— Моргало, — раздражённо взвизгнул племянник. — Моргунов у него папкина фамилия. Моргалой мы его в школе дразнили. Это как он уже в наше время фамилию на Моргана поменял. Раньше финансового воротилу из себя корчил, а сейчас в сухопутные пираты переквалифицировался.
Жора издевательски визгливо заржал:
— Лошара он тупой. Рисуется, гордыню свою тешит. Только выскочек никто не любит. Сам из себя ничего не представляет, а разговоров о нем больше чем о бригаде Карбофоса. Ментам он не по зубам. Вот это человек. А к Моргале твоему только одни сопляки в бригаду идут. Голимый понт картонный.
Разгорячившийся толстяк вытер лицо и шею большим платком и снова обратился к следователю:
— И что? Догнали вас пиратики?
— Нет. Уйти мы смогли.
— Так как же это? А сколько их было?
— Две машины.
Толстяк удовлетворённо кивнул. Похоже, что Владимир смог подтвердить какое-то предположение племянника.
— А как убежать смогли?
— У нас водитель лучше и машина быстрее. Я неплохо из пулемёта отстрелялся.
— В дороге опять сломались?
— Нет. Наткнулись на группу из трёх машин. Загнали нас в место топкое. Отбиться мы не смогли. Только я один ушёл.
Толстяк подошёл вплотную к Иваницкой и принюхался, а потом, нагнувшись, поднял до уровня своего лица ствол пулемёта и тоже принюхался.
— Не врёт. Стрелял много. И ещё женщина с вами была, — сказал в конце племянник.
— Да, была.
— Хм. Вот я и говорю. Лошара твой Моргало. Флаги навесил, мертвяков на капот цепляет вместо пупсиков. И что? Вот он, — толстяк ткнул пальцем в грудь Иваницкого, — видел пиратов с мертвяком на капоте и флаги дебильные. Как такое не запомнить? А наткнётся он ещё раз на такую машину, когда в силе будет, и отомстит. Недолго твоему флибустьеру перья пушить осталось. Слабая бригада у него, а хвост задрал так, словно полк армейский за ним стоит. Нет. Глупый он. А пришлый правду говорит. Из боя он — порохом воняет, бежал долго — грязный весь и пропотел как лошадь, солярой жжёной воняет — на машине ехали долго. Баба с ним была — духами пахнет. Значит, действительно место новое искали. На дело одной машиной не ездят, и баб с собой не берут. Помеха одна от них.
Жора задрал нос и внимательно посмотрел на Володю, силясь понять какое мнение на него произвела Жорина гениальная дедукция. Володю это озадачило. Наверное, толстяк ждал от него какой-то реакции, но кроме усмешки никаких эмоций у Иваницкого не было, а нарываться вот так с ходу на неприятности не хотелось. Озадаченного следователя спасли спутницы местного правителя.
— Ну, Жорик, мы то не такие, — загундосил девичий голос из-за спины толстяка. — Разве мы можем мешать?
В небольшой освещаемый пятачок вошли две девахи в коротеньких кожаных курточках и узких джинсах. Штаны аж трещали, обтягивая приличного размера задницы каждой из них. Девки стремились придать себе вид воинственных бандиток. Первая прижимала к груди АКС-74У. От внимательного взгляда Иваницкого не могло укрыться, что это демилитаризованное оружие, а проще говоря — макет, сделанный из боевого автомата. Ствол был пропилен, а в газоотводной трубке высверлены дыры. Вторая тискала в руках коротенькую «сайгу». Вова понадеялся, что магазин у дробовика пустой. Девка мотала им как зонтиком. При таком обращении с огнестрелом и до беды не далеко.
— Так вы же совсем другое дело! — воскликнул Жорик. — Вы же не бабье какое-нибудь. Вы же у меня принцессы, валькирии и боевые подруги.
Девки плотоядно захихикали. Жора слюняво поцеловался с каждой из них в губы. Девахи вели себя нарочито развязно.
— Жорик, а новенький такой интересный. Может оставим его себе? — похабно промурлыкала вторая «валькирия».
Если бы она сказала это другим тоном, то фразу можно было воспринять без подтекста. Но сейчас Иваницкий скривился от отвращения. Если девка хотела добавить в голосе эротизма и многообещающей завлекательности, то по факту ее предложение отдавало грязными женскими трусами и помойным ведром.
— Цыц, лярва, — вякнул на нее толстяк.
«Принцесса» обиженно надула пухлые губы, но возразить не решилась.
— Ты к нам надолго? — обратился он уже к Владимиру.
— Мне ночь переночевать, а дальше, я к своим выбираться буду.
— Переночевать то ты у нас переночуешь. Обогреем и накормим. Гости у нас — редкость удивительная. Тем более столичные. Но вот что! Пойдём ко мне, Вова, погутарим. Новости расскажешь, чего в мире делается. А то мы тут на периферии совсем одичаем. После посмотрим. Может что-нибудь дельное тебе сможем подсказать.
Иваницкий пожал плечами. Спасибо и на этом — он действительно был благодарен этой общине, пристроившейся на брошенном промышленном предприятии. Толстяк отступил в сторону и сделал приглашающий жест руками. Девки тоже освободили дорогу и встали в колхозно-эффектные позы. Одна выпятила грудь и живот, акцентируя большие обвислые сиськи. Вторая встала как-то полубоком и переминалась с ноги на ногу, покачивая полными тугими ляжками.
Иваницкий направился в образовавшийся проход и, обогнув баррикаду, двинулся в сторону, маячащего впереди, светлого прямоугольника открытой двери.
Володины предположения оказались правильными. Баррикада перекрывала въезд в абсолютно пустой большой ангар. Теперь он шёл по неровному бетонному полу в другой конец объёмистого строения. За ним, грузно звякая коваными сапогами, шёл Жора-Баллон.
— Пустовато тут у вас. Воров опасаетесь? — чтобы поддержать разговор, спросил Иваницкий.
— Какие воры? Здесь отстойник для транспорта, который разгрузить не успели или загрузили, но отправлять не стали. По, крайней мере, раньше так было. Это территория транспортного цеха. Сейчас, сам понимаешь, грузоперевозок нет, и машин поубавилось. А воровать у нас некому, почти весь город погиб. На той стороне авария на химкомбинате произошла. Там технологический цикл непрерывный, а когда электричество отключилось — два взрыва было, и ядовитый газ в город пошёл. Газ он тяжёлый, выше третьего этажа не поднимается. До реки облако дошло и по руслу растеклось, а наш берег высокий, до нас газ не добрался. На той стороне живых вообще нет. Наши в заречье мост завалом перегородили, а потом взорвали, чтобы мертвяки к нам не добрались. А на той стороне сейчас сплошняком покойнички ходячие. Проʹклятое место. Наш мёртвый городок за десяток километров все обходят. Видишь как оно. Мы сами долго ждали пока газ оттуда уйдёт, но в подвалах все равно ядовитого газа полно.
— Надо же. А мы думали, что на периферии полегче. Нет такого кошмара как в городах миллионниках.
— По-разному. Соседний район практически не пострадал. Там один городишко и села с деревнями. Из промышленности только сельхозпереработка. К ним сейчас и москвичи ваши перебираются.
— А много в вашем заречье народа осталось?
— Мало. До катастрофы тоже мало было. Здесь же старая промышленная зона и выселки. Тех, кто в заречье живет, за голыдьбу всегда держали — людьми третьего сорта считали. Здесь у нас частный сектор только, завод инструментальный и склады. После взрыва на химзаводе народец отсюда тоже поубегал, а вторая волна переселения была, когда чудища через мост полезли. Воды они бояться, а завал для них как горка детская. Вот тогда мост и взорвали.
— И часто нападают?
— Сейчас — нет. У нас тут вообще тишина. Транспортный цех на отшибе расположили, отдельно от завода, чтобы место на предприятии сэкономить и объездная дорога здесь рядом. Тут действительно тихо. А также мы бороться с чудищами научились. Теперь они к нам практически не лезут. Один мутант собачий забегал сюда недавно, но это из леса пришел. А мертвяки, которые периодически из появляются, это из местных. Старики в основном и самоубийцы. Мы их в ручную забиваем.
За разговором они пресекли весь темный ангар и вышли в просторный двор, окруженный по периметру гаражными боксами, мастерскими, складами и подсобными постройками. В самом дворе стояли два тракторные прицепа и полуприцеп без тягача, а также две настоящие рейдовые машины, переделанные из грузовиков. Возле обеих машин возились чумазые люди. Остальной валяющийся во дворе хлам не представлял никакого интереса.
По территории ходили женщины, с визгом носилась ребятня. Большой мальчик катал малышей в обычной садовой тачке, изображая звук летящего самолета или гоночного болида. На крышах ангаров сушилось белье, а в тенечке под облезлым навесом стучали по столу костяшками домино кучка пенсионеров вполне заслуженного вида. Образ обычной дворовой жизни провинциального городка нарушали вооруженные люди. За исключением пары автоматов Калашникова. Все остальное оружие было охотничье или самодельное в виде обрезов или револьверов гаражного производства.
Тут Володя наконец разглядел своего собеседника. Жора был весьма упитанным. Его живот величаво колыхался при ходьбе, а пухлые щеки вздрагивали. На нем был пиджак от обычного милицейского мундира старого образца, причём сидел он на Жоре вполне справно. Только погоны на плечах были армейскими, и по ним Жора был в чине генерал-лейтенанта сухопутных войск. Хорошо, что не маршал. Форменный китель дополняли штаны от спортивного костюма, которые, благодаря ширине, можно было принять за шаровары. Штаны в свою очередь были заправлены в остроносые ковбойские сапоги с узором, блестящим латунным носком и бляшками, изображавшими шпоры. Металлические набойки звонко цокали по укатанному асфальтом двору. Голову местного главнокомандующего украшала широкополая дорогая шляпа в стиле Аль Капоне. Нарочито нелепейший образ жирного правителя местного анклава мог ввести в заблуждение, но на самом деле перед Иваницким был неглупый и очень хитрый человек. Володя интуитивно чувствовал его кипучую жадную натуру. Баллон был опасен, хотя это и слабо вязалось с его внешним видом.
Зайдя в самое аккуратное двухэтажное здание с мансардой, они поднялись на второй этаж. Там Иваницкого встретил полусоветский офис с самопальным евроремонтом и сборной солянкой из мебели. Кроме мебели там была худенькая девушка, по комплекции напоминающая лисичку. Иваницкий поёжился от неприятного воспоминания. Кроме пигалицы в «приёмной» сидел наголо бритый тощий парень в тюремных наколках.