Забор комбината закончился. Дальше машины проехали параллельно трамвайным рельсам через второй парк и снова оказались среди городской застройки, но более новой и многоэтажной.
— Это комбинатовские дома. Тут, бывает, залётные шерстят, но здесь слишком опасно.
Они как раз проехали мимо стоящий практически на середине дороге «нивы» с распахнутыми дверьми. Чуть дальше попался полностью сгоревший грузовик. Вокруг уже был привычный пейзаж брошенных городов с опустевшими домами, выбитыми витринами, обглоданными костяками и полуистлевшими трупами на дорогах. Колонна пересекла очередную городскую площадь и въехала в квартал современной комплексной застройки. Пятиэтажные хрущёбы сменились девяти и двенадцатиэтажными домами.
— Этот новая часть города. После расширения комбината построили. В семидесятые послевоенную жилую застройку снесли и новые производственные корпуса на том месте поставили. Сюда людей из сносимых домов переселяли. Во время большого песца им меньше всего досталось. Здесь мало погибших было — облако не дошло.
Чем ближе они продвигались к окраине города, тем больше появлялось следов грабежа и жестоких заварушек. В итоге они даже увидели мелкую банду мародёров. Четверо мужиков практически бегом таскали из магазина картонные коробки в нутро городского автобуса с зарешеченными окнами, а двое других добытчиков расположились с оружием на его крыше, прикрывая мародёров. Заметив колонну из пяти машин мужики, как по команде, бросились в укрытие и ощетинились оружием. Двое охранников сиганули вниз с крыши автобуса так резво, что чуть не переломали себе ноги, но обошлось. В самом худшем положении оказался водитель потому, что, не смотря на суматошные старания, он не мог быстро отогнать свою колымагу с открытой площадки, наверное запаниковал.
Испуганных мужиков тревожить не стали, а проехали мимо них на полной скорости. Мародёры с показной ленцой вернулись к прежнему занятию, старательно делая вид, что ничего не произошло. Но актёры из мужиков были никудышнее — полная бездарность. Кто-то переигрывал, чрезмерно размашистыми жестами демонстрируя своё безразличие к проехавшей колонне, остальные исподтишка затравленно озирались вслед Жориной группе.
Трактор во главе колонны свернул с широкой неплохой дороги в проулок, когда вдалеке между домами показалось открытое пространство.
Колонна проехала через несколько дворов со следами панического бегства и кучей брошенного барахла, погибающего под открытым небом. Картина очень напоминала подмосковные города и посёлки, которые видел Иваницкий раньше.
Город закончился сразу и вдруг. Только что были многоэтажные дома, детские и спортивные площадки, но последний проулок вывел их сразу за городскую черту. Граница города с этой стороны начиналась без всякого перехода. Многоэтажные корпуса панельных домов выходили одним из фасадов сразу на открытое большое поле, бугрящееся холмами и унылыми островками растительности. В том месте, куда они выехали, открытое пространство больше напоминало полупустыню, облагороженную редкими деревцами и жалкими ошмётками цивилизации в виде покосившихся столбов линии электропередач, единственной дорогой и железными гаражами.
Из города команда Жоры Баллона выехала по разбитой пьяной дороге, коварно спрятавшейся в низинке между двух холмов. Растительность здесь была гуще, и утлую дорожную насыпь скрывал обильно разросшийся кустарник. Здесь колонна разделилась.
Извилистая захудалая дорога увела их бронированный «егерь» вслед за трактором на верхушку лысого холма, откуда открывался унылый вид на убогую пригородную территорию. Машина уже заглушила мотор, а трактор замер, чадливо тарахтя двигателем. Основным плюсом их позиции была великолепная обзорность, позволявшая видеть все как на ладони.
— Приехали, — оповестил Жора о прибытии.
— Здесь будете встречаться? — спросил Иваницкий.
— Здесь мы будем ждать. А встречаться будем возле вон той остановки, где член торчит.
Над плечом Иваницкого опять высунулась пухлая рука, но уже с биноклем. Жора любезно протянул Володе оптический прибор. Ошибиться действительно было сложно. Вдалеке была видна широкая прямая главная дорога. А на всем протяжении от границы города до начала какого-то посёлка только в одном единственном месте топорщилось нелепое сооружение, выполняющее одновременно роль городской стелы и остановочного павильона.
Цилиндрическая высокая бандура со сферической верхушкой представляла собой какой-то громадный агрегат, списанный с химического производства доживать свой век на въезде в город. Наверное, он должен был символизировать мощь химической промышленности, но по факту этот агрегат беззастенчиво наводил прямые ассоциации с фалосом.
— Это наша достопримечательность. Баровую ректификационную колонну на въезде в город поставили. Там ещё буквы приварены — название нашего города, но их отсюда не видно.
— Вот поэтому наш город Херреактив или Залупинск прозвали в народе, — опять съюморил осмелевший водитель.
— Это правда, — подтвердил его слова Георгич.
Он впервые нарушил своё молчание с момента отъезда колонны. Похоже, что его тоже угнетал вид мёртвого города.
Остановочный павильон рядом с фаллическим символом переживал не лучшие времена. Скелет из металлических труб был неестественно искорёжен, а пространство под ним заполняли куски бетона, кирпичного крошева и осколки, блестящего на солнце, стекла. На верхушке сооружения виднелся наскоро сляпанный кривой настил из шифера. Наверное, кто-то пытался отремонтировать злосчастную остановку.
— А чего ваша остановка руины напоминает? — задал невинный вопрос Иваницкий.
Водитель громко заржал, а Георгич зашёлся перхающим кашлем или смехом.
— Волшебная сила искусства, млять, — вполне серьёзным тоном пояснил Баллон. — Все, кто мимо залупы нашей городской проезжал, обязательно на неё пялились, поэтому аварийность у нас в этом месте была запредельная. Каждую неделю кто-то в остановку влетал. История славы этого шедевра написана кровью. Вот так, дружочек.
Иваницкий разглядывал в бинокль сам фаллический шедевр, остановочный павильон, дорогу и окраины. Рассмотрел он так же и посёлок в который втыкалась дорога из города.
Вопреки ожиданиям посёлок оказался весьма оживлённым для наступившей эпохи. На улочках виднелись люди, а из труб построек там и сям вился белёсый дымок. Дорогу в посёлок преграждал блокпост, а по границе виднелись кордоны. Высокие стены и заборы жители пытались соединить между собой, но работу ещё не завершили. Охранное сооружение посёлка зияло прорехами. Дополнительно несколько рядов колючей проволоки отделяли посёлок от открытого поля.
Выходить из кабины совершенно не хотелось, даже наоборот. Жора принялся объяснять Иваницкому особенности предстоящей встречи, а попутно рассказал историю местных взаимоотношений.
— Мы с Кабаном возле остановки на трассе договорились встретиться. Местность там просматривается хорошо. Видишь, чуть дальше, где КАМАЗ сгоревший. Там человек маячит. Это снайпер или наблюдатель от Кабана, а скорее всего и то, и другое.
— А трасса это единственный выезд из города? — уточнил Иваницкий.
— Нет. У нас ещё железная дорога и комбинатовское шоссе для тяжёлой техники на эту сторону выходит. Мелких дорожек, типа той, по которой сюда приехали, я в расчёт не беру. Вот там дальше. — Жора указал на виднеющиеся вдалеке группы домов. — Там посёлки. Справа от дороги — «Мирный», а слева — «Комсомольский». Они всегда враждовали друг с другом хоть и соседи. Ещё с периода социалистических соревнований повелось. Там дворец культуры химиков, администрация, больница, библиотека, старый большой универсам, рынок и автовокзал есть, а ещё новый торговый центр. Так это вроде как нейтральная территория. Городских, захаживавших в посёлки, ещё терпели, и то если ведут себя правильно, а друг друга комсомольцы и миротворцы молотили почём зря. Вот такой социализм у них был. Дальше через пять километров ещё два посёлка есть — «Индустриальный» и «Спутник», но это для богатеньких. Там все чин-чинарём, вроде как и экология получше, и воздух почище, и клубнику с грядок можно трескать, и вода из под крана карболкой не пахнет. Но сейчас они сами по себе, объединились и нос к ним сунуть нельзя. Комсомольский и Мирный — это быдловыселки. Им бы объединиться, а они к вооружённому противостоянию перешли, когда вся эта катавасия началась. В них ещё до большого песца власть бандиты держали. Все как в девяностых. У комсомольцев и мирных — в каждом поселке своя группировка. Кабан, он раньше только в Комсомольском власть держал, а поселок Мирный он под себя только недавно подобрал. Бригада у Мити Вольского в Миром слабенькая была. Набрал всяких бывших уголовников, да авторитетов в тираж списанных. А у Кабана головорезы одни, все безбашенные. На прошлой неделе у них с миротворцами заварушка была. Митеньку вальнули тогда. Возможно, даже свои же это и устроили, а сейчас они добровольно под власть Кабана уходят. Теперь Кабан с этой стороны все выезды из города будет контролировать. Хорошо, что порядок наведёт, а плохо, что жадный он до ужаса. Дань безмерную драть будет с добытчиков.
Жора даже подёргал Иваницкого за рукав для большего драматизма.
— Теперь у него в городе один конкурент остался — это я с ребятами. У меня сил значительно меньше, но не все так просто. Нас голыми руками не возьмёшь. Комсомольцы понятия не имеют, как к нам через город добраться. Дальше комбината никто не суётся, бояться. А в объезд к нам ехать — долго и неудобно. Бродов через речку больше нет, а мост далековато и военные его держат. Поэтому раньше Кабан никуда мне не упирался. Мы были сами по себе, но теперь, когда он под себя Мирный подмял, с ним договариваться придётся. Если на мену ездить, то по трассе самый короткий путь. Понял?
— А Индустриальный и Спутник?
— Забудь ты про них. Там свой бизнес. Сельское хозяйство возрождать стали и с районным центом торгуют. Удачное у них место. Лезть никуда не нужно. Им выгоднее добро из города притыренное на продукты выменивать, чем самим со жмуриками ходячими воевать. Им незачем рисковать. Тех, кто в город ходит и без них хватает. Мирные и комсомольцы сначала тоже в город наведывались, а потом стали дань с добытчиков брать. Так выгоднее и безопаснее.