й говорил о слезе ребёнка. Так вот! Иваницкий должен пролить реки крови для того чтобы не плакали дети. Мирную жизнь нужно завоевать, а добро должно уметь себя защитить от зла, причём делать это в превентивном порядке.
— Скажешь, что сам чистенький и на тебе кровавого пятнышка нет?
Как следователь не сдерживался, но все равно его прорвало:
— Есть на мне кровь. Очень много крови. Только я не ищу для себя оправданий. Я понимаю, что делаю, и готов за это ответить. Я не лицемерю и себя не обманываю. Я есть, какой есть. Убиваю — значит убийца. Граблю — значит грабитель.
— Так ты что хочешь сказать? Что мы с тем же Морганом или Кабаном одним миром мазаны? — Георгич упёрся в Иванцикого злым взглядом. — Да я с шестнадцати лет на этом заводе работал! Учеником слесаря начинал. Работал по две смены да еще образование без отрыва от производства получал. Ты что это думаешь? Что я до главного механика завода дослужился за красивые глаза или потому, что всяким начальникам задницы языком подмахивал? Шалишь, брат! У меня грамот и писем благодарственных столько, что стены в квартире можно обклеить вместо обоев.
— Вот опять ты себе оправдания придумываешь! А не получится у тебя отмыться. Вспомни каждого убитого и ограбленного. Вы мало горя причинили? Ты ещё скажи, что всей своей жизнью право на убийства и грабежи заслужил!
Георгич насуплено молчал. Иваницкий понял, что обидел мужика. Тем временем они зашли в трехэтажное здание.
— С пацанами нашими тебя поселю на втором этаже пока. Третий этаж семейные занимают. Места пока мало, но это временно. Оружие на первом этаже в оружейку у нас сдают. Так положено, — сухим тоном прервал паузу Георгич.
Похоже что Иваницкий действительно его задел за живое. Обиделся Георгич. Мучила его совесть. Места он себе не находил.
Хмурый мужичок завел Иваницкого в комнату без окон, где он поставил свой пулемёт в пирамиду на свободное место. Оружейную комнату караулили два бойца, если один из них хотя бы отдаленно напоминал военного, то второму было самое место среди забулдыг в грязной подворотне, а не с помповиком в руках в комнате полной оружия.
Оружия было много, но опять подавляющее количество стволов были охотничьими. В отдельной пирамиде стояли ружья и карабины с оптикой.
Охранники не издали ни звука. По их расслабленному виду можно было решить, что все оружие в комнате не имеет к ним никакого отношения, а сами они заглянули сюда совершенно случайно.
Пристроив тяжёлый пулемёт и запасной короб с лентой «в надёжные руки», Иваницкий проследовал за Георгием на второй этаж.
Распахнув обшарпанную дверь, Георгич завёл его в большую комнату, занимавшую весь этаж здания. Выгородка в дальнем конце помещения была, скорее всего, туалетами, душевыми или раздевалками, а может и то и другое и третье.
Комната до одурения напоминала армейскую казарму только очень запущенную. Однотипные койки и тумбочки, табуреты-близнецы, громадный стол. Несколько освежали казарму обилие журнальных картинок и плакатов откровенно эротического или порнографического содержания. Разбросанные вещи и валяющийся мусор придавали казарме слишком неопрятный вид.
— Доброго здоровьишка, бойцы. Я к вам новенького привёл. Прибыло в вашем полку. Прошу любить и жаловать — Володя. Вы тут поаккуратнее. Нечего новенького пугать.
В сторону Иваницкого повернулась пара десятков рыл. Бойцы разного возраста, комплекции и степени боеготовности были одеты, кто во что горазд. Наверное, в свое время, так выглядели махновцы.
— Ты иди, — подсказал ему Георгич. — Место себе выбери. Там где одеял нет — там свободно.
Действительно, на некоторых койках лежали голые матрасы.
Иваницкий кивнул Георгичу, выражая признательность. Горгич, наоборот, демонстративно повернулся к нему спиной, выражая своё отношение.
Иваницкий направился в сторону свободной койки возле окна и бросил тяжёлый рюкзак на кровать и осмотрелся. За спиной послышался стук захлопнувшиеся двери — это ушёл его провожатый.
Все молчали, внимательно изучая новичка. Несколько человек просто спали. В сторону Иваницкого направился мелкий тип с рябым прыщавым лицом. На уголовника он явно не тянул, но очень хотел таковым казаться.
— А ты почему здесь место выбрал? — вместо приветствия спросил тип.
— Так мне сказали, чтобы любое свободное место выбирал.
— Не-е-ет, дружок. Ты неправильно понял. Тут у нас бригада. Коллектив так сказать. И мнением старших товарищей нужно поинтересоваться — где можно спать, а где нет. Ты это зря так не сделал. Тебе как-никак ещё с нами жить и воевать, а ты сразу неуважение к пацанам проявляешь.
Придурок явно куражился, вытаскивая Иваницкого на конфликт. Теперь спящих в казрме уже не было. Все с интересом смотрели на начинающееся представление.
— Косяк на тебе. Отрабатывать придётся. А чем ты проставляться будешь? Преставиться обязательно нужно. Бригада у нас легендарная. Люди все не простые, а заслуженные. А в коллектив вливаться нужно. Сечёшь? Один косяк на тебе уже есть. А вот если не проставишься — это уже западло получается.
Иваницкий расстегнул рюкзак и вытащил оттуда сухой паек. Трое человек из местной братии уже приближались к нему с разных сторон.
— Ты че это? Так проставляться решил? — выкатил наглые зенки прыщавый, разглядывая спартанское содержимое зелёного пакета. — Не, женишок, так не пойдёт. Если проставляться нечем, то тогда тебе отрабатывать нужно.
Тут хмырь обернувшись обратился уже к товарищам:
— Носки нам сегодня всем стирать будешь. Правда мужики?
В казарме раздался одобрительный гул.
Володя вскрыл упаковку и вытащил оттуда шоколадку.
— Ты че глухой! — крикнул на него заморыш. — Ты ваще понял, кто с тобой говорит!!!
Иваницкий распаковал шоколадку и протянул её дрищу.
— На. Пососи и успокойся, — спокойно сказал он.
У заморыша аж глаза вылезли из орбит. Такого он точно не ожидал. Все бойцы в казарме заржали. Прыщавый замахнулся.
— Да я…
Дрищ больше не успел ничего сказать. Иваницкий схватил дохляка одной рукой за брючный ремень, а второй — за ворот джинсовой рубашки. Веса в придурке было не больше шестидесяти килограммов. Иваницкий рывком поднял заморыша над головой и со всего маха кинул его плашмя на пол. Тип с жутким грохотом ударился о доски всем телом. Для остальных произошедшее было шоком. Такого никто не ожидал.
Что такое «тюремная прописка» Иваницкий знал, профессия обязывала. Инициативу в таких случаях нужно было сразу брать на себя. Главное — это правильно вычислить самую опасную «торпеду» и сконцентрироваться на нем. Если его вырубить, то с большей долей вероятности на него больше нападать не будут.
Не дожидаясь когда вся эта свора кинется на него, Володя ткнул пальцем в глаз ближайшего быка, а затем схватил того за волосы и дёрнул одновременно в сторону мимо себя и вниз. Свободная рука тут же ударила мужика в почку. Вскрикнувший от боли мужик рухнул ему под ноги. Отличный приём. Прекрасно помогает против разбушевавшихся подследственных. Главное — сначала точно в глаз попасть.
В туже минуту на Иваницкого налетел крепкий малый кавказской внешности. Наверное, он был спортсменом: каратистом, кикбоксером или что-то в этом духе. На Володю обрушился град сильных ударов руками и ногами. Иваницкий даже не защищался. Со всей бешеной яростью он ударил нападавшего каратиста кулаком в лоб. Удар был такой силы, что у Володи аж кости в руке затрещали. Удар опрокинул напавшего бедолагу. Каратист упал навзничь и больше он не шевелился.
Иваницкий оглядел казарму. Остальные рыла застыли в нерешительном оцепенении. Похоже, что спортивный парень, которому Володя заехал в лоб, был здесь самым крутым бойцом, а сейчас он валялся, раскинув руки и ноги звездой. Его эпическое поражение породило растерянность в рядах аборигенов.
Нужного эффекта Иваницкий добился. Володя ярко ощутил, как в один миг рассыпалось боевое настроение этого сброда. Он подавил их. Свора была готовы подчиниться новому альфа-самцу. Все стали прятать глаза. Кто-то начал потихоньку отходить назад. Пусть это стадо теперь знает своё место.
— Ещё желающие есть, кому носки постирать? — спросил Иваникий и двинулся в сторону остальных.
Иваницкий пошел между рядами коек. Оказавшись рядом с небритым парнем, который все ещё держал табуретку над головой, он посмотрел ему в глаза, а потом заехал тому носком ботинка в пах. Табуретка загрохотала по полу, а неопрятный парень, выпучив глаза, ухватился за причинное место, кулём свалился на пол и заскулил.
Иваницкий подходил к каждому уроду из этого стада поочерёдно и заглядывал в глаза. Но делал он это не для ритуального устрашения. При каждом таком взгляде он делился с ними частичкой своего глубокого внутреннего напряжения — той непоколебимой уверенности в своей правоте, которая захватила его самого полностью и без остатка.
Если кто-то отворачивался, то он бесцеремонно брал того за подбородок и поворачивал лицом к себе. Стоящие в стороне, уже сами медленно и опасливо выходили в проход, не дожидаясь окрика. Иваницкий понял, что теперь эти ребятки в его власти, но при первом удобном случае они из подтяжка пустят ему пулю в спину.
Воспитательную процедуру прервала толстая баба в застиранном белом фартуке. Она появилась на самом входе в комнату и зычным низким голосом громко спросила:
— Кто здесь новенький? Жрать иди. Покушать я тебе приготовила.
Володя улыбнулся. Своеобразное приглашение его порадовало, он почувствовал, что все ещё голоден, не смотря на угощение в Жорином кабинете.
Толстая повариха проводила его в соседнее здание и усадила за длинный дощатый стол. Настоящий гуляш с подливой, приличная горка картофельного пюре, плошка с квашеной капустой и наваристый густой борщ, все было вкусным и очень сытным. Под занавес повариха принесла эмалированный белый чайник с компотом из сухофруктов и целое блюдо румяных домашних пирогов.