензорез, — посоветовал Смуглянка.
— К воротам может сходить? Там мастерская.
— Нет, — возразил Николай. — За госпиталем старые койки больничные ремонтируют. Там у мужиков точно всякий инструмент по металлу был. Я еще обратил внимание, что у них аппарат ацетиленовый для газовой сварки стоит.
— М-м-м. Пойду у них попрошу. Госпиталь ближе.
Иваницкий с треском опустил монтировку на крышку неподатливого ящика. Упоминание о госпитале заставило его вспомнить о Людмиле, без которой уголовник никуда не побежит. А поп сам говорил, что у них медицинского персонала не хватает. Не отпустит ее батюшка Серафим, ни за что не отпустит.
«Вот еще проблема. Придется одному выбираться. Лучше без боя уходить. Если воевать, то все равно убьют. Перевес на их стороне.»... — на ходу подумал Иваницкий.
Сектантов, которые занимались койками, он нашел по стуку и металлическому лязгу инструментов. Двое пожилых мужчин с напряжением ворочали тяжеленую бандуру из прокатных уголков и труб. Судя по размерам и толщине металла, койка была не убиваемая, и сделали ее инженеры танкостроители на металлопрокатном заводе из отходов оставшихся от ферм железнодорожного моста. По обилию ручек, шестеренок и червячных передач, продукт творчества советских инженеров приближался к зерноуборочному комбайну.
— Давайте ка я вам помогу, братья, — приветствовал их Иваницкий.
Его помощь оказалась как нельзя кстати. Хоть это металлический монстр со всевозможными ортопедическими и прочими приспособлениями был на колесиках, но ехали эти колесики плохо и все время норовили свернуть в сторону. Стальной монстр все же поддался людям и вальяжно вполз в двери госпиталя. По бетонному полу катить громадину стало легче. Когда уникальную койку водрузили на положенное место, Иваницкий спросил, наконец, у мужиков про кувалду.
— Ой, да бери все что нужно! — тяжело дыша, сказал ему один из слесарей. — Век за тебя Бога буду молить, добрый человек. Я думал, что помру, пока эту колымагу дотащу.
— Починили? — с усмешкой спросил следователь.
— Конечно, починили. С утра разбирались, как он работает и как ее собирать.
Оставив мужиков отдыхать от тяжелой работы, Иваницкий вернулся за госпиталь к месту их трудового подвига и выбрал подходящую трёхкилограммовую кувалду на длинной пластиковой ручке. Такой он не то, что замки, такой кувалдой он весь ящик в щепки разобьёт.
Перед госпиталем начинался шум еще, когда Иваницкий возвращался за кувалдой к месту сборки уникальной койки. Теперь шум стал еще громче и отчетливее. Происходило что-то не совсем обычное для общины.