у как же без этого детей растить — ножки застудят, хворыми будут.
Через некоторое время появились суетливый мужичонка, молдаванка Кристина и молодая женщина с мальчиком в сопровождении хоккеиста и Кирилла.
Одежда на мужике была забрызгана кровью. Бабуля подхватилась из кресла и зашаркала ногами в коридор.
— Ой, так тут же не все. Там еще столько понаоставляли, — засуетилась старушка.
— Марья Степановна, ну не сможем мы все забрать. Мы и так все самое необходимое только взяли, — страдальческим голосом выдохнула молодая женщина.
— Непутевая ты, Оксанка, жизни совсем не знаешь. Старших нужно спрашивать, интересоваться. — Бабуля выразительно посмотрела на Валю.
— Мать, что я сказал, то они и забрали, — грозным голосом отрезал хоккеист.
— Так не за себя переживаю. Вон Оксаночке твоей пригодится.
Старик только сейчас понял, что молодая женщина — это жена, а не дочка хоккеиста. Уж слишком большая у них была разница в возрасте. А вот мальчишка точно был не ее сын. Не потому что по возрасту не подходил, а потому, что смотрел на нее озорно — как на сестру, как на ровню.
Молодая женщина спряталась за рослым мальчиком и обняла его, прижав его спиной к своей груди.
— Ты это, батон, топай домой, пока там новые не набежали. Мы в соседскую квартиру дверь захлопнули. Оттуда никто вылезти не должен. — Кирилл вышел из-за спины Андрея.
Блидевский встревоженно и изучающе посмотрел в глаза хоккеисту и сыну, а потом резвой походкой ринулся в лифтовый холл.
— А здорово вы их, — восхищенно сказал подросток мужику, набивающему в ружье по одному красные патроны.
Тут старик удивился. Наверное, все на этом моменте очень удивились. Оказывается, Кирилл мог обращаться к другим людям на «вы»! Вот это была новость.
Мужик улыбнулся и сказал:
— Так мы пацаны реальные. С нами, чисто, не забалуешь.
— Приятно, когда рядом настоящий мужчина, — голосом Красной Шапочки пропела Валя.
Она вышла навстречу хоккеисту, картинно покачивая бедрами и держа пистолет стволом вверх. При этом придерживала руку с пистолетом второй ладонью. Сейчас Валентина напоминала плакат к третьесортному боевику, но очень привлекательный плакат.
Жена или девушка хоккеиста заволновалась, сразу оценив ситуацию как опасную.
— Андрей, ну когда Коля приедет? Ты же знаешь, что мне нельзя волноваться. И врач говорил, — капризно напомнила она.
Андрей сразу потерял интерес к Вале и подошел к женщине с мальчиком. Он обнял их обоих ласково и очень нежно, что резко контрастировало с его брутальной внешностью. Женщина сразу уткнулась ему лицом в грудь.
— Ну что ты, котеночек. Ты же у меня такая крепенькая и боевая. Да и Колю ты знаешь. Два метра дурнины. Вроде уже большой, а сам всех лупит, как маленький. С ним нам точно ничего страшно не будет.
Валентина оценивающе посмотрела на пассию хоккеиста.
— Вот еще! — забурчала старушка. — Раньше бабы на сносях и в терриконах, и на руде работали, и дома все делали. А сейчас понавыдумывали, лишь бы лежни пролеживать да сало на боках копить.
Колюша не заставил себя долго ждать. В дверь забарабанили чем-то металлическим. Старик нажал кнопку. В подъезд вошли двое военных в суперсовременной экипировке, только без знаков различия. Старик такую амуницию только в иностранных фильмах видел или в передачах про развитие современной военной техники. У Колюши оказалось не только два метра роста, но еще и косая сажень в плечах. Хоккеист, конечно, был мужик здоровый, но брату в размерах он, безусловно, уступал.
Николай обнялся сначала с братом, а потом подошел к матери. Старушка обняла его так горячо, что сразу стало ясно, кто ее любимый сын.
— Гундосый, ты че стоишь? — обратился Колюша к своем спутнику. — Сумари в зубы — и в машину.
— Братка, подожди, — остановил брата хоккеист. — Доброе дело сделать надо. Как у дяди Сергея дома. Мы тут постреляли малеха, но так оставлять нельзя.
— Нет, братишка. Нам еще засветло до Селигера доехать надо. Катера на воздушной подушке по темноте не пойдут.
Андрей кивнул и, как бы извиняясь, сказал старику и его компании:
— Не серчайте, православные. Ехать нам нужно. А у вас тут не так еще и плохо. Людей здесь мало живет. Да уехали уже многие. Вы главное — этих самых не пускайте, — он неопределенно махнул в сторону двери.
Улыбнулся Вале:
— Пистолет себе, красавица, оставь. Мало ли что.
Он еще раз посмотрел на них с горечью во взгляде, как на смертельно больных.
Двери лифта опять разъехались в стороны. В лобби выскочил полненький низкорослый рыжеволосый мужчина интеллигентного вида и женщина с двумя детьми. Женщина тащила за руки детей, а мужчина — чемодан на колесиках и большую спортивную сумку. Маленькая рыженькая девочка прижимала к груди нарядную мягкую куклу.
— Постойте, прошу вас. Помогите нам, — заголосила женщина. — У нас машину вчера угнали. А ни такси, ни частники — никто везти не хочет. Нам бы только из Москвы выбраться.
В глазах женщины стояли крупные слезы. Ее муж выглядел очень испуганным.
Братья переглянулись. Между ними произошел какой-то молчаливой диалог, и большущий Коля решил судьбу целой семьи:
— Детей в салоне разместим, а вам с мужем придется на крыше джипа ехать, там багажник у меня.
— Ой, да мы хоть как-нибудь, — обрадованно затараторила женщина.
Коля крикнул помощнику:
— Гундосый, с сумками людям помоги.
Приехавшие отбыли на свой Селигер, прихватив с собой одну счастливую семью. В вестибюле сразу образовалась какая-то гнетущая пустота. Мужик в хоккейном шлеме и его брат, обвешанный всякими суперменскими штучками, давали ощущение уверенности и безопасности. Но без них стало еще страшнее, чем было. Все опять вернулись в салон мадам Ядвиги.
Валя примостилась на самый краешек дивана и зажала ладони между коленями, как будто греясь.
— Неужели он меня тут бросил? — встревоженно спросила она у всех. — Как вещи бросают. Вы видели, сколько всего люди побросали?
В глазах ее читался вопрос, но все еще теплилась надежда.
— Ты не думай о плохом, — вновь начал уговаривать ее армянин и тут же стал вещать нечто обратное своему принципу позитивного мышления: — Сейчас хуже чем война. Все вокруг погибнуть могут. Я ночью такого насмотрелся. Сам не знаю, как добрался. Думал, что по жизни синюю птицу поймал, перед детьми хвастался, примером для них быть старался. А сейчас себя цыпленком чувствую. Ну как я их защитить смогу! Где же вы сейчас, мои любимые?..
Дальше он говорил что-то на родном языке и вновь пустил слезу.
— Ты очень красивая. Если бы ты моей девушкой была — никогда бы тебя не бросил. В тебя, наверное, и так все влюбляются, — просто и бесхитростно постарался ободрить Валю Кирилл.
Валя благодарно ему улыбнулась.
Опять послышался звук открывающихся дверей лифта.
— Сука, сука, тварь такая. — В дверном проеме показался Блидевский. — Эта стерва все вынесла. Все! Документы, деньги, вещи. Одна мебель и бытовая техника стоит. Даже из ванны, сука, все выгребла. А одежду мою краской и маслом облила. Представляете? Это же надо, какая мразь.
Руки Блидевского тряслись. Он достал из пачки, которую мусолил в руках, тонкую женскую сигаретку и нервно закурил.
— А я ведь уже три года не курю… — Он глубоко затянулся сигаретой и закашлялся. Пепел длинной колбаской упал на грязное пальто.
Зазвенел телефонный звонок. Подросток выдернул из кармана телефон.
— Ох, е! А я уж думал, слили меня.
Он прижал трубку к уху. Бесшабашно радостное выражение лица постепенно превратилось в разочарованное, а потом в гримасу раздражения и злобы. За это время он ничего не сказал. Просто со всей силы кинул телефон о стену. Дорогой аппарат разлетелся вдребезги с жалким пластмассовым треском.
— Что-нибудь случилось? — участливо осведомился старик.
Подросток зло глянул на него и грубо отрезал:
— Чего? Всем так интересно? Да отстаньте все от меня! А идите вы все…
Он выскочил в вестибюль и с остервенением стал пинать свою большую черную сумку и прикрученные к ней непонятные спортивные снаряды.
Незаметно доели остатки завтрака. Кирилл бросил пинать свой баул и ушел в лифтовый холл расписывать стены черным толстым маркером и лупить по плитке принесенным с собой топориком.
Все напряженно молчали.
— Ой, Валя, а по-моему, вашу машину обворовывают. — Адвокат показал пальцем на один из экранов.
Черно-белая картинка с подземной парковки обросла новыми объектами и персонажами. Возле немецкого джипа стоял броневик, два уазика и навороченный Porsche Cayenne Magnum.
— Игорь! — вскочила Валя. — Это его машина из офиса.
Валя выскочила из-за стола и, суетливо стуча каблучками, побежала к лифту. Не сговариваясь, поднялись все, кроме армянина. На лице малолетнего вандала проявилось недоумение, когда все оказались в лифтовом холле. Валя начала часто тыкать пальцами во все лифтовые кнопки попеременно. Она заскочила в первые открывшиеся двери. Лифт пошел вниз. На нажатую кнопку отозвался второй лифт в противоположной стене. Он гостеприимно и вальяжно раздвинул свои двери перед свитой Валентины. Старик, адвокат и подросток поехали вслед за своей подругой по несчастью. На лице недоросля плавало туповато-недоуменное выражение.
Когда двери лифта распахнулись на первом этаже, Валя уже пробежала половину расстояния парковки до машины.
— Мася, масичек! Хороший мой! Я здесь! — кричала она.
В голове старика всплыла неуместная мысль: «А ведь масями у нас в деревне овечек звали». Петров никак не походил на овечку и даже на барана.
Тем временем Валя пробегала по парковке мимо мертвяка с раздавленным тазом и переломанными ногами. Похоже, его грузовик или еще что-нибудь тяжелое переехало. Мертвяк поднялся на руках, распахнув рот в беззвучном крике. Он пытался ползти, но раздавленная половина, похоже, за что-то зацепилась или к асфальту приклеилась, и он беспомощно скреб пальцами по ровному покрытию. Валя, взвизгнув, отскочила от мертвяка и частыми мелкими шажками обошла его по дуге.