оддержания скрытности ее положения — исполнение было просто отвратительным.
Место для захвата выбирал Бочкин. Он присмотрел пологий старый овраг на подъезде к секрету с азартными охранниками. Там автомобиль в любом случае должен был сбросить скорость. От самой фишки овраг отделяли сплошные заросли густого кустарника — получалось, что, прежде чем выехать к наблюдательном у пункту, машины делали значительную петлю, проезжая по дну оврага. Чуть ближе к базе был высокий холм, удобный для наблюдения, на который Бочкин затащил совершенно деморализованного тощего.
Сложность оставалась в том, что сами склоны оврага поросли совсем низеньким кустарником, который доставал от силы до середины бедра и дико трещал, когда по нему пытались идти. Бесшумно подойти по кустам к автомобилю не получится. Иваницкий всех заверил, что это не проблема.
Недолго думая адепты Долга стали готовить засаду. Попов подыскал подходящую тонкую осинку на самом краю оврага. Ее подрубили у самого корня, чтобы потом можно было свалить тремя-четырьмя ударами топора. А Бочкин вместе с тощим забрался на самую высокую точку, с которой открывалась дорога от базы бандитов к оврагу.
Они ждали почти час. Наконец Бочкин передал, что едет машина, но сразу сообщил, что это обычные боевики. Здоровенный джип был битком набит вооруженными людьми. Может, у них транспорта не хватало? Или так теплее ездить было? А может, в такой тесноте не так страшно?
Большой неповоротливый внедорожник неторопливо и валко прокатился по дну оврага, оставляя за собой легкую пелену сизого солярного выхлопа. Выехал он из оврага через сто метров, выбрасывая из-под колес щебень вперемешку с грязью.
Через некоторое время пришел второй сигнал. Ехала машина Пистона. Попов крякнул и с маху засадил топор на метровом топорище в заранее подготовленный выруб. Больше ударов не потребовалось. Основание молодого вытянутого дерева звонко треснуло, и, шумя кроной, осинка упала в овраг. Голая крона дерева спружинила тонкими ветками на отсыпанной щебнем дороге, комель ствола так и остался лежать на пологом склоне. Кирильцев укрылся за старым вывороченным дубовым пнем. Попов улегся на край оврага, установив перед собой на сошки ПКМ. Бочкин спускался с холма, таща за собой почти падающего тощего. Тянул он его сначала за руку, как ребенка, а потом схватил за шиворот, чтобы тот не падал и не задерживал самого Бочкина. Иваницкий просто присел на корточки в низкий кустарник вдоль дороги, укрывшись обычной серо-коричневой камуфляжной курткой из охотничьего магазина.
С дальней стороны оврага показалась грубая топорная морда американского «хамви». Тупомордая коробка джипа, рыча и отфыркиваясь, прокатилась мимо Иваницкого и замерла перед лежащей поперек дороги преградой, водитель заглушил двигатель. Окрылись обе передние двери. Вышли водитель и охранник. Они даже дверей захлопывать не стали! Жуткая беспечность.
Внешний вид бандитов производил впечатление. Оба были в синих штанах с лампасами, зеленых гимнастерках времен Великой Отечественной, а обуты в яловые сапоги, только слишком грязные. Поверх классического казачьего наряда оба были втиснуты в современные импортные бронежилеты. На голове водителя, сдвинутая далеко на затылок, висела, чуть не падая, шапка-кубанка.
Иваницкий поднялся на ноги и обычным шагом направился к туповатой нарядной парочке. Он крутанул кистью обычную милицейскую РП-73 и опустил резиновую дубинку как раз на затылок охранника. Демократизатор со шлепающим звуком упруго отскочил от бритого, покрытого толстыми валиками складок затылка. Охранник повалился на ветви срубленного дерева. Шофер с удивлением уставился на Иваницкого. Резиновая палка описала вторую окружность и с глухим звуком опустилась на череп водилы. Тот охнул, ноги под ним подогнулись, и он воткнулся задницей прямо в грязь, после чего боком завалился в лужу.
Кирильцев уже успел распахнуть боковую заднюю дверь и сесть рядом с Пистоном. Из открытой двери «хаммера» вылетели импортный автомат, два пистолета и несколько ножей. Это Женя обшарил и разоружил Пистона. Иваницкий оставил оба тела на попечение подоспевшего Попова и направился к машине. Он также открыл дверь авто, но с другой стороны. Шагнув в открывшийся проем, Володя уселся, вытолкнув Пистона на широкий и высокий трансмиссионный тоннель, разрезающий салон на две половины. Обалдевший авторитет опущенных, оказавшись верхом на импровизированном подиуме, уперся головой в потолок.
— Ты — Пистон, — даже не спросил, а утвердительно произнес Иваницкий.
— Я, — икнув, ответил уголовник. — А вы кто такие?
— Мы — борцы за правое дело. Землю от таких, как ты, избавляем. — Иваницкий вытащил наручники.
Пистон опять икнул. Тем временем Бочкин вместе с Поповом распахнули двери багажника и забросили туда поочередно помощников главаря, скованных по рукам и ногам. Туда же Попов с едкой улыбкой усадил тощего верхом на бугая-охранника и немаленького водителя.
— Э, борцы, а может, вам с нашими старшими поговорить? Тут не все так просто. — Пистон все никак не мог очухаться от внезапного плена.
— Ну, сначала ты сам нам все расскажешь, а потом мы и с ними разговаривать будем. — Иваницкий деловито продел наручники под скобу ручки на верху трансмиссионного тоннеля и застегнул браслеты на запястьях Пистона. — Нельзя непристегнутым ездить. Правила дорожного движения учил?
Машина тронулась с места. Пистон задергался всем телом и начал орать:
— Вы че творите, волки позорные? Ты ваще, толстомордый, понимаешь, на кого ты хвост пружинишь?
Бочкин деловито развернулся с переднего пассажирского сиденья и ткнул Пистона ножом в живот. Рана была неопасной, но очень болезненной и кровавой. Пистону не проткнули брюшину, а прорезали кожу и мышцы. Тот понял, что в любом случае с ним церемониться не будут, а решат все кардинально и быстро. Авторитет натужно заскулил:
— Суки, что же вы творите? Я же кони двину теперь. Предъявить сначала нужно…
— Давай я тебе глаза выколю, — предложил Бочкин, вновь повернувшись к Пистону. — Может, тогда ты заткнешься?
Если Бочкин просто угрожал уголовнику, то Попов сразу оживился. Он слегка снизил скорость и предложил:
— Мужики, а давайте я ему голосовые связки подрежу. Давно хотел попробовать. После этого он только сипеть будет. А?
— Так не довезем же, — засомневался Кирильцев. — Кровью захлебнется.
— Не-э-э. Там крупных сосудов нет. А чтоб не захлебнулся — пусть сглатывает.
Пистон опять нервно икнул.
— Нет. Нам его еще допрашивать нужно, — остановил развитие темы Иваницкий. — А если в несознанку уйдет, то после допроса писать руками точно не сможет. Или такие каракули будут, что хрен разберешь. Вы ему лучше ребра сломайте, тогда говорить больно.
— Я молчать буду, — испуганно заверил их Пистон.
— Эх, давайте ему все-таки сломаем что-нибудь, — мечтательно добавил Дима.
— Если хоть слово скажет, то ломай, — санкционировал членовредительство Иваницкий.
— Слышь, клоун, а чего это вы все в синих штанах с генеральскими лампасами? — заинтересовался любопытный Попов.
— Мы — казаки казачьего воинства великой Московии.
— Мм, — понимающе протянул Дима. — Значит, за царя и Отечество людей грабите?
Пистон промолчал.
Они выезжали из оврага. «Хаммер» в военной версии был бронированным. Машина шла вверх хоть и бойко, но все равно очень тяжело. Сторожей проскочили не останавливаясь. Те в лучшем случае просто бросили на них короткий взгляд, на миг оторвавшись от игры. Дуракам закон не писан. Второй пост тоже проскочили без осложнений.
Доехав до укромного лесочка, в котором оставили автомобили, Бочкин и Кирильцев пересели в две другие машины. Бочкин еще прихватил с собой тощего. Теперь Пистон смог расположиться на освободившемся кресле. Попов вытащил из багажника очухавшегося водилу Пистона и провел с ним воспитательную работу с помощью демократизатора, посоветовав тому вести себя смирно. Дима орудовал дубинкой умело, демонстрируя вполне приличный опыт обращения с черной резиновой палкой. Дубинка аж прилипала к коже, когда Дима бил по оголенным частям тела воспитуемого. Тот пытался кричать, но Попов ловко ударил его под дых. Охранник же Пистона лежал неподвижно.
До накопителя доехали без приключений. Три автомобиля припарковались возле укрепленной комендатуры. Прием прибывших беженцев вели уже в соседнем ангаре. Из накопителя выехали сразу пять автобусов в сопровождении грузовика с бойцами и пулеметом.
Следственная бригада стала выгружать пленных. Дима вытащил из багажника испуганного водителя. Попов уложил того на крыльцо комендатуры, а сам полез за охранником.
— Старшой, похоже, ты с бугаем этим перестарался. — Дима вывалил тело из багажника на землю. — Мертвый он совсем.
Иваницкий не ответил, он вел под руку авторитетного Пистона в комендатуру. От самой дальней машины шел Бочкин, толкая перед собой тощего. На крыльце стояли вооруженные собровцы. Если перед Иваницким и его подопечным они уважительно расступились и молча пропустили, то Бочкина встретили подколкой:
— Бочкин, а ты никак «долговцем» заделался.
Он остановился, посмотрел на улыбающихся во все оставшиеся зубы бойцов и хмуро ответил:
— Чего скалитесь, гоблины? Вот чего вы сейчас тут делаете? Чем занимаетесь?
Бойцы переглянулись:
— Вход охраняем. Службу несем. Служим, значит.
— А кому вы служите? Кому конкретно?
По виду бойцов было видно, что вопросы Бочкина поставили их в тупик. Государства как такового уже не было. Власти разбежались. Вокруг творилось вообще не понять что.
— Я служу людям, всему человечеству. Мы мир избавляем от мрази всякой. Людей спасаем от опасности. Долг у нас такой. Я, может, всю свою никчемную жизнь прожил, а действительно чем-то стоящим только сейчас занимаюсь. И до того как подохну, хочу побольше вот таких, как он, на тот свет отправить. — Бочкин встряхнул тощего за шиворот. — Чтобы людям жилось спокойнее. Чтобы не мучили, не грабили и не издевались над ними. Кто сейчас защитит тех, кто пытается жизнь новую строить, кто трудится в поте лица своего, кто защитит стариков, детей и тех, кто не может за себя постоять? Сколько сейчас паразитов расплодится, и сколько людей они уничтожат. Ведь так и все люди вокруг вымереть могут, пока эти ублюдки жировать на горе чужом будут. Не проще ли уничтожить всю эту погань, чтобы остальные спокойно жили? Я теперь живу по совести, сужу по совести и убиваю по совести. Пусть руки у нас по локоть в крови, зато совесть чистая. Кому-то нужно эту работу делать. Время сейчас такое.