Живые в эпоху мёртвых. Дилогия — страница 96 из 232

— Давайте, давайте, ребятки. Скорее рассаживаемся и уезжаем отсюда, — торопил детей их спаситель.

Последний из усаживающихся в машину мальчишек повернул к нему чумазую мордашку и по-взрослому серьёзно спросил у него:

— Ты, правда, нас к мамам и папам увезёшь?

— Да. Обязательно. По-другому и быть не может! — бессовестно наврал ему щуплый.

Так было нужно. Но внутренний укол подсказал ему, что он невольно взял на себя ещё одну непосильную задачу. И он не отступиться от неё пока не исполнит.

Щуплый завёл «тигр», чтобы прогреть двигатель и побежал открывать ворота. Ворота были хорошо смазаны, но слишком массивные и с тугими петлями. В одиночку открывать их было тяжело, и голодный маленький боец потратил слишком много усилий пока с ними справиться. У него перед глазами даже поплыли синие звёзды и зелёные круги. Может от голода, а может и от напряжение. Несмотря на тренировки, солидный возраст уже брал своё.

Напоследок, перед самым отъездом, он расстрелял радиостанцию и ее аккумуляторы в главном здании КПП.

Дети сидели, прижавшись друг к другу, в десантном отделении. Они так и не заняли кресла, прикреплённые вдоль бортов, забившись в самый дальний угол возле задней двери. Щуплый им улыбнулся и, переключив скорость, тронулся с места. Машина задёргалась и двинулась рывками, но не заглохла, а все-таки поехала. Щуплый начал водить машину всего три месяца назад и это у него получалось плохо, способностей к водительскому мастерству у щуплого было не так уж и много.

На машине стоял мощный мотор и был гидроусилитель руля, что существенно облегчило задачу. Щуплый по большой дуге объехал двор. Разворачиваться задним ходом он не стал, потому что боялся не справиться. Проезжая мимо казармы он увидел как пузатый гомосек обжирал зубами лицо своего молодого дружка.

«Вот он его и порвал, как обещал. Это вам, уроды, третий сюрприз будет!» — злорадно подумал про себя щуплый. Три, нажравшиеся человеческим мясом, зомбака точно будут ожидать конвоиров и отряд рабов после возвращения с водных процедур. Да еще восставшие водитель и механ могут добраться до упавшего с крыльца картежника.

Щуплый выехал за ворота, доехал до конца дороги из бетонных плит и вывернул на грунтовку, а затем, набирая скорость, погнал машину в сторону шоссе. Он не сможет оторваться от погони, поэтому спасительный разрыв с преследователями нужно будет сделать как можно больше. Поднявшийся зомби большого человека с больными коленями провожал его взглядом жутких голодных буркал.

Заезд на шоссе оказался свободным, и щуплый вздохнул с облегчением.

Когда он проезжал Филимоновку, ему навстречу пронеслись три грузовика заготовителей торфа. Это было очень плохо. Они явно заметили свою машину. Предположение мгновенно подтвердила хрипатая рация:

— Ты куда побежал, хищник? Куда торопишься?

— Собака покусала Топоркова, связки и вены порвала. Сейчас его к лепилам везу.

— Во, млять!!! Бывает же такое?! — разразилась удивлённым криком рация. — Ну, ты это, Топорку передавай, чтобы выздоравливал. Да поспешай. Спасать бугра нужно.

Топроковым как раз и был то самый бугай, который, наверное, уже объедал жирную надзирательницу.

Щуплый понимал, что попался. То, что он сказал, имело всего лишь одну цель: его не должны были остановить. Проехав полтора километра, он тяжело вздохнул и свернул в лес. Рацию пришлось отключить. Был риск, что в машине установлен маячок, но проверить он этого не мог.

Ухабистая лесная дорога с торчащими корнями, промоинами и высохшими комками грязи в колеях, нещадно трясла несчастную машину с пассажирами. Боевая машина не была предназначена для комфортных поездок.

Через полчаса они выбрались к укатанной щебёночной дороге, а потом выехали на старый тракт с разбитым асфальтовым покрытием. Пусть дорога была не самой лучшей, но ехать по ней было значительно легче и быстрее чем по лесу.

Бог их миловал. Беглецов не догнали, их никто не остановил, и к вечеру они добрались до нового анклава, образовавшегося на базе Софринской бригады.

Его остановили ещё за два километра до посёлка на первом блокпосту. Он дисциплинированно подчинился жесту вооруженного до зубов человека и остановился возле стенки из бетонных блоков под дулами двух «утёсов» и танка, превращённого в стационарную огневую точку.

Подошёл проверяющий в бронежилете и титановой сфере на голове. Щуплый открыл дверь «тигра» и осторожно высунул обе руки раскрытыми ладонями вперёд, демонстрируя свои мирные намерения.

— Выходи! — крикнул ему боец. — Кто в машине? Что везёте?

Щуплый вышел из машины, но ответить ничего не успел.

— Кисель?! Ты, что ли? — обрадовался боец, но туже скривился. — Ну и воняет от тебя. Опять спасать кого-то нужно?

— Нет, я уже спас кого мог.

Боец заглянул в машину и, остановившись взглядом на измученных долгой дорогой чумазых детских личиках, присвистнул.

— Ну, ты даёшь, Кисель! Молодец! А машина откуда?

— Оттуда.

Лицо бойца вытянулось ещё больше. Он передал по рации:

— Пост, тут Кисель беженцев привёз. Дети. Срочно пару «таблеток» сюда и медиков посмышлёней.

Боец замер на несколько мгновений, прислушиваясь к ответу, а затем отрапортовал:

— Есть.

— Ну? — спросил щуплый недовольным тоном.

Боец отступил в сторону, освобождая дорогу:

— Езжай на блокпост, герой. Вас пока там разместят. Скоро должны кареты скорой помощи подъехать. Они найдёнышей твоих заберут.

Щуплый пожал руку бойца и погнал машину в указанном направлении.

За воротами блокпоста его уже встречали всем взводом.

Детей выгрузили из машины и унесли на руках в приземистое серое здание. Их сразу же осмотрел боец прошедший медподготовку, после чего детей отправили в душевую.

Щуплый уселся на большую скамью под старой берёзой. Глаза начали слипаться, а ноги стали ватными. Усталость, голод и нервное напряжение давали о себе знать. Из наваливающейся дремоты его вытащил подошедший немолодой капитан. Он сунул в руки щуплого большую кружку с крепким горячим и сладким чаем, а на столик из свежеструганных досок поставил тарелку с румяными домашними пирогами.

— Подкрепись, Кисель. Пироги остыли уже, но они утрешние. Моя половина для всех ребят пекла. Старалась от души. Кушай, кушай. Для защиты людей адвокатам силы тоже нужны.

— Был адвокат Блидевский, да весь вышел, — отозвался щуплый. — А сейчас я есть защитник Кисель. А прежний адвокатишка он умер, нет его. Подох он, как собака.

— Переродился значит?

Блидевский задумался, а потом ответил:

— Можно и так сказать.

Его перерождение началось в день смерти Кирилла. Истеричные рыдания у тела мёртвого сына сменилось полной внутренней опустошённостью. Это он не для погибшего сына тогда костёр устраивал, а для своей заскорузлой полумертвой душонки. Огонь погребального костра сжёг адвоката изнутри, Блидевский стал пустым как космический вакуум, он ничего больше не чувствовал, и жил автоматически. Горе других людей проходило стороной, а своё собственное горе превратилось некий давящий фон. Он окончательно потерял себя.

В один из дней, когда он в очередной раз таскал и раздавал обеды в больнице эвакопункта, Блидевский увидел мальчика, который как две капли воды походил на маленького Кирилла и даже звали его Кирюша. Блидевский захотел узнать, чей это малыш. У мальчика осталась только родная тётя, а его родители погибли, спасая сына от смерти. Они пожертвовали собой для того, чтобы жил их ребенок!!!

Тогда в пустое нутро Блидевского где холодный ветер разгонял пепел, оставшийся от выгоревшей души, пришла боль. Такая острая и мучительная, что ему захотелось умереть. Он потерял сына, он предал его, он не стал бороться за своего мальчика. Ведь тогда в подъезде перед его ногами лежало оружие убитого бандита. Почему он не поднял его и не расстрелял всех этих сволочей, которые убивали его сына? Почему он как последняя мразь упал на пол и вонючим червём пополз в угол, пытаясь сохранить свою никчёмную сущность?

Он увидел всю свою жизнь со стороны. Получалось, что ему можно было и не рождаться. Настолько мелкими и незначительными оказались его страхи, победы и проигрыши. Все то, что было для него значимым, оказалось пустой картонной куклой. А все значимое и бесценное, полетало мимо него незамеченным, как ветер сквозь пальцы.

За болью пришло иссушающее чувство вины. Каждый день для Блидевского превратился в нескончаемую пытку. Он просыпался каждое утро с обречённым ощущением предстоящего ему очередного мучительного дня.

Он пытался убежать от своей боли, и он убежал от детей в больнице, от растерянных и испуганных взрослых, он нескончаемого потока беженцев и от страшных известий. Но после того, как он покинул эвакуационный пункт, боли не стало меньше.

Смелости для самоубийства ему не хватало. Тогда он пытался одурманить своё сознание алкоголем и наркотиками. Когда он напивался, становилось только хуже, а наркотики приносили ужасающие галлюцинации и терзающий бред. Блидевский пытался удариться в религию, примкнув к религиозной группе баптистов, но облегчения тоже не нашёл, и это быстро закончилось. Единственное, что он вынес от баптистов — это было твёрдая уверенность в том, что он должен страданием искупить все свои грехи, а также то, что боль ему дана в качестве наказания за всю прожитую жизнь. Он покорно принял этот кару судьбы. Ещё он стал себя ненавидеть, как существо глубоко греховное и порочное, несущее вред и разрушение. Теперь он просыпался каждое утро с мазохистским удовольствием, мстительно ожидая очередной день наказательной экзекуции своей греховной персоны.

Совершенно случайно он примкнул к отряду мародёров, которые развили бурную деятельность по изъятию несметных материальных богатств исчезающей цивилизации. Специализировались они на энергетическом оборудовании, рыночная цена которого котировалась на уровне горючки и оружия с боеприпасами.

Для Блидевского нашлось место у мародёров, несмотря на субтильное сложение и отсутствие опыта в такого рода деятельности. Помимо того, что Блидевский был маленьким и щуплым, у него с детства была аномальная гибкость. Он даже сейчас мог свободно сесть на шпагат, в позу лотоса или заложить ногу за голову. Он превратился в «отмычку». Ему приходилось забираться в самые узкие дыры и щели, в погоне за особо ценным товаром.