Мы будем здесь жить…
Глава 1Таис. Уникальные ребята
Свет от огня в очаге был оранжевым и теплым. Он ложился на ноги Таис, на край матраса и деревянные доски пола, навевая уютные мысли. Сейчас бы свернуться калачиком под одеялом, обнять Федора и погрузиться в сон. И пусть снится прохладный океан и косяки рыб, а не жуткие роботы, жаждущие человеческой смерти.
Таис так бы и сделала – улеглась спать, но сидящий рядом Федор настраивал планшет, негромко переговариваясь с Варом. Тот дергался, крутил головой и говорил, что на самом деле щекотно, когда к тебе кто-то подключается.
– Таис, достань-ка из моего рюкзака тетрадь. Там есть нужные подсказки. И еще чип Иминуи достань, он в маленьком кармашке.
Пришлось подняться, добраться до стола, у ножки которого лежал серый Федькин рюкзак, и порыться в нем. Малюсенький чипик Иминуи Таис чуть не уронила – такой он был невесомый и скользкий.
– Осторожно, – предупредил Федор. – У этого чипа есть нужные нам настройки, ведь здешний искусственный интеллект управляет людьми через чипы. Значит, мы можем подключиться через него. Так будет даже лучше.
Федор завозился с планшетом. Таис поняла, что он хочет сделать. Он скачает нужные программы у Иминуи. Только эту гадину опасно включать, она может сделать что угодно. Таис напомнила об этом другу, но тот отмахнулся:
– Начнет сейчас рассказывать нам, что мы допускаем ошибку, что наш мозг слишком маленький и глупый. Все то же самое, что и на крейсере. Я вырублю звук на планшете, пусть рассуждает сама с собой.
– А если она запустит вирусов тебе на планшет? – спросила Таис. – Программы, которые уничтожат оперативную систему планшета? Или к Вару подключится?
– Я все предусмотрел, – пробубнил Федор, не поднимая головы.
На самом деле создать нужное подключение оказалось не так просто, пришлось повозиться обоим. Вар только удивлялся тому, как ловко у них все получается.
– Ничего себе, вы разбираетесь в робототехнике не хуже моего профессора, – заявил он, послушно удерживая в ладонях голограмму.
Наконец Федор создал объемное виртуальное пространство в голографическом режиме и перенес туда нужные файлы с процессора Иминуи, после чего вытащил его из планшета и попросил Таис снова спрятать в рюкзак.
– Вот и все, – тихо пробормотал он, всматриваясь в свою работу. – Теперь у меня есть все коды. Это ведь не цифровая система в чипах, Таис, это другие знаки. Не наши цифры, не наша знаковая система. Поэтому мой планшет этих программ не видит, и Вар тоже не видит. А с помощью файловой системы с процессора Иминуи мы управимся. Для нас он будет как ключ для шифра, понимаешь?
Таис кивнула. Теперь и она понимала ход мысли Федора.
– С его помощью я пропишу программу, которая заблокирует чип Георга. Ну, за работу…
Теперь Таис мало чем могла помочь. В создании рабочих программ она была полным профаном, хотя малость разбиралась в том, как их загружать и как они работают.
Время тянулось медленно. Вар, занятый работой вместе с Федором, не мог поддерживать огонь в очаге, и этим занялась Таис. Подкидывала поленья и наблюдала за тем, чтобы пламя не погасло. У мамы Найды на столе осталось несколько картофельных оладий, и Таис ела их, удивляясь тому, что и остывшие, они не потеряли своего изумительного вкуса.
– Мы этот чип Георга парализуем. У него несколько программных ответвлений, которыми он охватывает весь мозг хозяина. Мы на каждый поставим программку-блок, которая у каждого программного файлика допишет несколько знаков к окончанию, то есть она продублирует сама себя и размножит, – заговорил наконец Федор. – На это понадобится минут пятнадцать от силы, а то и меньше. Мы загружаем одну программку, вот так. А она уже продублирует себя столько, сколько надо будет, и заблокирует работу всего чипа. Удалить ее не получится, только полностью перепрограммировать чип. Вот так. Готово!
Федор заулыбался довольно и весело, откинул волосы со лба и сверкнул глазами в сторону Таис:
– Сейчас посмотришь. Вон, у Вара все очень хорошо видно.
Действительно, на голограмме робота можно было наблюдать, как темнеют один за другим тонкие усики программ, выходящие из чипа и охватывающие мозг Георга. Как исчезают, теряясь в извилинах. Как темнеет сам чип. И лишь когда внизу, под голограммой, выстроился ряд непонятных знаков, а чип полностью исчез, став черным и незаметным, Федька хлопнул в ладоши.
– Все, Георг проснется новым человеком. Тай, у нас где-то было оружие. Надо вооружиться на всякий случай.
– Зачем? – не поняла Таис.
– Мы ведь с тобой не знаем, каким человеком был Георг до того, как ему поставили чип. Может, преступником или бунтарем. Лучше на всякий случай обезопасить себя.
– Может, лучше было не блокировать его чип? – поинтересовалась Таис, с сомнением посмотрев на Федора.
Вар глупо хихикнул.
– Не бойся. Это все равно у него была не жизнь, а одно недоразумение. Ходил как сонная муха, выполнял распоряжения роботов, а без этих самых распоряжений и не знал, куда себя деть. Мы посмотрим, как он себя поведет, и, если все будет хорошо, расчипируем и маму Найду.
– Ага, а после всех людей тут в поселении. Роботы поймут, что им некем управлять, и разрушат поселения, а людей уничтожат совсем. Ты лучше не горячись со своими блокировками.
Федька только пожал плечами и потянулся за оладушком.
Таис поднялась, чтобы налить себе компота, и в этот самый момент раздался резкий крик. Это был голос Георга, но звучал он с таким накалом, что заставил вздрогнуть, ойкнуть и сесть на матрас.
– Ничего себе, – тихо буркнул Федор и приподнялся.
Через небольшую щель за занавеской стало заметно быстрое движение, послышался шелест одеяла и тихие шлепки. И наконец в комнате показался сам Георг – настороженный, резкий и мрачный.
Он уставился на Таис и Федора так, будто видел их в первый раз. Прошелся по комнате, заглянул зачем-то в очаг, внимательно осмотрел Вара и направился к двери. Распахнул ее резко и громко и затопал босыми ногами по деревянным доскам веранды.
В комнату ворвался резкий и холодный ночной ветер. Пламя в очаге нервно заплясало, рассыпая горячие искры, Таис поежилась и натянула одеяло на колени. Федька молчал, Вар тоже не издавал ни звука.
Может, они сделали какую-то большую глупость? Может, не надо было лезть в голову взрослого человека и лишать его чипа? Стоило ли это делать?
Наконец Георг вернулся, плотно и осторожно закрыл дверь, посмотрел на Федора – взгляд пристальный, внимательный и настороженный.
– Значит, вы со станции, да? – неожиданно спросил он. – И это вы только что… мм… Что вы, собственно, сделали?
Тут его взгляд упал на тетрадь, лежавшую на одеяле, и он потрясенно проговорил:
– Это же моя тетрадь. Это я писал. Как она к вам попала?
Георг потянулся к гладкой тетрадной обложке, но Федор перехватил его руку:
– Подожди. Тебя как зовут? Твое настоящее имя ведь не Георг, правильно?
– Григорий меня зовут. Какое это имеет значение? Откуда у вас тетрадь? И как вы отключили мой чип? Вы ведь отключили его, да?
– Мы умеем это делать, нас учили, – осторожно проговорил Федор, присматриваясь к новому Георгу. – Тетрадь мы нашли на крейсере Иминуя, с помощью которого добрались до Земли. Долгая история. Как ты себя сейчас чувствуешь? Голова не болит? Твой организм должен взять на себя все те функции, которые раньше выполнял чип. Возможно, какое-то время тебе будет не очень хорошо.
– Со мной все в порядке, – нахмурился Григорий. – Расскажите о станции. Если, конечно, доверяете. Что там происходит? Мы долгое время не получали оттуда никакой информации, считалось, что люди там погибли от вируса. Это так?
– Отчасти так. На нашей станции не осталось взрослых. Все взрослые умерли или превратились во фриков, вернее, в зверей. Это мы так называем белых зверей. Фриков у нас полно, мы закрыли их в отсеках Нижнего уровня. На станции сейчас только дети, где-то полторы сотни, может чуть меньше, я не считал.
– На каждой станции так? – уточнил Григорий.
– Этого я не знаю. Мы не поддерживали связь с остальными станциями. На самом деле управление станцией перешло в наши руки совсем недавно – может, неделю назад, может, чуть больше, не могу точно сказать. До этого станцией управлял искусственный интеллект под названием Моаг. Он растил детей с помощью роботов, а когда детям исполнялось пятнадцать лет, роботы их усыпляли. Смертельные инъекции. Таковы были программы станции. Считалось, что после пятнадцати происходят необратимые изменения, связанные с действием вируса, и подростки перестают быть людьми. Все дети на станции являются носителями вируса, абсолютно все. И мы с Таис тоже.
– Тогда почему вы не меняетесь?
– Потому что наш организм сформировал иммунный ответ. Мы думаем, что он базируется на определенных гормонах, которые вырабатываются потому, что мы любим друг друга. То есть я хочу сказать, потому, что мы испытываем определенные эмоции, привязанность друг к другу. На станции выжили только те, кто был способен испытывать привязанность, эмоциональный отклик на дружеские отношения и так далее. У нас на станции даже проводились некоторые научные исследования – мой отец, когда был жив, пробовал. Он был штурманом. Исследования не были закончены. Но мне и Таис вирус не страшен, мы не превращаемся в зверей и не заболеваем, как видите. Уже несколько лет мы живем с этим вирусом в крови.
– Интересная информация, ты еще расскажешь мне об этом. – Григорий опустился на матрас и кивнул в сторону планшета. – Покажешь, что у тебя есть?
– Теперь твоя очередь рассказать о тетради. Ты ведь понимаешь, что информация, содержащаяся в ней, уникальна. С ее помощью мы завладели крейсером, с ее помощью освободили тебя от чипа. Как ты разобрался во всем?
– Разобрался. Не я один. Когда-то здесь, на Сабе, был центр повстанцев. Здесь были собраны самые выдающиеся умы, способные работать над программами пришельцев. Наша проблема поначалу в том и заключалась, что мы не могли разгадать код, которым прописаны программы захватчиков. Мы не сразу поняли, что Земля подверглась атаке внеземной цивилизации, созданной искусственным интеллектом. Сначала мы принимали роботов за людей и только после поняли, чему мы противостоим. Перепрограммировать их или хотя бы запустить вирус в их систему оказалось невозможным. Зато они смогли перепрограммировать нас с помощью чипов.
Григорий прищурился, посмотрел на свои ладони, сцепленные вместе, вздохнул.
– У меня такое ощущение, что я проспал несколько лет, все как в мутном сне, – продолжал он. – Мы планировали захватить их космический флот, крейсеры. Это мощное оружие, управляемые роботы-корабли, которые сыграли бы ключевую роль в восстании. Кто владеет крейсерами, тот владеет силой. Мы очень много работали, по крупицам собирали информацию. В последний момент я под видом рядового программиста отправился на один из крейсеров, его интеллект звался Иминуя. Мы планировали захватить его, я должен был записать ключевые коды и шифр к управлению программами крейсера и перезапустить крейсер. Записать у меня получилось, после меня должны были прийти уборщики, вместо которых мы планировали послать своих людей, военных штурманов. Тетрадь для них я оставил в пищевом агрегате. Но в последний момент, когда я вышел из крейсера, меня схватили. Оказалось, что остров подвергся атаке роботов, наши информационные башни уничтожены, наш центр сопротивления погиб. Тем, кто выжил, перепрограммировали уже имевшиеся в головах чипы. И мне в том числе. А тетрадь так и осталась на крейсере, в шкафу пищевого агрегата.
– Он нам эту тетрадь и передал. Это же Грум, робот, приоритет которого – помогать людям.
– Это робот, которого делали люди нашей Земли. Пришельцы уничтожили всех роботов с цифровым программным обеспечением. Другими словами, они уничтожили все, что делали мы, и заново обустроили Землю. Вон Вар – это тоже робот, сделанный на Земле, и его должны были утилизировать, чтобы подавить любую попытку к восстанию. Это делалось для того, чтобы у людей не осталось ни единого шанса.
– Ни фига себе, – пробормотала Таис.
– Мне полностью стерли память. Найде тоже. Ее зовут не Найда, ее имя Надежда, Надя. У нее тут на Сабе был десятилетний сын, он погиб от эпидемии. Не от вируса, обычная детская инфекция. Тогда у нас уже не было лекарств, как нет и сейчас. Выживает сильнейший. Тут нет даже антибиотиков, только банальное мыло, которое все называют дезинфекцией, чтобы спокойнее было.
– Как бы то ни было, нам с Таис повезло попасть на Иминую. Она затянула нас, когда мы атаковали ее на катерах. Она взломала бортовые компьютеры и затянула наши катера внутрь, а потом уничтожила их. Но нам с Таис удалось спастись, и мы смогли влезть в ее сервер. Нам удалось отключить кое-каких роботов, а в капитанской рубке мы нашли тетрадь. Ее передал нам Грум. И мы захватили Иминую. Перепрограммировали ее, уничтожили парочку вражеских крейсеров и катапультировались на Землю. Посадочный модуль перенес нас на Саб – видимо, отсюда Иминуя и взлетала. В Могильнике нам повстречался Вар, который и привел нас в поселение. Вот так. А после я понял, что могу отключить чип, пользуясь записями из тетради.
– Вы, оказывается, очень толковые ребята, – тихо проговорил Григорий. – Жаль, что вы попали к нам так поздно. Сейчас уже вряд ли можно что-нибудь сделать для Земли. Наверняка оба материка захвачены синтетиками.
– Я одного не могу понять, – проговорил Федор. – Почему они не уничтожили станции? Для чего надо было сохранять их, тратиться на производство детей?
– Это интересный и правильный вопрос. Насколько нам было известно, именно на станциях находились цеха, где производили синтетиков. Их, что называется, святая святых. Они не разместили свои цеха на планете, потому что опасались терактов и не доверяли нам. Станции именно для того и были созданы на деньги землян и с привлечением лучших умов землян. Мы в те времена сами себе рыли могилы. Своими мозгами, можно так сказать. Наши ученые разработали технологию «живая плоть», помогающую создавать роботов, в точности похожих на людей. И синтетики воспользовались этой технологией. Станции для них – это возможность увеличивать свою популяцию. Это все новые и новые чистильщики и механики. И это производство кибермозга высокого уровня, каким обладают только биороботы. Вот поэтому станции для них очень важны. И мы планировали захватить крейсеры для того, чтобы уничтожить все станции.
– Тогда зачем они оставили детей на станциях?
– Этого я не знаю. Знаю, что у синтетиков был какой-то договор с Гильдией. Гильдия ведь была очень сильной организацией, она обладала собственным космическим флотом и представляла для синтетиков реальную угрозу. У нас говорили о каком-то тайном договоре, но что конкретно там произошло – этого мы не знали. С Гильдией связано много непонятного. Она как-то внезапно ушла с Земли, просто исчезла. И во время войны с синтетиками ее уже не было. А она могла бы очень и очень помочь.
– И что мы теперь будем делать? – спросил Федор.
– В смысле? – не понял его Григорий.
– Как мы будем сражаться с роботами?
– Сражаться? Парень, мы не можем сражаться. У нас ничего для этого нет. Разве что удочки и лодки.
– Но мы можем разблокировать всех людей в поселении.
– И что это даст? Как только роботы поймут, что чипы не работают, они просто уничтожат нас. Несколько боевых ударов с крейсера, и вместо домов и пляжа – выжженная зона. И так придется что-то придумывать, чтобы устроить мой выход на работу. Вы же понимаете, что пропажа одного работника тут же будет выявлена, и меня начнут искать. Мы здесь под контролем, ребята. Мы под полным долбаным контролем роботов!
После этих яростных слов Григорий с силой сжал сплетенные пальцы.
Разговор постепенно угас. Таис устала, да и Федор тоже устало щурился на огонь и потирал пальцы, словно бы их подушечки болели от напряженной работы с виртуальной голографической клавиатурой. Григорий пролистал свою тетрадь, местами вчитываясь в текст, после закрыл ее и осторожно передал Федору. Он держал эту тонкую бумажную книжицу так, словно она была лучевой гранатой, способной вот-вот взорваться.
– Пусть будет у тебя, – сказал он и внимательно посмотрел Федьке в глаза. – Ты же понимаешь, насколько она ценна.
– Парень, мы вывезли ее из космоса вообще-то. Ты бы видел, через что нам пришлось пройти, прежде чем мы оказались здесь. И тетрадочка осталась целой и невредимой. – Федор хмыкнул и раздраженно дернул плечом. – Мы умеем хранить информацию. И умеем ее добывать. Нас этому специально учили.
– На самом деле вы уникальны, у нас на подобные вещи были способны только лучшие умы. Это я сейчас о захвате крейсера и блокировке чипа.
– Нас этому учили, Федька же сказал, – хмуро проговорила Таис и зевнула. – Мы прошли через естественный отбор, можно сказать. Выжили только сильнейшие. И эти сильнейшие сейчас перед тобой.
Федька мотнул головой и заулыбался. Григорий тоже растянул губы в улыбке, но видно было, что он еще не пришел в себя, еще не полностью освоился с тем, что голова его совершенно свободна и он может думать и действовать так, как считает нужным. Под глазами у него залегли темные круги, морщины в уголках стали еще глубже, придавая лицу выражение какой-то мудрости и зрелости.
Таис приглядывалась к нему украдкой и все пыталась определить – хороший он человек или не очень. Недоверие к взрослым все еще гнездилось в глубине души, и временами думалось, что доверять нельзя никому. Ни маме Найде, ни Григорию, ни даже Вару. Они с Федором по-прежнему были сами за себя и по-прежнему могли быть уверены только друг в друге.
Поэтому Таис все больше помалкивала, слушая историю Григория. Да, у людей Земли не получилось одолеть роботов, они погибли, а те, что чудом выжили, получили управляющее устройство, навсегда превратившее их в недолюдей. И это еще большой вопрос, как мозг Григория будет функционировать без чипа, справится ли с обычными задачами или забуксует и выдаст какой-нибудь глюк в виде психопатии или паранойи.
– Пусть тетрадь будет у вас, – повторил Григорий. – И давайте уже спать. Завтра свожу вас в одно место. Вам кое-что надо увидеть, да и мне тоже. Так что завтра силы нам понадобятся. Спокойной ночи, ребята.
Последние слова прозвучали мягко и по-дружески. В них послышались те же добрые нотки, что и в голосе мамы Найды.
Ладно, вполне возможно, что с Григорием они подружатся.
– Маму Найду будем освобождать от чипа? – уточнил Федор.
– Позже. Давайте посмотрим, как это будет со мной. Я к тому, что не уверен, что буду нормально себя чувствовать. Уже сейчас в голове мутно, и пространство плывет, словно я на лодке. Нам всем надо отдохнуть. Спокойной ночи, ребята.
Спали недолго. Едва в окна заглянул рассвет, мама Найда уже загремела сковородками и чугунками. Она старалась двигаться тихо, но все равно Таис проснулась и лежала с закрытыми глазами, пытаясь поймать улетающие обрывки сна.
Ей опять приснился Мартин. И опять повторил одну и ту же фразу о том, что фрики побеждают роботов. Он произносил это медленно, четко, немного монотонно, словно отрывок урока, который надо заучить. И Таис, переворачиваясь на другой бок, подумала, что, похоже, у нее самой какой-то глюк и она зациклилась на искусственном интеллекте станции. Возможно, это ее мозг выдает старые воспоминания, так обычно бывает в снах. А возможно, это какое-то новое предупреждение. Только не понять – о чем.
Проснулся Григорий – хотя Таис вовсе не была уверена, что он заснул после всего, что случилось этой ночью. Он осторожно прошел в комнату, которая служила и кухней, и спальней для Таис с Федором, приблизился к маме Найде и тихонько поцеловал ее в шею, рядом с ухом.
Таис даже приподнялась от удивления. Первый раз в жизни ей довелось увидеть ласку между двумя взрослыми людьми. Конечно, поцелуй в ухо совсем дружеский и простой, она сама обычно целовалась с Федором в губы.
– Ты чего? – не поняла мама Найда, удивленно оглянувшись.
– Это так просто. Мне бы пораньше выйти сегодня, хочу сходить на лодке в залив, половить рыбы. И ребят с собой возьму.
– Они вчера уже ходили с Варом, купались и рыбу ловили. Но недалеко, тут рядом с причалами, у Глиняного хребта.
– Я хочу заплыть чуть дальше, за хребет, к заливу.
– Там опасно. Сейчас прилив, ты же знаешь.
– Но и рыба хорошая туда сейчас заходит. Так что буди их, пусть встают.
Он взглянул на маму Найду немного грустно, и Таис хорошо уловила эту грустинку. Села на матрасе и толкнула в бок спящего Федора.
– Подъем. Надо вставать, слышишь?
Завтракали на веранде. Опять было солнечно и тепло, и в соседнем доме у перил стояла улыбающаяся Молли. А хозяйка дома то и дело выходила на веранду и гладила Молли по длинным волосам. Таис подумала, что, судя по всему, девочку-робота любят не меньше, чем Вара, и вздохнула. Все правильно, взрослым надо кого-то любить, хотя бы роботов.
Взрослые и дети нужны друг другу. Как бы ни приходилось тяжело и сложно вместе, но друг без друга еще хуже. Поэтому Таис уже твердо решила, что своих детей, если будут, она роботам ни за что не доверит.
Наконец Григорий велел собираться. Он старался вести себя просто и тихо, словно в его голове все еще работал чип, но временами Таис ловила его внимательный, пронзительный взгляд, обращенный на них с Федором, как будто он все еще не доверял им или пытался понять, что собой представляют эти «дети».
А мама Найда суетилась как обычно. Собирала им поесть, укладывала в глиняный горшочек рыбные котлеты, поджаристые круглые лепешки и вареный картофель.
– Вас теперь много, к обеду наверняка проголодаетесь. Так что кому-то придется тащить на себе всю эту еду. Это придется взять тебе, Георг, потому что детям нехорошо носить тяжести. И смотри, Георг, не забудь покормить детей в обед. И далеко не заплывайте, это опасно. Пусть дети обязательно наденут жилеты. Вар, ты должен за этим проследить, иначе Георг обязательно забудет. Ты понял меня, Вар?
– Конечно, мама Найда. Будь спокойна, со мной они не пропадут, – весело улыбался в ответ робот-мальчик.
Наконец выбрались из дома. Федор натянул те же широкие штаны со множеством карманов и ту же куртку, что и вчера. Таис тоже была в коричневых штанах, в своих кроссовках со станции и широкой синей курточке с капюшоном, которая раньше принадлежала маме Найде. В ней было тепло и удобно, а кармашки очень хорошо подходили для небольшого острого ножичка, который дал Вар.
Как только вышли из огромных валунов и оказались на побережье, Григорий расслабился, оглянулся и приветливо улыбнулся. Все утро он старательно изображал управляемого и лишь сейчас позволил себе стать самим собой. Улыбка вышла невеселой, с привкусом морской соли и плачем чаек, возмущенно кричавших над головой.
Григорий был выше Федора на полголовы, и крепкие мышцы его спины и плеч вызывали уважение. Видно было, что он привык к физическому труду. Двигался он пружинистым широким шагом, и если Федька легко шагал с ним в ногу, то Таис приходилось поторапливаться, чтобы не отстать.
– Я хочу сходить к Черному ножу – так у нас в поселениях называют разрушенную башню связи. Повстанцы через нее держали связь с материками. Верхушка у нее уничтожена, но не все антенны находились на крыше. А центр связи и вовсе был под землей. Возможно, там хоть что-то осталось. Хочу глянуть. У вас есть планшет, и, если в башне сохранились установки, получится наладить передатчик.
– А если ты этим выдашь себя? – спросил Федор.
– Посмотрим. Мне надо узнать, кто выжил. На Общем материке осталась моя семья – мать и две сестры. Хотелось бы найти их.
– Общий материк тоже занят синтетиками, – поспешил пояснить Вар. – Там теперь строят города и возводят мост между материками. Гигантская стройка века. Знаешь, сколько управляемых на ней трудится? Тысячи. Бесплатный рабский труд за похлебку и ночевку в строительном бараке. Возможно, и твои родственники тоже там.
– Ты можешь показать координаты стройки? – тут же обернулся к роботу Григорий.
– Могу даже саму стройку показать. Правда, не смогу приблизить изображение так, чтобы стали видны лица людей. Но в общем ты увидишь ту часть моста, которая уже возведена.
– Ладно. Покажешь, как только доберемся до башни. Сначала надо попасть на картофельное поле.
– Куда людям доступа нет, ведь как раз перед полем и стоят блокираторы, – напомнил Вар.
– Я знаю обходные пути, проведу вас.
Поднялись по широкой лестнице с многочисленными ступеньками и перевалили через хребет, оставив позади причалы, лодки, сараи и развешанные для просушки сети. Здоровенный бетонный вал с высокими столбами остался по левую руку, а они продолжали шагать вдоль побережья, сначала по песку, потом по мелким камням. У невысокого обрыва с редким и чахлым кустарником их догнала Молли. Прибежала, остановилась застенчиво чуть вдалеке и выразительно посмотрела на Вара.
– Ты что, с нами? – уточнил у нее мальчик-робот.
Молли кивнула.
– Зачем она нам? – не понял Григорий, но сильно возмущаться не стал.
Молли вцепилась в ладонь Таис – пальчики у нее были теплые и даже немного влажные. Она зашагала рядом, совершенно уверенная, что ей тут рады.
На самом деле Молли раздражала своей молчаливостью, прилипчивостью и идиотской улыбкой. Ну чего постоянно пялиться и улыбаться, будто ты конченая дура? Сиди себе дома, помогай по хозяйству. Какой смысл таскаться за взрослыми людьми? Программы, что ли, такие?
Таис подумала, что зубы у Молли мелкие и белые, точно у зверюшки, а глаза неестественно синие. Такие, будто их специально раскрасили яркой синей краской. На самом деле у людей не бывает таких глаз.
Вар между тем убежал вперед и уже показывал, где удобнее подняться на бетонный вал и обойти блокираторы.
Григорий в ответ лишь покачал головой и пояснил:
– Так мы не пойдем. Я покажу более удобную дорогу и более короткую.
И в самом деле, буквально через два десятка шагов перед путниками появился узкий проход между скалами, который трудно было заметить издалека, – так сильно выступали неровные, бугристые склоны.
– Пройдем тут и выйдем к картофельному полю, – объяснил Григорий. – А там до Черного ножа будет рукой подать.
– Зачем вам в Черный нож? – спросила Молли.
Таис удивленно взглянула на нее и подумала, чего это робот вдруг стал слишком разговорчивым.
Молли никто не ответил. Все по очереди нырнули в скальный проход, и обступивший их сумрак отбил всякую охоту болтать.
– Мы почти пришли, – тихо проговорил Георгий.
Словно в подтверждение его слов каменистая тропа вдруг пошла вверх, вывела из ущелья и затерялась в просторном поле, покрытом низкой травой. В дальних его углах темнели ровные огородные ряды.
– Вон там наша картошка, я ее поливаю почти каждый день, – весело сообщил Вар и показал пальцем на ближайшие грядки.
Глава 2Эмма. Новые хозяева третьего уровня
Особенного плана у Кольки не было. Он очень приблизительно представлял себе, как можно уничтожить цех. Вернее, вообще не представлял.
– Надо сделать разведку, сходить наверх и понаблюдать. Если биороботы выходят из цеха, значит, его двери открываются. И мы можем туда проникнуть. А там наверняка свой сервер и свой искусственный интеллект, в который можно запустить вирус. Или просто поломать. Другими словами, как только увидим все своими глазами, так и придумаем. Понимаешь?
Эмме ужасно хотелось спать, потому Колькины горячие объяснения она слушала вполуха.
Ладно, проникнем на Третий уровень. Только не сейчас. Лучше всего это сделать завтра. Вот завтра утром и займемся этим вопросом, а сейчас, пока малышки сопят, надо самим отдохнуть. Потому что весь этот день выдался длинным и невеселым.
Эмма не думала, что Колька так серьезно отнесется к своей идее. Поэтому, когда рано утром друг растолкал ее и велел одеваться, она некоторое время бестолково мычала в ответ и никак не могла понять, чего же он, собственно, хочет. Какая разведка? Зачем надо топать наверх?
Но Колька был настойчив.
– Они думают, что все спят, и не станут нас ждать. А мы пройдем тихонько и посмотрим. Прямо сейчас, – торопливым шепотом объяснял он.
Дину решили не будить. Потому что если вдруг придется задержаться наверху – кто-то должен будет позаботиться о малышках, Соне и Максиме.
– Это здорово, что теперь она живет с нами, – объяснял Колька, когда они вдвоем торопились к решеткам. – Она толковая девочка, быстро схватывает. На нее можно положиться.
В секретный план посвятили только Егора и близнецов. Егор помог открыть и закрыть решетку, а близнецы могли пригодиться на тот случай, если придется прописывать вирус специально для цеха.
– Мы сначала все разведаем, а после придем и расскажем. По плану мы должны обернуться за час, максимум за два.
– А если не придете? Идти вас выручать? – уточнил Егор.
– Это плохо, если мы не придем. Выручать нас не надо, потому что тогда мы наверняка влипли в историю. Вам лучше не лезть на Третий уровень, это опасно. Мы не можем себе позволить терять старших детей, иначе о младших некому будет позаботиться. Ты же понимаешь, что весь Второй уровень держится только на нас, – пояснил Колька.
Егор понимал.
Эмма тоже слишком хорошо это понимала.
Выбраться через решетки было не так просто – там караулили роботы-пауки, не устающие, не отвлекающиеся и ни о чем не задумывающиеся. Выполняли заданные программы, перебирали лапами и постоянно пялились сквозь слегка светящиеся прутья, готовые напасть при первом удобном случае. Загнали детей в середину уровня, забрали всю станцию себе и диктуют свои правила. Решают, как все должны действовать. Управляют людьми.
Колька был хмур и сосредоточен. Подойдя к туннелю, он закричал роботам:
– Мы хотим выйти, мы тоже хотим с вами сотрудничать! Нас двое! Мы сейчас выходим!
Потом оглянулся на Эмму и сунул ей лучевой пистолет. Шепнул:
– Твои – те, что справа. Стреляй сразу, частыми выстрелами.
Эмма еле заметно кивнула и сжала теплую, легкую рукоять.
Почувствовала, как нервно завибрировала жилка на шее, как ровно и уверенно застучало сердце и как зашумела в ушах кровь.
Новая битва. Им предстоит новая битва. Тут рядом, недалеко от выхода из туннеля, находились шахты для электрокабелей – узкие и душные. В них можно будет укрыться, они разветвляются, уходят в глубь стен, до них роботам не добраться.
Колькин расчет верен. Расстрелять ближайших роботов и укрыться в шахтах. А там они вполне себе доберутся до мусорного отсека и до заветной лестницы, ведущей наверх.
Тихо зашипела, уходя вверх, решетка. Стукнуло горячо сердце, где-то у самого горла. Эмма слегка присела и прыгнула вперед, следом за Колькой. Их выстрелы грянули одновременно.
Перед Эммой, словно в замедленной съемке, двигались трое пауков – они не ожидали молниеносной атаки и шквального прицельного огня.
Раз, два, три!
Три выстрела, три секунды. Ни одного промаха – цели находились слишком близко, и рука безошибочно выбрала траекторию. Об этом даже не надо было думать – пространство послушно раскрылось, останавливая темп движений.
За спиной слышались гулкие выстрелы Колючего, шипела обшивка стен, дрожал воздух.
Три секунды – и путь свободен. Закрылись решетки, рухнули сожженные пауки. Вперед, к узкой овальной крышке, за которой находился вход в кабельную шахту. Именно из-за нее вышли в прошлый раз, и Колька не прикручивал винтики, просто поставил крышку в пазы. Оттолкнуть ее не составило труда.
Рвануть на себя и протиснуться в узкий проход, стараясь не сильно давить на толстые провода, упакованные в прочные пластиковые покрытия – белые и прозрачные.
Колька поднял крышку, приставил ее на место и сердито зашипел:
– Двигайся вперед, не теряй время!
Это был один из коротких путей, он пересекал несколько внутренних помещений и тянулся почти по прямой до самой мусорки. Эмма работала локтями, протискиваясь вперед и чувствуя, как стекают по спине и бокам прохладные струйки пота.
Остановились у самого выхода, там, где уже слышался шум сортировки мусора. Эмма прислушалась и сказала, не оглядываясь на стоящего за спиной Кольку:
– Никого нет. Тут чисто. Они по-прежнему тщательно контролируют выходы из внутреннего круга. Программы не настолько гибкие, чтобы позволяли им просчитывать действия противника.
Мусорный отсек работал по-прежнему. Правда, мусора в нем почти не было – то, что собирали во внутреннем круге, пока что там и оставалось. Некому было доставить его на переработку, да и роботы не пускали.
Блестящие металлические перекладины лестницы привычно загудели под ногами, крышка люка поднялась медленно и тяжело, с легким стуком улеглась на место, герметично закрыв вход. Знакомая темнота обступила жарким напряжением, но Эмма все видела достаточно хорошо. Теперь темнота уже не препятствовала ориентации, теперь она чувствовала и осязала пространство. Спокойно и тихо, можно двигаться.
Ритка и Нитка, возможно, знали про этот ход. Но не успели рассказать. Или их не спрашивали. Или никто не думал, что дети осмелятся тайком проникнуть наверх. Такой смелой вылазки роботы не ожидали.
А зря. Потому что Третий уровень всегда был тем местом, куда проникали вопреки всем опасностям. Личный квест, персональное испытание. Поход, который совершал почти каждый подросток из тех, кто жил внизу.
Колька действовал автоматически. Открыл замок, проник в коридор и кивнул Эмме, сигнализируя, что путь свободен, хотя Эмма и сама это чувствовала. Коридоров наверху слишком много, во все роботов не напихаешь. Тихо и пусто в белом пространстве, и можно двигаться дальше.
Системы жизнеобеспечения, судя по всему, работали на славу. Многоножкам удалось все починить. Свежий и теплый воздух, чистота в коридорах – все выглядело так, будто здесь, как прежде, работает Моаг, трудятся роботы-уборщики и станция существует в обычном режиме.
– Надо добраться до рубки, – сказал Колька.
Эмма кивнула и поманила его за собой. Решительно зашагала в глубь коридора, пытаясь найти нужный поворот. Ни роботов-караульных у кладовок, ни охраны у входа в спальные каюты. Здесь все уверены, что им ничто не угрожает.
Эмме хотелось попасть в спальни и проверить, как живут те девочки, которые ушли. Почему-то ее не оставляла мысль, что Рита заняла каюту Таис и теперь спит на ее кровати, пьет из ее кружки и слушает ее музыку.
Это злило невероятно. Хотя понятно, что глупо выходить из себя по таким пустякам, и Эмма сдерживала напряжение. Но интуиция, внутренние чувства почему-то звенели, как натянутая до предела струна.
Конечно, здесь было опасно, здесь скрывалось множество враждебных роботов, готовых убивать, и надо было не зевать, смотреть в оба и слушать в оба, чтобы не пропустить внезапное нападение. Но не только поэтому тревожили плохие предчувствия. Эмма не сомневалась, что Третий уровень хранит в себе немало сюрпризов и, пожалуй, часть из них сейчас вывалится, можно сказать, почти под ноги.
Прошли мимо серебристых дверей того самого лифта, на котором Эмма совсем недавно поднималась после Праздника выпускников, уверенная, что ее встретят взрослые и дадут работу. Вот тут на нее напали Колька с Федором и Таис, вот здесь она лежала на полу, полная гнева и смятения.
Все это было недавно, совсем недавно. Тогда опасность пряталась на Первом уровне, а сейчас она затаилась наверху. Сколько еще секретов хранит станция? Родная станция, где Эмма прожила всю жизнь?
Донов-15 нигде не было. Не было ни поломанных уборщиков, ни каких-либо других роботов, обслуживающих людей. Пустые коридоры удивляли чистотой, это вам не Второй уровень, засыпанный крошками, пластилином и обертками от конфет. Здесь людей не водится, здесь обитают только роботы.
Короткий поворот вывел в хорошо знакомый коридор, в котором сияли стеклянные двери капитанской рубки. Сейчас они были распахнуты настежь, и это заставило и Эмму и Кольку сбавить шаг, присесть и подобраться к проему на четвереньках.
В капитанской рубке сидели трое. Два робота-девочки, уже хорошо знакомые: Инесса и Женя. И один молодой мужчина с каштановыми волосами и длинными ногами. Весь в серебристо-белом, с голубыми отражателями на рукавах и воротнике, он выглядел красивым, новым и каким-то… медлительным, что ли.
Торжественно и неторопливо он работал с большой кубической голограммой, в которой высвечивался ряд незнакомых программ. Тонкие усики так называемого «дерева» увеличивались на экране настолько, что становилось понятно – они состоят из незнакомых, странных знаков.
Человек в серебристом брал частички этих усиков и протягивал к монитору Мартина-Моага, загружая, видимо, файлы каких-то своих программ. Инесса что-то подсказывала ему, Женя помогала, то и дело подбрасывая новые файлы со своего экранчика.
Все трое были слишком заняты, чтобы обращать внимание на притихших у входа Эмму и Кольку. Разговаривали они редко – видимо, роботы не нуждались в общении. А может быть, нужную информацию они умели передавать друг другу по беспроводной связи, вот как сейчас перекидывали программы в Мартина.
А на голограмме выстраивался ряд непонятных знаков. Были они словно точки, только разной формы, длины и цвета. Были крошечные пустые точки, похожие на маленькие нолики, были вытянутые овалы, похожие на глаз со зрачком посередине. Знаки так плотно прилегали друг к дружке, что казались непрерывной нитью с нанизанными бусинами. Нитью-программой, готовой к действию.
Вот усик нити протянулся и нырнул в светящийся большой экран Моага. И тот запестрел быстрыми значками, зарябил, загружая в себя новые установки.
Эмма выразительно глянула на Кольку, и тот понимающе кивнул.
Конечно, роботы полностью перезагрузили систему станции, и теперь она работает на них. Все это было сделано ради цеха, в котором производят искусственных людей.
И если захватить цех, станция окажется в руках детей. Тогда можно диктовать условия Гильдии.
Оставалось еще много чего непонятного, но главное Эмма уже уяснила. Станция существовала ради цеха, и он имел для Гильдии исключительно большое значение. Поэтому они и выслали подкрепление в виде каракатиц и пауков.
Колька вдруг дотронулся до Эмминого плеча и мотнул головой, призывая двигаться куда-то в сторону. Эмма не стала шуметь и задавать лишние вопросы, она доверяла другу. Потому молча, все так же на четвереньках, последовала за ним.
Выбрались в коридор, где обнаружили парочку каракатиц, сидящих у небольшого блока, отвечающего за освещение. Те сосредоточенно работали, и огоньки на их спинах отбрасывали на потолок яркие желтые пятна.
Колька замахнулся было мечом, но Эмма его остановила. Прижала палец к губам и тихонько прошла мимо крошек-роботов. Те даже не дернулись, продолжая свою работу.
Теперь уже стало ясно, что для маленьких паучков важнее всего было разобраться с неполадками и починить все платы и механизмы Третьего уровня. Хотя они могли и нападать, но только когда их много.
Колька стремился к внутреннему кругу, где находились жилые каюты. Эмма следовала за ним, но у первого же лифта их ожидали здоровенные пауки-роботы. Их тихое щелканье можно было услышать сразу за поворотом.
– Мы не пройдем тут, – проговорил Колька и повернул к ряду крошечных кладовок, тянущихся полукругом. Эмма поморщилась и последовала за ним, стараясь ступать тихо и не шуметь. Для них сейчас самое главное – это незаметность. Чтобы паучары даже не поняли, что за гости к ним пожаловали.
Чуть дальше, там, за пауками и лифтами, коридор разветвлялся, и один из его поворотов выводил прямо к странным дверям цеха. Возможно, пауки потому и караулили в тех местах, чтобы быть уверенными, что на их драгоценное производство никто не проникнет. А может, стоят там случайно.
Эмма и Коля по-прежнему действовали молча. Они уже научились понимать друг друга без слов, и одного знака рукой было вполне достаточно. Длинный коридор вывел их в отдаленные, заброшенные проходы, где когда-то были комнаты Изоляции, – это шепнул Колька, кивнув на белые закрытые двери. Приблизился к ним, прислушался, удивленно оглянулся на Эмму.
Но Эмма уже и сама почувствовала. Запах человека тут буквально висел в воздухе – на полу, на стенах. За белыми дверями обитали люди. И Эмма даже знала кто.
Колька решительно вставил свою флешку и без труда взломал старый код замка. Дверь отъехала в сторону, и на них уставились несколько пар глаз, слишком знакомых. Но ни одного чувства не отразили лица Риты, Нитки, Кати и Инны. Они смотрели на старых друзей так, словно видят их в первый раз и словно им все равно, что у них перед глазами.
Перед девочками стояло множество коробок, в которые они рассортировывали детали разобранных уборщиков. Вся комната была завалена поломанными роботами, и девочки, отвернувшись от вошедших, снова принялись за работу. Слаженно, молча и тихо. И до ужаса методично. Будто они сами превратились в этаких больших каракатиц и теперь трудятся на благо станции, выполняя программы.
– Вы чего? – не понял Колька. – Как у вас дела?
Рита медленно подняла голову и медленно выговорила:
– Ты кто?
– Дед Пихто. Ты что, сдурела, Ритка? – фыркнул Колька.
– Ты мешаешь выполнению задания.
Колька попятился. Нахмурился. Уточнил:
– Ты притворяешься? Это розыгрыш?
Рита больше ничего не ответила. Все остальные продолжили работу.
– А Сеня где? Ваш мальчик где? Куда вы его дели? – не унимался Колька.
– Какой мальчик? – снова медленно спросила Рита.
– Инна, он же твой брат! Ты сдурела, что ли? Брата куда вы дели? – Колька сорвался на ор, и Эмма поняла, что его охватывает ужас.
Она и сама чувствовала, как шевелятся волосы на голове. Это были уже не обычные девчонки, с которыми они совсем недавно дружили и общались. Но это и не роботы, от них пахнет человеком. Они люди. И запах пота, и запах одежды, и запах немытых волос – все это чувствовалось слишком ясно.
Девочки больше не отвечали, лишь сосредоточенно трудились над деталями.
– Пошли отсюда, а? – Эмма дернула Колючего, отступила назад, резко выдернула флешку из гнезда и позволила двери закрыться.
Колька не возражал.
– Они заболели, что ли? – уточнил он, растерянно двигаясь вдоль коридора.
– Я думаю, что это чипы в их головах. Они заблокированы. Видимо, так.
– А Сеньку они куда дели?
– Не знаю. Надо нашим внизу все рассказать, чтобы уже никто больше не думал перейти на сторону пауков. Вот она, хорошая жизнь. И думать не надо – за тебя роботы будут думать. Сидишь себе и перебираешь железяки. А когда и эта работа закончится, тебя просто выключат, чтобы не мешал.
– Ни фига себе, – только и сказал Колька.
Они были настолько потрясены увиденным, что прозевали нужный поворот и выскочили на широкую площадку с лифтами и грузами. Там вовсю кипела работа – в широкий открытый ангар на электронных тележках завозили продолговатые ящики с искусственными людьми. Тележки тихо гудели, пауки тихо щелкали суставами, каракатицы тихо мигали желтым.
Вот куда, значит, подевались все роботы на Втором уровне! У них просто погрузка! Как это было и раньше. Цех работает, станция восстановлена. Значит, пришел очередной крейсер и принимает продукцию. Новых ненастоящих жителей Земли. Вот же сволочи!
– Сожжем их! – прошипел Колька.
Эмма дернулась, пытаясь схватить его за руку, но опоздала на какие-то доли секунды. Пистолет уже был наготове. Видимо, он давненько жег Кольке ладони. Выстрелы зашипели, разрезая воздух и снимая одного паука за другим. Трое упали в первые же три секунды: рухнули вниз дымящейся черной массой. Каракатицы подскочили и хлынули навстречу Кольке и Эмме живой быстрой массой. Их ясный желтый свет мгновенно сменился на красный. Два уцелевших паука подняли лапы и выдали два залпа в ответ.
Эмма и Колька пригнулись и ринулись за поворот. Вперед, уносить ноги, пока твари не напали, как в прошлый раз у энергомодуля.
Хватило же у Колючего ума стрелять!
Эмма злилась, но времени высказывать эту злость не было. И пришлось направлять ее на побег по закругляющимся коридорам, тихим и белым. Вперед, вперед, топая ногами, ныряя в первые повороты и стараясь найти надежное убежище.
Ноги сами собой привели к внутреннему кругу. Тому самому, где скрывались прошлый раз, еще до того момента, как совершили последнюю охоту. Знакомая дверь, замок, который теперь легко открывался.
Оказавшись внутри, Эмма вздохнула, развернулась и стукнула по спине Кольку, завозившегося с замком.
– Ты чего? – не понял тот.
– Ничего. Мозги в следующий раз включай, прежде чем стрелять!
– Так им и надо. Меньше тварей останется. Все равно сюда не сунутся.
– Думаешь, взломать замок им не под силу? Они Мартина взломали. Это просто лишняя трата времени. Надо теперь думать, как выбраться к себе.
– Выберемся, не дрейфь…
– Ага. – Эмма поморщилась, покачала головой и двинулась вперед по коридору.
Знакомый зал отыскался быстро. Диваны и столики находились на своих местах, а уходящий далеко вверх потолок гулко отражал тихие шаги. Эмма вздохнула несколько раз, пытаясь восстановить дыхание после бега, и направилась к лестнице. Им еще повезло, что они уцелели. А могли бы остаться обгорелыми трупами, вон как Илья в прошлый раз.
Эмма передернула плечами, и в этот момент раздался жуткий грохот, как будто уронили что-то железное: бам-бам-та-ра-бам!
Колька выхватил пистолет и присел, быстро поворачиваясь вокруг своей оси и высматривая нападавшего. Но Эмма знала, что здесь никто не нападает. Ничто не движется в замершем пространстве, ничто не существует и не живет. И людей в этих помещениях нет – это она тоже чувствовала.
Отступив чуть-чуть назад и пройдя в небольшой коридорчик-туннель, Эмма чуть не споткнулась о рухнувшего дона-15. Вот кто загремел только что!
– Это робот, – тихо сказала она Кольке, – наш робот.
Да, пятнадцатые теперь стали «нашими», и вид их вызывал грусть об утраченном мире и благополучии. Черные глазницы, с немым укором уставившиеся на Эмму, заставили ее отвести взгляд и аккуратно отодвинуть железную тушу в сторону.
А в остальных коридорах Третьего уровня всех старых роботов успели убрать. Видимо, до этих мест просто не добрались – не успели.
– Пошли, – велел Колька и быстро взлетел по лестнице вверх, на галерею, кругом огибающую зал отдыха.
Конечно, там находилась каюта Андрея Шереметьева, бывшего штурмана станции. А в ней мощные экраны и выход на основной сервер – его настраивал еще Федор. Оттуда можно спокойно наблюдать за тем, что делают роботы-люди с Мартином!
Отличная мысль пришла Кольке в голову!
Каюта, в которой когда-то обитали Федор с Тайкой, была пустой и чистой. До звона теплой и до грусти знакомой. Здесь жили друзья, здесь они нашли файл с описанием всего того, что случилось на станции несколько лет назад. Каюта оказалась ключом к прошлым событиям. Может, и сейчас она послужит детям?
Колька тут же подскочил к мониторам, проверил их и покачал головой. Все сгорело и не работает.
– А твой планшет? Если подключиться с его помощью к выходам в сеть? – напомнила Эмма.
Колька почесал подбородок. Конечно, можно и так. А можно…
Идея пришла в голову внезапно. Раньше они так не делали никогда.
Можно ведь достать уцелевшие платы, отвечающие за видеокартинку, перенастроить их и подключить к планшету. И тогда…
Колька поделился идеей с Эммой, и оба принялись за работу. Разобрали все внутренности, проверили все платы, уцелевшие откладывали в сторону. Совсем скоро на светлом ковровом покрытии возвышалась узенькая стопочка прозрачных тоненьких плат, рассортированных по номерам.
– Сейчас подсоединим это к моему планшету и сделаем мощный голографический экран. А после попробуем разобраться в их программах. Если получится…
Наконец планшет заработал, высветил голографический куб, в котором нужные файлы выстроились ровным рядом. Теперь подключить к общей системе станции – в каюте есть нужные выходы.
На мгновение Колька замер, прежде чем перенаправить беспроводную точку связи к соединительному разъему, взглянул на Эмму и тихо проговорил:
– Ну, вперед. Надеюсь, что все у нас получится.
Голограмма слегка вздрогнула и поменяла цвет. Стала более светлой и яркой, а ее новые файловые окошки напоминали крошечные зерна. Каждое зерно можно было приблизить и раскрыть.
– Вроде бы работает. Только я ничего не понимаю в чужих программах. И как с ними работать, тоже не понимаю, – пробормотал Колька, рассматривая голограмму.
Для Эммы все тоже казалось странным и непонятным. Все казалось чужим. Да так оно и было. Чужие программы, чужие задания, чужая работа. Кто-то чужой захватил станцию, и понять ход его мыслей не очень-то удавалось.
– Попробую добраться до центра связи. У нас раньше всегда была связь с внешним миром, через которую можно было передать информацию. Она до сих пор работает. Видимо, они ее восстановили и теперь пользуются ею сами. А если подать сигнал бедствия?
– Зачем? – не поняла Эмма. – Мы уже подали один раз, и лучше бы этого не делали. После наших сигналов прилетели крейсеры, и сам знаешь, чем закончилось.
– Да, ты права. Тогда просто посмотрю, что присылают на станцию. Вот, уже зашел.
На экран выпало несколько зерен-файлов, Колька кликнул на первое же зерно, и раздался звук.
– Станцию вызывают Федор и Таис. Ответьте! Станцию вызывают Федор и Таис!
Голос принадлежал Федору, в этом можно было не сомневаться. Эмма вздрогнула и уставилась на голограмму так, словно она пришла с того света.
Со времени поступления файла прошло всего полчаса, и это значит, что друзья живы! Они на самом деле живы! И с ними можно было еще установить связь!
– Да где вы, черт возьми! – Файл закончился гневным Тайкиным выкриком.
Глава 3Таис. Башня Черный нож
Картофельные поля – узкие и не совсем ровные грядки – тянулись от леса до самой каменистой гряды, через которую провел темный проход. На них зеленели невысокие кустики, а рыхлая черная земля казалась довольной и сытой, будто страшно гордилась тем, что произвела на свет столько зеленой поросли.
Чуть дальше равнина мягко поднималась, словно край неровной миски, и подступала к еще одному отвесному скальному гребню, напоминавшему разлегшегося фрика. Стоящая чуть отдельно плоская скала так сильно походила на голову белой зверюги, что Таис махнула рукой и проговорила:
– Скалы фриков – вот как их надо было назвать. Что скажешь, Федь?
– Как вы называете этот хребет? – уточнил Федор у Григория.
– Никак. Просто скалы. За ними находился военный городок, в котором повстанцы держали оборону, и скалы хорошо защищали от роботов. С них мы покрывали равнину шквальным огнем, и тут ничего не росло, земля была черная. А сейчас поднимается лес и зеленеет картошка. Это так странно… – Григорий оглянулся, поднял голову и втянул в себя воздух, словно пытался убедиться, что картофельная равнина ему не снится.
В этот момент морщины на его лбу разгладились, глаза стали совсем ясными и светлыми, и Таис подумала, что на самом деле Григорий еще совсем молодой. Наверное. Интересно, он помнит, сколько ему лет?
Федька решительно зашагал к скалам и городу за ними, игнорируя все эти сантименты, и пришлось его догонять. А неугомонный Вар и вовсе подпрыгивал впереди, вертел во все стороны головой и что-то там гикал сам себе. Он в этих местах бывал постоянно, потому ничему не удивлялся, лишь радовался большой и длинной прогулке вместе с людьми.
Таис хмыкнула, подумав, что ведь роботы на самом деле не могут радоваться, и сказала Григорию:
– Ну, пошли вперед, что ли?
– Пошли, – согласно кивнул он и улыбнулся.
Молли как-то странно подняла голову, сощурила милые глазки и спросила, глядя на Григория:
– Ты стал странным. Что-то случилось с твоим чипом в голове, да?
Таис удивленно уставилась на девочку-робота, словно видела ее впервые. Что еще пришло в электронную голову этой малявки?
– Тебя это не касается, поняла? – Грубость в ее голосе прозвучала злым накалом.
А с другой стороны, чего эта пигалица лезет? Зачем вообще увязалась?
Григорий не ответил ничего. Он не слишком придавал значение искусственному ребенку. Пошли вперед, догоняя Вара и Федора, и огромная черная башня надвинулась, приблизилась, и ее угрожающий обломок совсем скоро навис почти над головой.
Не так-то легко оказалось преодолеть так называемые Скалы фриков. Они действительно были неприступными, и пришлось обходить их там, где плоский валун, лежащий слегка в стороне, поразительно напоминал звериную голову. Время и ветры вымели песок и землю в тех местах, и узкие длинные проходы позволяли продвигаться по одному, удивляя высотой и строгостью отвесных склонов.
– В мое время тут не было проходов, – заметил Григорий.
– Все меняется, – буркнула Таис в ответ.
Федька лишь оглянулся и ничего не сказал. Он торопился, так же как и Вар.
Да и времени оставалось не так много, солнце поднялось над самой головой – маленькое, далекое и не очень-то согревающее. Ветры в здешних местах не дули с такой силой, как на Могильнике: две скальные гряды все-таки их задерживали, и на равнине было тепло.
Но в тени скал Таис начал пробирать озноб. А когда наконец вышли к огромной бетонной площадке, тянувшейся вперед на сотни метров, и вовсе стало зябко. Ветер тут гулял с размахом – резкий и бесшабашный.
Черный потрескавшийся бетон под ногами напоминал почему-то плитку шоколада. Возможно, когда-то он был красивым – кое-где можно было рассмотреть уцелевшие линии цветных узоров, но сейчас это была выжженная пустошь.
– Посадочная площадка, – проговорил Григорий, и лицо его потемнело. – Я не видел эти места. Вот, значит, что они сделали…
Он прошел вперед, после присел и провел рукой по черным плитам.
– Здесь, на этой площадке, стоял и мой корабль. Небольшой, максимум мощности для выхода на орбиту. Я называл его «Сириусом». Когда меня захватили, он еще оставался на этой площадке. Когда меня захватили…
Последнюю фразу он произнес медленно и тяжело, словно пытаясь вновь и вновь осознать, что несколько лет просто выпали из его жизни, вывалились, были украдены, и он не в силах это исправить. А Земля за эти несколько лет настолько изменилась, что узнать ее стало просто невозможно.
Таис стало жаль его, она взяла ладонь Григория – тяжелую и шершавую, – слегка сжала и мягко протянула:
– Пойдем. Нам надо идти. Это тяжело, я понимаю. Нам всем тяжело. Здесь ведь были твои друзья, я правильно поняла?
– Здесь была моя команда. Те, кто со мной участвовал в разработках программ взлома, и те, кто летал со мной на «Сириусе». Здесь была вся моя жизнь.
Таис не знала, что ответить ему, лишь еще раз сжала ладонь.
– Ты уверен, что в башне что-то сохранилось? – крикнул вдруг, оглянувшись, Федор. – Мы не напрасно сюда пришли?
– Сейчас проверим, – ответил Григорий.
– Роботы, судя по всему, вычистили тут все и свезли в Могильник, – снова сказал Федор. – Ничего не осталось. Никаких кораблей, никаких останков людей. Все чисто. Вар, ты знаешь что-нибудь?
– Что тут знать? – Вар пожал плечами. – Конечно, они все вывезли и утилизируют теперь на Могильнике. Вы же сами видели. Григорий тоже видел, просто тогда он был с чипом и не придавал этому значения. Они стали расчищать остров с этого края, но еще не успели снести остатки зданий. Вон Черный нож до сих пор торчит.
Григорий ничего не ответил. Зашагал вперед с удвоенной силой, и Таис отпустила его руку и прибавила шаг.
Бетонная площадь тянулась огромной полосой, и пришлось попотеть, прежде чем добрались до разрушенных невысоких полукруглых зданий, которые, судя по всему, были когда-то ангарами. В них и рядом с ними не уцелело ничего – виднелись только черные стены да остатки полукруглых крыш. Ни одной обгорелой железячки, ни одного поломанного робота – все было убрано.
За ангарами не осталось даже бетонных плит, лишь взрыхленная, вспоротая земля и собранный в огромные кучи мусор. Пришлось пробираться по влажным прилипчивым земляным комьям. Вар, который вообще был бойким и неутомимым, залез на самый верх одной из куч, где арматура торчала прямо из выломанных кусков бетона и обломков плит, и запрыгал по ней. И что только его так веселит? Или программы дали сбой, и он перестал улавливать настроение хозяев? Потому что ни Федор, ни Григорий, ни тем более уставшая Таис не видели повода для радости.
Григорию все напоминало об утраченной жизни: о друзьях, последних битвах и полетах, надежде на победу. И все говорило о том, что битвы проиграны, друзья погибли и надежды не осталось никакой. Недаром он вчера кричал, что все под контролем долбаных роботов.
К самому Черному ножу подходить не стали. Григорий нашел в земле какую-то яму, в которой одиноко торчала бетонная труба – широкая и пустая. Уселся на ее краю и сказал:
– Это запасной выход. Его не уничтожили, видимо, не успели. Через эту трубу мы и попадем в подвалы Черного ножа.
– Там ничего не уцелело, – хмыкнул Федор. – Ты же видишь, трубу нашли. Значит, внутри наверняка побывали мелкие многоножки, которых вы называете механиками. А значит, они все вытащили и уперли на свалку.
– Посмотрим. – Григорий нахмурился, стал опять резким и собранным, как вчера ночью, и вся его меланхоличность куда-то исчезла. – Посмотрим, – еще раз сказал он и прыгнул вниз.
Таис наклонилась и выдохнула:
– Фигасе…
Глубина шахты была немаленькой, но Григорий приземлился удачно и махнул рукой, приглашая за собой. После наклонился и пролез в какой-то боковой проход.
– Прыгаем? – с готовностью заулыбался Вар.
– Я с вами, – заторопилась Молли.
– Для нее высоко будет, еще повредит последние платы, – заметил невозмутимый Федор. – Хотя мне лично плевать, что будет с этим роботом. Тай, давай я первый, а ты привяжешь веревку и спустишься. Я подстрахую тебя. Веревка у меня есть.
– Да перестань, что я, не прыгну, что ли? Я прямо сейчас могу.
И Федька не успел даже ойкнуть, как Таис сиганула в шахту.
Внизу вполне хватило места, чтобы приземлиться на корточки, упереться руками в покрытый каменистой крошкой пол и завалиться на бок, больно стукнувшись локтем о стену.
– Ну ты даешь, – восхитился наверху Федор.
Он прыгнул следом, а за ним уже роботы. Проем в стене оказался совсем невысоким, пролезть в него можно было, только согнувшись и скорчившись, прижав локти к бокам, а голову наклонив чуть ли не до живота. Темный и сухой коридор простирался куда-то в подземный мрак, и топавшего впереди Григория можно было обнаружить только по звуку шагов. Вар протянул вперед ладонь, и она засветилась слабым голубоватым светом. Лег на стену отпечаток мальчишеской пятерни, заскользил по полукруглому своду, освещая потрескавшийся от жара бетон, торчащие короткие куски арматуры и широкую спину Григория.
Тот доставал макушкой почти до потолка и временами слегка пригибался, чтобы не стукнуться головой в тех местах, где свод проседал вниз.
– От второго поворота пятнадцать шагов, – неожиданно проговорил Григорий.
– Что? – не поняла Таис.
– Пятнадцать шагов от второго поворота, – тут же пояснил невозмутимый Федор. – Видимо, там должны быть или какие-то указания, или еще что-то.
– Там проход в нижние залы, – снова, не оборачиваясь, пояснил Григорий. – Он должен был уцелеть. Его не так легко заметить.
Второй поворот миновали довольно быстро, расстояния в этом подземелье вообще были короткими. Пятнадцать шагов Григорий попросил отмерить Таис.
– У тебя обычный рост для взрослого человека, и ноги обычные. Должны получиться нужные пятнадцать шагов, понимаешь? – сказал он.
Таис не возражала. Бодро прошагала, считая вслух до пятнадцати, Григорий присел, Вар наставил на пол сразу две светящиеся ладошки, а Молли вдруг вцепилась в пояс штанов Таис и задышала часто и громко. Вот же дуреха…
Григорий поддел что-то невидимое тонким лезвием ножа, на что-то нажал, и крышка с легким щелчком отошла от пола. Появилась щель, обозначившая ровный овал, границу проема, и туда сейчас же полетел мелкий мусор.
Григорий нажал еще на что-то, и крышка отъехала в сторону, открыв широкий проход, в котором загорелся мягкий желтоватый свет. Белые стены уходили куда-то вниз, и на них желтели полукруглые скобы, по которым очень удобно было спускаться.
– Так и есть. – Григорий поднял голову, посмотрел почему-то на Таис и улыбнулся, криво и грустно. – Здесь все сохранилось в целости. Добро пожаловать в тайные катакомбы повстанцев острова Саба. Федор, полезай первым, за тобой Таис, за ней – роботы. Я закрою за нами крышку.
Они оказались в просторном зале с низким потолком. Тут стояли несколько серверов – продолговатые коробки белого цвета, рядом с которыми лежали тонкие пластины планшетов.
Федор наклонился, посмотрел параметры, выведенные на ярлыках серверов, покачал головой и сказал, что все это оборудование довольно древнее и мощность у серверов слабовата.
– Но мы можем попробовать связаться со станцией, – сказал он. – Нам бы узнать, не атакуют ли их еще крейсеры. И если бы появилась возможность взломать сервер здешнего космодрома и заблокировать полеты крейсеров, я бы это сделал.
Григорий проверил шкафы, открыл пластиковые продолговатые ящики, стоявшие вдоль стен, и проговорил:
– Они, видимо, не все погибли. Есть надежда, что они спаслись, ушли отсюда. Пропали рюкзаки, наборы продуктов, одежда и почти все оружие. Осталось несколько лучевых пистолетов и парочка мечей.
– Вот таких? – тут же спросила Таис, вытянула свою рукоять и нажала на кнопку.
Завибрировал светящийся клинок, Федор оглянулся, нахмурился и посоветовал спрятать и не баловаться.
– У вас, значит, тоже есть оружие, – не удивился Григорий. – Отлично. Значит, мы не так безобидны, как может показаться на первый взгляд.
Федор между тем чем-то щелкнул, и заработало сразу три планшета. Он наклонился над ними, немного поработал с программами и создал объемный экран-голограмму.
– Ого, ты быстро разобрался в их работе, – удивился Григорий. – Они стояли на блокировке, как ты вообще обошел ее?
– Блокировка ваша – это устаревшие простые программы. Их взломать – пара секунд, – дернул плечом Федька. – У нас такое сделает даже десятилетний пацан. Здесь все программы старые и не такие мощные. Но работают. Имеется даже запись о последнем дне. Включаю.
И тут же в кубе голограммы появилось лицо. Напряженное, небритое. Это был мужчина, уставший, худой и чумазый. Под глазами множество морщин, от носа к кончикам губ пролегли глубокие складки, делавшие его похожим на старую собаку. Всклоченные волосы над ушами еще больше довершали сходство.
– Это Ричард, – резко сказал Григорий, – это один из командиров повстанцев. Оставь, пусть говорит.
– Пусть говорит, только звук к чертям пропадает. Сейчас закину на свой планшет, тогда и услышим, – буркнул в ответ Федор.
Пара минут, и голограмма наконец обрела голос.
«Они пошли в атаку с воздуха, – торопливо прогрохотал бас Ричарда, – сразу десяток крейсеров. Притянули силы с обоих материков. Сюда брошена добрая половина всей армии синтетиков. Григория схватили, Надежду, Римму и Александра тоже. Об их судьбе нам ничего не известно. Башня связи взорвана, все, кто находился на верхних этажах, погибли. Это лучшие программисты команды. Нас здесь осталось пятнадцать человек, среди которых два ребенка. Мы переждем атаку и будем уходить. Нам удалось связаться с нелегалами, и те предложили свою помощь. Нам придется пойти на их условия, выбора у нас нет. Мы оставляем остров, башня повстанцев пала. Командиры и штурманы или захвачены, или погибли. О судьбе большинства из них нам неизвестно».
Лохматый человек отвел глаза от экрана, махнул рукой, показывая, что говорить больше не о чем, и запись погасла.
– По-моему, ничего нового. Все то же самое. – Федор почесал макушку.
– Они оставили список выживших? – спросил Григорий.
– Никаких имен тут нет. Вся информация почищена. Так что не могу сказать, кто из твоих друзей выжил. – Федор помотал головой, словно извиняясь, и снова склонился над планшетом.
– Александр жив. – Григорий уселся на покосившийся стул с крошечными смешными колесиками под платформой и прикатился прямо к Федору. – Он тоже в поселении. Как и Надежда-Найда. Римму я, кажется, тоже видел – возможно, она в соседнем поселении. Но не могу точно утверждать. Эти люди – часть моей команды с «Сириуса». Был еще механик Джексон – это его кличка, мы его так называли. Марат и Эйген – эти отвечали за работу ускорителей и турбин. Механики, другими словами.
Григорий нахмурился, замолчал. Видимо, воспоминания о команде захватили его с новой силой. Таис понимала, что утрату он почувствовал только сейчас и у него даже нет времени осознать и пережить ее. Просто нет времени.
– Нелегалы живут на соседнем острове. Может, это нормальный выход – уйти к ним, – заметил Федор, подняв голову. – Есть гарантии, что они встретились с нелегалами? Их вполне могли затопить в океане роботы.
– К нелегалам так просто не сунешься, их блокираторы обездвиживают любых роботов. Никакой электроники – это их правило.
– Отличное правило. Почему все не присоединились к ним? Зачем было это восстание? – не унимался Федор.
Озадаченный Вар даже рот открыл, настолько ему стало вдруг интересно. Молли стояла у входа, по-прежнему глупо щурясь и переминаясь с ноги на ногу.
– Не все согласны жить так, как нелегалы. – Григорий выдохнул, качнулся на стуле, и тот возмущенно заскрипел. – Вы о них слишком мало знаете. Свободные люди свободного острова. Вы легко приспособились к вирусу, но здесь, на Земле, он никуда не делся. Пока я без чипа, я постоянно рискую, об этом мы сейчас не говорим, но никто не даст гарантии, что через несколько дней не появятся признаки заражения. Нас всех выручали чипы. До того как роботы подавили повстанцев, у меня стоял небольшой чип, который был защищен от роботов. Он блокировал действия вируса и вообще работал как дополнительный стимул для организма. Роботы заменили его на более мощный, собственный. Без чипов здесь, на Сабе, все умирали, вам же наверняка рассказывал Вар. Когда мы прилетели сюда – тут уже была пустыня. Никого не осталось. Какое-то время мы просто убирали трупы, сжигали некоторых, кого успели. Чипы обеспечивали нам устойчивость к вирусу. Нелегалы же смирились со своей звериной сущностью. У них это называется свободой выбора. Себя они считают людьми-животными. Кто перерождается – тот перерождается. Они принимают перерождения как новую форму существования. Говорят, что у них никто не умирает от вируса. Когда дети вырастают – наступает так называемая инициация. Вступление во взрослую жизнь. И по их верованиям ребенок сам выбирает, кем ему быть – животным или человеком. Выбор есть у каждого – так они считают. И принимают это как должное. Животных отпускают, и они живут стаей на острове. А люди живут в своих поселениях. Сами понимаете, не каждый желает для себя такой участи. Кому-то проще умереть, чем превратиться в зверя.
– Я бы лучше умерла, – хмуро сказала Таис.
Григорий не стал ничего отвечать. Да и не надо было.
– Это все хорошо, но, кажется, я нашел возможность связаться со станцией, – сказал вдруг Федор. – Вот он, отличный свободный канал.
– Так ведь башня разрушена. Вряд ли в ней уцелели установки связи, – с сомнением в голосе сказал Григорий.
– А и не надо установок башни, – заговорил вдруг Вар. – Тут есть возможность подключиться с космодрома. У них настолько мощные установки, что покрывают весь остров, кроме поселений, где их глушат блокираторы.
– Вот именно. Тай, мы сейчас свяжемся со своими. Только этим мы обнаружим себя, и после придется быстренько сматываться. Собери оружие в рюкзак, заберем все, что тут есть, – распорядился Федор.
– Для того чтобы связаться с вашей станцией, надо знать координаты ее нахождения в межпространственной сети, – заметил Григорий, присматриваясь к работе Федора.
– А мы это знаем. Это каждый школьник знает, – пробурчал тот, не отрываясь от голограммы.
Пальцы его с невероятной быстротой работали с виртуальной клавиатурой, временами он отдавал голосовые команды. Попросил Таис принести тетрадь и тут же принялся объяснять свои действия.
К удивлению Таис, Григорий не знал большинства обычных, простых программ-помощников, которых Федор загрузил в систему со своего планшета. Все эти программы были написаны еще на Нижнем уровне Колючим и Федькой, и все они частенько использовались для взломов и соединений. Таис их знала, это все равно что решить элементарное уравнение с одним неизвестным. Она даже знала базовый принцип написания таких программ, потому что это и в самом деле было очень просто.
Григорий постоянно спрашивал у Федора, как это работает и на каком принципе построено, и видно было, что многие моменты для него неуловимы.
– У вас отличная базовая система для программ, она настолько мощная, что вполне может…
– Может взломать и блокировать весь космодром, – закончил за него Федор. – Это потому, что нам приходилось долгое время блокировать станцию и выживать на ней. И к тому же нас учили этому в школе. Это то, что знает каждый мальчишка. А если еще добавить сюда все те знаки и системы, что изложены в тетради, то получится хорошенькая такая бомба.
И Федор вытянул из кармашка заранее приготовленный чип Иминуи.
– Вот он, наш ключик, которым мы воспользуемся. Мы сделаем так, что нас примут за своих, и все наши маленькие программки-червячки, запущенные в их систему, будут считаться собственными файлами, родными и безопасными. И тогда мы будем управлять связью и делать все, что нам захочется. Правильно, Тай?
Федор широко улыбнулся, довольный своей работой, и его пальцы вновь забегали по клавиатуре. Он включил музыку, и тишину нарушили уже знакомые рваные ритмы.
– Вы слушаете Цоя? – удивился Григорий. – Это считается запрещенной музыкой. Слишком тяжелые аккорды, вызывающие агрессию. Ее давненько запретили, еще до войны. Откуда вы это взяли? У вас на станции такой музыки не должно быть. Или есть?
– Где-то взяла Эмма, одна из нас, – пояснила Таис, пожав плечами. – Где-то в личных файлах мертвого профессора, который участвовал в заражении станции вирусом. Видимо, с ним тогда уже общались синтетики, а он думал, что люди. Профессор записывал все происходящее на станции после заражения и передавал информацию на Землю. Ему обещали лекарства и свободу, но в конечном итоге его кинули. Роботы на самом деле отлично умеют лукавить.
– Это не лукавство, – тут же пояснил Вар. – Это обычная логика. Договаривались с человеком, а профессор, скорее всего, претерпел значительные изменения в ходе заражения вирусом и стал другим. Его ДНК поменялась, а для синтетиков это принципиально, они различают людей не по внешности и не по именам, сами знаете. Они различают всех по ДНК, потому профессора посчитали исчезнувшим.
– Логично, – хмыкнула Таис.
– Готово, – выдохнул Федор. – Теперь я могу подключиться полностью. Вар, иди сюда. Поможешь, у тебя довольно мощный сервер.
Голограмму сделали настолько большой, насколько это было возможно. И на ней Таис увидела, как маленькие программки-червячки Федора соединились вместе в большую программу и открыли доступ к системам острова. То, что появилось перед ними, не вмещалось даже в такой большой голографический куб, который у них получился. И Федору пришлось постоянно передвигать и компоновать файловые емкости.
– Вот и каналы связи, распределены довольно четко, так что можно разложить их по стопочкам, – хмыкнул Федор.
– Да, в этом и я разбираюсь, – тут же включился Григорий. – Это каналы, связывающие с серверами крейсеров.
– А если их перенастроить, то выйдет один общий канал, который мы направим туда, куда надо нам, а не роботам, – с улыбкой проговорил Федор и снова принялся за работу.
Наконец он загрузил данные станции, диктуя их вслух, и Таис отмечала про себя знакомые координаты.
– Довольно простой адрес, – заметил Григорий. – Это действительно позволит связаться с детьми на орбите?
– Должно. Мы отправляли письма Гильдии с этого адреса. Он абсолютно рабочий.
Как только все было готово и проложенный канал заработал, Федор принялся вызывать Эмму, Кольку или Егора. Он обращался к Мартину, после просто требовал ответа. Но все было абсолютно глухо и тихо.
– Они там что, умерли все? – хмуро возмутился Федор. – Канал работает, это наверняка, это стопроцентно. Мы связаны со станцией, наш вызов доходит до них. Они что, играют, что ли? Чем там Эмма занимается?
– Мартин ведь должен был ответить нам, – тихо проговорила Таис и почувствовала мерзкий холодок дурных предчувствий.
Музыка гремела, вгрызаясь в мозги, напрягая каждую клеточку нерва. Вар подпрыгивал на месте от нетерпения, и его светящиеся ладошки, удерживающие с одной стороны куб голограммы, казались совсем белыми от напряжения.
Ответа не было. Все старания Федора были напрасны. Казалось, что станция замерла, затихла и не реагирует. Почему Мартин не сообщает остальным о вызове?
Что-то случилось, это стало понятно и Федору, и Тайке. Может, все давно мертвы, а в пустых коридорах разгуливают клятые многоножки?
– Ты уверен, что не ошибся в адресе? – уточнил Григорий.
Федор только поморщился в ответ. Таис сама знала, что ошибки не было. Этот адресок она знала наизусть, слишком часто видела его на экране даже на собственном планшете.
– Мы не можем просто так уйти и сдаться. Надо пробовать и пробовать. Может, какой-то сбой, может, они пытаются отбить атаки крейсеров. Хотя сейчас я узнаю, были ли еще нападения, это проще простого. Все крейсеры, судя по всему, поднимались с этого космодрома. И отследить их передвижения проще простого, если можешь считывать информацию. А мы ее считывать не станем, мы ее пропустим через программку-дешифратор, которая превратит всю информацию в читаемые файлы. Вот так…
Федор снова углубился в работу и буквально минут через двадцать сказал, что нападений больше не было, но сама станция помечена как местный объект, подчиняющийся космодрому.
– Они считают станцию своей. Всегда считали, – удивленно проговорил он.
– Конечно, ведь она и так принадлежит Гильдии, – пояснил Григорий. – Там же их производство. Важнейшее производство, святая святых. Они считают все станции своими.
– Ладно. Но мы все равно знаем, что нападений на нее больше не было. Видимо, решили не рисковать после того, как мы уничтожили их крейсеры. Парочка кораблей – это существенное поражение.
– Вы будете ждать, пока ответят со станции? – уточнила вдруг Молли.
Ее тихий голосок еле-еле перекрыл рычание быстрой музыки.
– Какая тебе разница? Заткнись, – буркнула на нее Таис и отодвинулась от прилипчивого робота.
Молли покорно замолчала, только улыбнулась одними глазами, будто хотела сказать, что сделает все, что надо, и все, что у нее попросят. Не ребенок, а сплошное послушание. Родительская мечта.
Таис поморщилась и еле сдержала неприличное ругательство, вертящееся на языке.
Федор снова попробовал дозваться до станции, и вдруг наконец ему ответили. Это было так неожиданно, что Григорий подскочил со своего места и чуть не сунул голову в голограмму, словно пытался увидеть там тех, кто отвечал.
– Это Эмма и Колька. Мы слушаем вас. Где вы, черт возьми? И можно ли получить ваше изображение?
Федька настроил программу, и в маленьком окошке появились проекции Эммы и Кольки. Таис заулыбалась, увидев знакомые лица, и поняла, что страшно рада видеть друзей. Она приблизилась к голограмме и весело заметила:
– Небось думали, что мы с Федькой пропали? А мы на Земле, представляете? Мы на Земле!
– Подожди, Тай. – Федор отодвинул ее в сторону. – Что со станцией? Почему не отвечали сразу?
– Нас захватили, – торопливо заговорил Колючий, придвинув лицо к самому планшету, отчего его нос и губы смешно увеличились. – Нас захватили роботы. Такие, знаете, похожие на пауков, только мелкие. Есть мелкие пауки-роботы, есть большие. Они убили несколько детей, а станцией теперь управляют искусственные люди, которых делают у нас в цеху. Они перепрограммировали все тут у нас и снова стали поставлять продукцию. Куда-то грузили коробки сегодня.
– Но это не с Саба пришел к ним крейсер, – заметил Федор.
– Это с материков. Синтетики живут на материках, там у них города, – тут же подсказал Вар. – Здесь только технические крейсеры для обслуживания, тут же Мусорка.
– Что за Мусорка? Что это за пацан рядом с вами? – закричал в голограмме Колька.
– Объясни, что с остальными детьми? – перебил его Федор.
– Да плохо все. Роботы доны и лоны отключены, теперь мы вообще все делаем сами. Даже уборщики и садовники не работают. Мы все заперты на Втором уровне, и они предлагают нам сдаться, чтобы поставить чипы в голову. Чтобы мы работали на них, а малышей предлагают усыпить, по их мнению, нет никакого смысла растить детей.
– Все правильно, – закивал головой Вар. – Взрослые пригодятся для обслуживания роботов, а дети не нужны. От детей роботы избавляются в первую очередь. Только если вас там слишком много, то они часть из вас тоже убьют. Им не надо такое множество людей. Лишнюю трату ресурсов они не любят.
– Это кто там у вас такой умный? – снова спросил Колька.
– Дети целы? Сколько детей погибло? Егор, Жанка, Кир – они целы?
– Все целы. Только Нитка, Катя и овальные девчонки теперь с чипами в голове. Сидят и сортируют мусор. И не соображают ничего вообще.
И вдруг Таис осенило. Будто пронзило изнутри. Такая простая, такая ясная и обычная мысль пришла ей в голову, что она даже рот открыла, поразившись тому, что не подумала об этом раньше.
– Эмма! – Она заорала в голограмму во всю мощь голосовых связок. – Эмма! Фрики жрут этих роботов! Они их просто поедают, они их обожают! Пушистик наш знаешь скольких слопал! И даже убежал от нас, потому что нашел себе гору жрачки! Выпустите стаю на роботов, Эмма! Как в прошлой охоте. У вас же есть их звуки на планшете, вы можете поставить охотничий гон какой-нибудь. Ну, что там у них есть в запасе? Эмма, ты поняла?
– Ты уверена? – В голосе Эммы даже на таком расстоянии слышалось сильное сомнение.
– Сто пудов, – включился в разговор Федор. – Это однозначно. Тайка права. Выпускайте стаю, а сами спрячьтесь на Втором уровне. Зверики все сделают за вас, вот увидишь. Эмма…
– На Земле остались люди? – Колька оглянулся куда-то назад и снова заговорил. – У нас мало времени. На Земле ведь есть люди?
– Есть, но очень мало. Настолько мало, что вы себе не представляете. Тут все захватили роботы. Мы попали на их Свалку и теперь сами не знаем, что будем делать дальше. Но мы умеем…
Федька не успел договорить. Григорий пихнул его в бок и выразительно прижал палец к губам.
Зачем – Таис не поняла.
– Все, нам надо делать ноги отсюда. Мы тайно пробрались на Третий уровень, как раньше. На разведку, – проговорила Эмма. – Колька, нам надо уходить. Мы попробуем с фриками. Если получится.
– Должно получиться. У нас у всех должно получиться, – заверил их Федор, и голограмма пропала.
Глава 4Эмма. Еще одна охота
– Что они сказали про фриков? – Колька выпустил планшет и уставился на потухшую голограмму. – Что мы должны сделать?
– Я сама не очень поняла, – ответила Эмма. – Вроде выпустить их. Вроде они могут одолеть роботов. Я так поняла.
– Так давай выпустим. Ты ведь можешь! Давай прямо сейчас, пока не поздно.
Эмма ничего не ответила, лишь рассеянно подняла глаза и потеребила мочку уха. Она думала о Федоре. Тот изменился. Глаза у него стали жесткими и более темными. И сам он то ли похудел, то ли загорел и стал таким… Таким взрослым, что ли. Эмма подумала, что, оказавшись рядом с ним, могла бы просто сойти с ума, и вздохнула.
Федор теперь недосягаем, Таис забрала его себе навсегда. Да и не стала бы Эмма оспаривать у Тайки ее парня. Нехорошо это, наверное. Интересно, что раньше делали люди, когда в одного человека влюблялось сразу несколько?
– Эм, ты уснула? Слышишь? По-моему, они добрались до зала отдыха. Они уже в этих коридорах, – торопливо прошептал Колька, поднимаясь с колен.
Они оба сидели на полу, на ковровом покрытии. Эмма слышала мерзкие знакомые щелчки, улавливала движения за стеной и не нуждалась в Колькином предупреждении. Да, конечно, роботы их обнаружили слишком быстро. Надо убегать, надо продумать план отхода.
– Мы сейчас спустимся прямо на Нижний уровень, – заверил ее Колька.
– Туда, где пауков-роботов полным-полно, да?
– Мы разработаем план. Я ведь помню внизу все ходы и выходы. Пойдем старым, проверенным путем.
– Нам бы из этой каюты выбраться, – вздохнула Эмма.
Надо взять себя в руки. Да, она страшно рада, что Тайка и Федор живы. Да, она соскучилась по Федьке, и его вид всколыхнул старые чувства. Но сейчас не до любви. Вот как раз сейчас им не до любви. Выпустить фриков? Это Эмма может. И ей, кажется, даже не нужны звуки на планшете. Она сама сумеет вывести стаю. Воспроизвести их вой ничего не стоит. Эмма уже ощущала бурление крови и напряженную готовность мышц. Она зла. Она очень зла. И эту злость можно направить в конкретное русло. Прямо сейчас.
– Как будем выходить?
– Тут есть еще одна дверь, помнишь? Давай попробуем через нее, что ли…
Датчики ДНК на замках уже не работали, все открывалось слишком легко. Узкая белая дверь выпустила их в коридор, из которого можно было видеть пустые кувезы и потухшие мониторы около них.
– Они убили всех нерожденных детей, – тихо проговорила Эмма.
– Они и рожденных убивают. Чему ты удивилась?
Действительно, чему она удивляется? Конечно, они в первую очередь вычистили все кувезы. И в планах у них еще много чистки. На самом деле они желают зачистить от детей всю станцию. Ладно, твари, сейчас вы получите отличную охоту. Ведь это называется «охота», правильно?
Возможно, это будет последняя охота в жизни Эммы, возможно, ей придется слишком дорого за это заплатить. Но оно того стоит. Она желает видеть, как фрики разрывают роботов, мало того, она сама желает их рвать, тварей этаких…
За первым же коридором их поджидала пара здоровых пауков, готовых к бою. Эмма почувствовала их раньше, чем добрались до поворота, схватила Кольку за руку и мотнула головой. Подняла вверх два пальца. Колька понял, о чем речь, достал пистолет, вытянул небольшой полупрозрачный шар гранаты. До отказа вдавил пальцем в выемку и нажал на выскочившую кнопку.
Шар улетел за поворот и взорвался с шипящим тихим звуком, распространяя вокруг себя много белого дыма и горячих искр.
Эмма ринулась за поворот, перепрыгнула через разваленные тела роботов и понеслась к двери, держа наготове пистолет. Вот так они будут поступать со всеми роботами!
Прозрачные двери лифта раскрылись перед ними с прыткой готовностью, кабина дрогнула и понеслась вниз, унося их на Второй уровень. На полпути Колька остановил ее, хлопнув по большой круглой кнопке на панели, и коротко предупредил:
– Пойдем через люк. Тут должны быть проходы.
Выбрались на прозрачную крышу лифта, вцепились в тросы. Эмме не составило труда перерезать один из тяжелых кабелей, обеспечивающих энергоснабжение лифта. Два выстрела из пистолета – и перерубленный белый кабель зазмеился по прозрачной крыше. Свет в лифте погас, кабина слегка дрогнула. Колька перекинул кабель через скобы на стене шахты, стараясь не прикасаться к искрящимся металлическим концам проводов, торчащих из кабельного обрубка. Спустились по нему вниз, добрались до узкого вентиляционного люка, пролезли туда. Все как обычно. Все как раньше.
Колька – тот вообще чувствовал себя в этих местах как дома и лез вперед с уверенностью хозяина помещений. Эмма не отставала.
– У меня на планшете есть звуковые файлы для зверюг, – торопливо пояснил он, – поэтому прямо сейчас их и выпустим.
– Я и без файлов могу, – буркнула ему в спину Эмма.
Колька ничего не ответил.
Он знал дорогу, слишком хорошо знал. Поэтому попробовал выбраться у тех самых баз, где они когда-то жили. Там же недалеко начинались заброшенные ангары – те самые, где Эмма чуть не заблудилась. Оба спрыгнули вниз, и холод пустых помещений охватил их неприятным предчувствием беды. Эмма поежилась.
Здешний лабиринт коридоров по-прежнему оставался мрачным, пустым и мерзким. Странное напоминание о том, что не все в жизни людей так гладко, как хотелось бы. К заветным дверям, за которыми находились погруженные в спячку фрики, вел широкий и удобный проход. Раньше он был закрыт, заблокирован. Запаянные двери надежно перекрывали путь к некоторым шлюзам и ангарам.
Эмма прислушалась и, к своему ужасу, поняла, что весь Первый уровень полон роботов. Видимо, они проникли сюда через шлюзы, но вот только через какие? Не через те же, где находятся фрики, правильно? Иначе зверюги давно выбрались бы наружу…
Она сказала об этом Кольке, и тот деловито кивнул.
– Да здесь полно на самом деле шлюзов и ангаров, Эмма. Этот уровень по своей площади гораздо больше верхнего, станция расширяется книзу. Мы его до конца весь и не излазили, времени не было на это. Не будем выяснять, где у роботов их рабочий шлюз. Пойдем, я проведу тебя к зверям.
– Ты лучше возвращайся назад… – Эмма коснулась его руки и с тревогой посмотрела в смуглое лицо друга. – Тут опасно. Для тебя опасно. Я чувствую, что тебе надо уходить. Слышишь, Коль?
– Не выдумывай. Я уйду, когда буду уверен, что у нас все получилось. Мы вместе уйдем. Нам ведь только и надо, что разбудить зверюшек. Я открою тебе дверь и подожду, пока ты не запустишь звуковые файлы…
Колькин планшет, надежно спрятанный в сумке, призывно поблескивал тонким темным боком, словно бы приглашая поскорее воспользоваться его возможностями.
Эмма сжала пружину внутреннего нетерпения, кивнула и сказала:
– Тогда пошли.
Только когда добрались до большого коридора, соединяющего внутренний и внешний круги уровня, только тогда увидели, сколько на самом деле чужаков попало на станцию. Коридор вел к одному из многочисленных ангаров, и его двери пришельцы успели поменять: вместо потемневших старых каракатицы устанавливали новенькие, из блестящего плотного материала, названия которого Эмма не знала. По бокам дверей красовалась уплотненная резина, большие стеклянные окошки имели белые перемычки.
Каракатицы трудились над ними с невероятным усердием. Двери уже стояли в пазах, а за ними открывался ангар, со стен которого уже успели содрать обшивку. На полу стояли пластиковые контейнеры с какими-то материалами, работа кипела, и мелкие каракатицы суетились с невероятной быстротой.
Видимо, они решили использовать и этот уровень. Действительно, с их стороны странно было бы позволить пустовать такому большому и удобному помещению.
Как бы там ни было, пройти мимо них было нереально. Даже на цыпочках. Разве что пробраться ползком по потолку, но этого пока даже Эмма не умела, а Колька и подавно.
– Пошли, – тихо проговорил приятель и потянул Эмму назад.
Пришлось уходить в глубь маленьких и темных коридоров. Забрели в какую-то темноту, где натолкнулись на обглоданные человеческие кости. Череп с остатками волос, куски окровавленной одежды. Эмма ощутила мерзкий запах останков, глянула на побледневшего Кольку, спросила:
– Думаешь, это сделали роботы?
– Это парень из диких. Ну, помнишь, к нам приходил Крендель, которого убила Тайка? Который еще напал на тебя.
– Помню. Такое не забывается.
– Это, видимо, тот парень, которого сожрали. Голову не догрызли, не понравились волосы.
– Фу. Пойдем отсюда. Может, мы не туда зашли? – Эмма оглянулась и поморщилась.
– Туда. Сейчас сделаем небольшой круг через базу диких. Тут воняет, конечно, потому давай быстрей.
– Паучки не успели навести порядок, видимо.
– Так попробуй успей все за такое короткое время. Они ведь еще и Второй уровень блокируют. Небось планируют и там все прибрать и переделать. – Колька чертыхнулся, взял Эмму за руку и потянул за собой.
В этих местах им действительно не попадались роботы. Грязно, вонюче, но тихо. Правда, пахло так, что глаза слезились. От такой вони Эмму слегка замутило, она прибавила шагу и поклялась, что в жизни сюда больше не залезет.
– Мы вроде бы наводили внизу порядок, но до этих баз не добрались, – заметила она.
– Потому что они находятся далеко от ангаров и от тех коридоров, где мы обитали. Ничего, сейчас мы пройдем и эти места. Сейчас выйдем прямо к проходу, который огибает наши старые базы с другой стороны и выводит к дверям. К проходу, который распаял Федор. Это приличный круг получается, потому мы обычно так не ходили.
Теперь Эмма понимала, насколько ожил Нижний уровень. Все здесь гудело – еле заметно, еле слышно, но неустанно и непрерывно. Кипела работа в ангарах, и за перегородками и пустыми коридорами улавливались далекие тихие щелчки суставов. Роботы уже не сомневались, что станция принадлежит только им и дети – это лишь временная помеха.
Было бы неправильно сказать, что Эмма злилась. На самом деле ярость бурлила в крови жуткой смесью, готовой вот-вот взорваться. Предстоящая битва была желанной, и кулаки буквально чесались от мысли, что совсем скоро роботы получат свое. Совсем скоро можно будет отомстить. Уничтожать, уничтожать и уничтожать их. И не испытывать при этом страха и сожаления.
Смерть всем роботам – вот что крутилось в голове у Эммы.
Колька тоже был напряжен, но его немного колотило от страха и неуверенности. Эмма это чувствовала и понимала друга. Потому что боялся он не за себя, а за Эмму, за детей на Втором уровне и за всю станцию.
У первой же широкой развилки их встретила группа мелких каракатиц, которую Колька просто расстрелял из пистолета. Эмма не успела помочь – твари разлетелись под белым огнем на мелкие поджаренные ошметки, и Колька зло прошагал по ним и не остановился.
Вот теперь началось! Эмма нахмурилась, прислушалась. К ним в этот коридор уже спешили большие пауки, они сразу же получили информацию о погибших. Все роботы связаны между собой, и сейчас, видимо, они пытаются установить один мощный искусственный интеллект на всю станцию, чтобы он управлял всем.
Еще посмотрим, как это у них получится!
Колька побежал, и Эмма заторопилась за ним.
Новый поворот, за которым угадывалась знакомая дорожка с новым покрытием и серый пластик стен. Вот он, путь к закрытым дверям. Группа здоровенных пауков прощелкала совсем рядом, и Эмма увидела их тонкие полупрозрачные ноги с боевым оружием внутри.
– Их там шесть! – успела она крикнуть Кольке, прежде чем тот выскочил в коридор.
Предупреждение Эммы опоздало всего на какое-то мгновение: Колючий уже начал движение и почти выпрыгнул из-за поворота. Все же он увидел врагов и метнул в них полупрозрачный шар гранаты. Яростный взрыв прошипел слишком близко, Кольку отбросило к стене, он стукнулся головой и завалился на бок. Планшет у него в сумке треснул, кисть руки неловко подвернулась, и на какой-то миг Колючий отключился.
Эмме повезло, ее не задела взрывная волна, прошла совсем рядом с мерзким шипением. Шлепнулись на пол две оторванные паучьи лапы, разлетелись капли какой-то прозрачной жидкости, и наступила тишина. Эмма кинулась к Кольке, но тот уже открыл глаза и поморщился.
– Ты можешь встать? – торопливо спросила она.
– Могу.
Кольку шатало, и он все время кривился. Осколки планшета порезали ему руку, вторая кисть, видимо, была вывихнута, потому что распухала на глазах.
– Идем дальше, я прикрою. Здесь рядом, – проговорил он, сдерживая стон.
– Возвращайся назад. – Эмма понимала, что говорит ерунду. Понимала, что Колька уже не воин и его самого надо прикрывать и выводить. Но они совсем рядом с коридорами фриков, цель близка… – Мы возвращаемся назад, – твердо повторила она и подставила плечо, чтобы Колька мог опереться.
– Дули. – Колька с трудом перевел дыхание, выпрямился. – Дули. Вот они, двери фриков. Иди, я сам прикрою. Код здесь, на этой флешке, он сработает.
В ладони оказался тонкий стержень с кодом, Эмма машинально сжала его и уже собралась послать Кольку подальше и во что бы то ни стало вернуться, как вдруг Колючий упал на колено, высунулся за угол и выдал ряд залпов.
Конечно! Как она могла забыть о пауках! Они рядом, они щелкают совсем близко, и Эмма настолько привыкла к их присутствию, что не обратила внимания на новую угрозу.
– Иди! – заорал Колька.
Он прикрывал путь, снимая роботов выстрелами. И Эмме пришлось бежать. Короткий коридор, проход и слишком знакомая площадка. Проклятая площадка!
Теперь дети будут просить о помощи своих родителей, потому что больше никого не осталось. Больше некому заступиться.
За спиной все еще звучали выстрелы, но не было времени оглянуться. Знакомая боль сдавила грудь, в глазах стало горячо. Останавливаться нельзя, уже нельзя. Она не может помочь Кольке.
Флешка легко вошла в паз, раздался легкий щелчок – и двери поехали в стороны. Слишком медленно, слишком долго открывались проклятые створки. Пахнуло животными – знакомый запах, ставший почти родным.
У Эммы с собой не было планшета, но она в нем теперь не нуждалась. Шагнув в темноту, она безошибочно нашла дорогу к тем ангарам, где спала стая. С каждым шагом, с каждым погружением во мрак в ней оживали древние, могучие инстинкты, которые пришли в ее жизнь вместе с вирусом. Инстинкты выживания. Она знала, как выжить. И теперь она точно знала, что стая поможет ей уничтожить роботов.
Здесь все спали, холод замедлял движения жизни и навевал сонливость. Но Эмма знала, как пробудить стаю. Она подняла голову, последний раз оглянулась назад, туда, где вдруг замерли Колькины выстрелы. И горестный вой сорвался с ее губ. Она не стала думать, как это получается и как это выходит.
Она просто могла – и все. Резкие звуки отразились от стен и потолка, повторились далеким эхом, и звучащая в них голодная ярость достигла самого высокого накала.
Добыча есть, охота будет славной! Вперед, рвать и жрать. Все, что попадется на пути, все, что двигается и издает звуки. Жрать и уничтожать, потому что сама станция, само это темное место навевает злость. Настоящую злость, копившуюся годами, день за днем. Тщательно спрятанную и убранную, чтобы никто не заметил, никто не осудил.
Теперь можно! Теперь можно все! Теперь наступила свобода. Для всех свобода! Свобода быть самим собой.
Из-за поворота высунул голову первый зверь – здоровенный, огромный, белоголовый. Прыгнул, обнюхал Эмму, присел, мотнул башкой и замер, готовый двигаться вперед.
Он безошибочно признал в Эмме вожака.
Глава 5Таис. Яростные всполохи ночи
Обратный путь показался гораздо короче, может потому, что торопились. А может, из-за той радости, что бурлила где-то внутри у Таис. Она и подумать не могла, что однажды будет так счастлива оттого, что услышит голоса Эммы и Кольки.
На самом деле она сильно соскучилась по станции. И как бы ни была прекрасна Земля, как бы ни пах травой и хвоей прохладный ветер и как бы ни блестели по ночам на небе звезды, все равно вспоминалась станция с ее бесконечными коридорами и кладовками, с темными ангарами и шумной ребятней. И думалось о том, как бы они сейчас собрались все вместе, посмеялись и пошутили, послушали умные речи Мартина, выпили бы кофе с шоколадом, и неугомонный Пушистик слопал бы сразу с десяток конфет под шуточки Колючего.
Таис вздохнула. Пушистик убежал и не желает возвращаться. Вряд ли он погиб, этих тварей так просто не убьешь, раны на них затягиваются в считаные часы. Скорее всего ему понравилась свободная жизнь на острове, и он не торопится к хозяевам. Это же фрик, он не умеет привязываться. В этом как раз главная его проблема. Фрики всегда будут сами по себе.
А Таис успела полюбить пушистого большеголового зверька и временами скучала по нему. Почти так же сильно, как по родной станции.
– О каком Пушистике вы говорили своим друзьям? – спросил вдруг Григорий.
О зверьке ему рассказать еще не успели, и Федор быстро восполнил этот пробел. Сказал, что подобрали маленького брошенного детеныша фриков и оставили себе.
– А зачем? Зачем вы его подобрали? Он же потомок ваших врагов, можно сказать, – не понял Вар.
– Мы его пожалели. – Федор сказал это так, будто сохранить жизнь врагу было самым обычным делом, таким же будничным, как, например, помыть посуду или написать программу. – Это Таис пожалела.
Федор выразительно глянул на Таис и слегка улыбнулся.
– В который раз убеждаюсь, что люди редко следуют логике, – ответил Вар и подпрыгнул.
Он вообще подскакивал и подпрыгивал всю дорогу, словно в нем был избыток энергии и ее хотелось непременно выплеснуть, иначе она сама перельется через край.
Молли наконец отцепилась от ладони Таис и поплелась где-то сзади, а после и вовсе исчезла. И неясно было, на каком этапе робот-девочка пропала, просто когда добрались до причалов и холодный морской воздух с запахом рыбьей чешуи и мокрых досок напомнил о том, что они вообще ничего не ели с самого утра, Вар оглянулся и спросил:
– Эй, а где Молли?
Таис, которая начала с тоской поглядывать на сумку с едой, висящую у Григория на плече, лишь пожала плечами. Оглянулась и буркнула:
– Фиг ее знает. Думаешь, она потерялась?
– Нет, она не может потеряться, это же робот. – Вар фыркнул. – В этом мы имеем определенное преимущество. Мы всегда возвращаемся к своим хозяевам. Только я не могу понять, куда она пропала. Я не видел, чтобы она обгоняла нас.
– Доберется домой сама, – равнодушно ответил Григорий. – Мы сейчас сделаем небольшую остановку и поедим. Устроимся прямо на деревянном причале. Доски теплые и не слишком влажные, нам будет удобно.
Таис уселась на самом краю, стянула кроссовки и спустила ноги к воде. Подошвы горели от усталости, и прохладные брызги оказались очень кстати. Вгрызаясь в картофель, она думала, что такой вкуснятины не ела еще ни разу в жизни. Самая обычная еда – холодные рыбные котлеты, холодные лепешки и холодный картофель – казалась теперь невероятно вкусной, и хотелось есть, есть и есть.
А когда Таис подумала о том, что в деревянном домике их ждет мама Найда и в казанке кипит картофельный суп с рыбой, а на сковородке потрескивает масло, в котором жарятся новые лепешки, ей вдруг страшно захотелось вернуться. Вернуться домой.
Она даже сказала об этом Федору.
– Первый раз хочу вернуться не на станцию, а в домик к маме Найде. Это странно, да?
– Ничего странного. – Федор разломил картофелину и отправил в рот большой рассыпчатый кусок. Прожевал, после поглядел на Таис, указательным пальцем убрал непослушные волосы с ее щек. – Мне нравится тут на Земле, вообще-то. Здесь настоящая свобода, никакие роботы не мешают, – пояснил он.
Вар в это время плескался по колено в воде и их разговора не слышал. Зато Григорий, сидевший в стороне, улыбнулся и сказал:
– Про Вара и говорить нечего. Но андроиды двадцать первые и двадцать третьи лично мне значительно усложняют жизнь. Если бы их не было, я бы тоже согласился с тем, что все мы свободны. Свободны до тех пор, пока не начнет свирепствовать вирус.
– А ты попробуй кого-нибудь полюбить, – сказала Таис и тут же подумала, что выдала глупость.
Но Федор не засмеялся и не одернул ее. Он опустил руки – на его больших ладонях уже не осталось шрамов от укусов, посмотрел вдаль, туда, где медленно перекатывался тяжелый и угрюмый океан, и ничего не сказал.
Григорий швырнул в воду недоеденный кусок лепешки и ответил:
– Хотелось бы кого-то любить. Только ведь не осталось никого. Сначала мы учились воевать и ненавидеть. А ненависть плохо совмещается с любовью. Когда ненавидишь врага сильнее, чем любишь родных людей, тогда, как правило, принимаешь неверные решения. Я в свое время покинул мать и сестер и теперь понятия не имею, что с ними случилось. Наверняка им нужна была моя помощь, они остались одни, без мужчины, способного их защитить. В городе, где они оставались, уже ставили чипы, и я подумал, что вирус моим родным не будет страшен и я могу спокойно идти воевать. Тогда я и присоединился к повстанцам. Свой собственный чип я получил от них и в дальнейшем выполнял их распоряжения. Теперь, когда я думаю обо всем этом, меня все время терзают мысли: а не использовало ли руководство повстанцев наши чипы, чтобы управлять нами?
– Почему ты так думаешь? – нахмурился Федор.
– Потому что некоторые вещи, которые я тогда делал… – Григорий замолчал, и тишину нарушали только плеск волн и крики чаек.
– Что дальше? Какие вещи ты делал? – нетерпеливо переспросила Таис.
– О таком обычно не рассказывают… – Григорий потер глаза, словно проработал перед мониторами несколько часов и смотреть на яркий дневной свет ему было нестерпимо больно. – Но сейчас я бы не стал делать того, что делал тогда.
– Потому что не надо никому давать возможность залезать в твою голову, – угрюмо проговорила Таис. – Твоя голова принадлежит только тебе и дана для того, чтобы ты мог ей думать.
– Логично. А Вар еще упрекал нас в отсутствии логики! – Григорий посмотрел на Таис, и в его голубых глазах мелькнули веселые искры. – Как бы там ни было, нам пора домой. Таис права, мама Найда наверняка наварила вкусного супа и уже заждалась нас. К тому же сейчас солнце сядет, и станет холодно. И Таис может замерзнуть.
Котлеты, картошка и лепешки были съедены, компот выпит, и на причале больше нечего было делать. Таис затопала обратно, и теперь, на сытый желудок, ей самой захотелось подпрыгнуть и послушать, как спружинят доски.
– Сможете заблокировать чип Найды? – тихо спросил Григорий у Федора.
– Конечно.
– Тогда давайте сделаем это сегодня ночью. Освободим Надю. Она до сих пор любит своего маленького умершего сына, я в этом уверен. Поэтому, если следовать вашей теории, вирус ей не страшен.
Темная треугольная крыша домика показалась Таис родной и желанной. Запахи еды и горьковатого дыма вмиг напомнили о том, как она устала и проголодалась, несмотря на трапезу у моря. Их встретили с теплом и радостью, Вар тут же отправился греть бак с горячей водой, Григорий принялся рассказывать, что рыбы толком не поймали, зато хорошо отдохнули, Федор завалился на матрас, вытянул ноги и с наслаждением закрыл глаза.
Таис слушала разговор Григория и Найды и украдкой подглядывала за ними. Ей подумалось: а вдруг Григорий тоже влюблен в Найду? А что? Они вполне подходят друг к другу, и из них вышла бы отличная пара. Жаль только, что детей у них уже не может быть, и придется Вару вечно играть роль их ребенка.
От таких мыслей стало немного смешно. Видимо, голову все же напекло солнце, если лезет на ум такая глупость. Впрочем, после горячего супа и хрустящих лепешек Таис совсем разморило, и даже душ не придал бодрости. Она завалилась на матрас, натянула на плечи одеяло и совсем было уснула, но Федор растолкал ее:
– Тай, ты что, спать собралась? Ты же помнишь, что нам надо сделать?
Таис не помнила. Из головы напрочь вылетели все планы, и она уставилась на друга с неподдельным удивлением:
– Что?
– Мама Найда сейчас уснет, и мы заблокируем ее чип. Мне нужна будет твоя помощь, а Григорий посмотрит, как мы это делаем.
– Вот же зараза, – буркнула Таис. – Может, завтра?
– Поднимайся. Еще неизвестно, что будет завтра. Лучше сделать это сейчас.
Григорий, который весь вечер помогал Найде, сейчас стучал мисками в раковине. Вар вытирал стол, а большая куча дров у очага обещала теплую и уютную ночь.
– Ну, сегодня у меня полно помощников, даже Георг решил помыть посуду, хотя такого с ним никогда раньше не бывало, – радовалась Найда, складывая в стопки чистое белье. – Давайте уж и отдыхать. Жаль, что рыбы вы не принесли, мне нечем будет накормить вас завтра утром. Ну ничего, придумаю что-нибудь. Есть у меня с десяток черепашьих яиц, сделаю вам омлет. Ели когда-нибудь черепашьи яйца?
Таис только головой покачала. Таких деликатесов ей не доводилось пробовать, но она не сомневалась – у мамы Найды любое блюдо выйдет очень вкусным. Зевнув, Таис почесала плечо и подумала, что скорей бы уж Федор управился со своей блокировкой и можно было бы лечь спать. В окно светила невеселая луна, такая круглая и большая, что хотелось потрогать ее руками, и от этого еще больше разбирала дремота. Небось все соседи уже улеглись, а они сидят и ждут, пока мама Найда закончит складывать белье и уйдет за занавеску.
Григорий растянулся на кровати и теперь делал вид, что спит. Он был настроен решительно, ему не терпелось освободить подругу.
Наконец в деревянном домике все стихло. Федор сидел, уткнувшись в свой планшет, Таис привалилась к его плечу и щурила сонные глаза на огонь. Всегда готовый помочь Вар устроился на скамье, притянув острые коричневые коленки прямо к подбородку.
– Давай голограмму, Вар! – скомандовал Федор.
И работа началась. Таис помогала совсем чуть-чуть – перебрасывала нужные файлы с Федькиного планшета, пока тот удерживал пальцами проекцию чипа мамы Найды. Неслышно подошел Григорий, шепотом начал задавать вопросы, и его все удивляло и впечатляло.
– Ловко вы придумали, – похвалил он. – С одной стороны, вроде бы и просто, с другой – не всякий может переписать программу на язык синтетиков. Для этого надо иметь мозги.
Федька только плечами пожал. Он погрузился в работу, и совсем скоро запущенные им программки-черви принялись изменять чип Найды-Нади. Таис следила за тем, как с огромной скоростью менялись значки в программах, как темнели светящиеся усики, охватывающие человеческий мозг, как тело чипа бледнело и гасло, прекращая свою деятельность. На миг даже показалось, что чип – это тоже мелкий робот-паук с длиннющими лапами, забравшийся в голову, и теперь он теряет свою хватку, отступает, терпит поражение.
– Готово, – сказал наконец Федор и одним быстрым движением убрал с голограммы все файлы, закрыл планшет, а послушный ему Вар хлопнул ладонями, сбрасывая проекцию.
– Отлично сработано, – тихо сказал Григорий, поднял голову и прислушался. – Мне приснился сон о битве, сразу, как только вы заблокировали мой чип. Горящий «Сириус», мои ребята, схватка с роботами. У меня на борту было несколько пятнадцатых, вы же знаете этих роботов. Они сражались за нас, но довольно быстро вышли из строя. Их одолел вирус, который запустили синтетики. Всю нашу робототехнику они вырубили собственным вирусом, который буквально пожирал платы.
– Пожиратели плат, – пробубнила Таис. – Интересно, что случилось на нашей станции? Как их захватили синтетики?
– Уверен, что точно так же. Сначала вирус вырубает всю технику, потом нападение больших двадцать третьих, – заверил ее Григорий. – У них проверенная тактика. Вашим ребятам повезло, что они нашли укрытие.
– Это потому, что нам уже доводилось укрываться от нападения фриков. На нас охотилась целая стая одичавших зверей, наших родителей. Бывших, – хмыкнула Таис. – Родители непременно желали сожрать своих детей. И как только нелегалы уживаются с ними на одном острове?
– Ты же как-то уживалась с Пушистиком, – напомнил Федор. – Вот и они нашли подход.
– Думаешь, Эмка выпустит стаю? – Таис не скрывала тревоги.
– Уверен. Вообще не так уж у них и плохи дела, если Эмма и Колька живы. Эти двое всегда делали то, что считали нужным, их не так просто остановить. Наверняка стая уже орудует на станции, и бедным паукам не поздоровилось. Фриков не так просто одолеть, это надо понимать. – Федька покачал головой и развалился на матрасе. – Спать мы сегодня будем?
– Надо бы. – Григорий поднялся, потянулся, оглянулся на окно и вдруг движения его стали резкими, быстрыми и тихими.
Он приблизился к двери, тихонько приоткрыл ее до тоненькой щелки, но сказать ничего не успел.
Вместо него заговорил Вар. Твердым шепотом он произнес:
– Они здесь.
Таис передернуло от этих слов, Федор глянул в окно на сияющую луну и шепотом выдал знакомую считалку.
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Буду резать, буду бить, —
сказал он, и жуткие слова прозвучали зловещим напоминанием.
– Уходим! – Григорий резко отошел от двери. – Быстро! Это летающие дроны, они покроют тут все шквальным огнем. Видимо, шансов выбраться у нас нет.
– Есть. – Вар выпрямился. – Тут есть ходы. Если успеем, они нас не найдут. Не забывайте, ваши чипы не работают, и следить за вами они уже не могут. Потому действовать будут наугад. Я выведу вас, только не копайтесь.
«Не копайтесь», – сказал Вар, и тревога в его голосе накрыла Таис с головой. Она поднялась, схватилась за рюкзак, беспомощно оглянулась на темное окно и поняла, что не желает никуда уходить. Ей нравился этот дом, нравилась постель у теплого очага, потрескиванье дров и запах свежих лепешек.
Что теперь будет со всеми этими полочками с глиняной посудой, с милыми деревянными скамейками и чистым постельным бельем? Что скажет мама Найда, когда ее разбудят и велят уходить в ночь, в неизвестность?
– Видимо, они поймали наш сигнал, когда мы связывались со станцией, – как ни в чем не бывало проговорил Федор. – Я думал, что они спохватятся раньше. Тай, бери теплую одежду и еду, и побыстрее. Ты можешь быстро действовать или тебя совсем разморило?
Федор дотронулся до плеча Таис, посмотрел ей внимательно в глаза и снова заговорил:
– Придется и отсюда уйти, потому возьми как можно больше еды. Что найдешь, особенно уже готовое. Лепешки, картофель.
– Не болтайте, – резко прервал Федора Григорий. – Быстро уходим. Счет идет на минуты! Некогда собирать картошку, берите только пистолеты и одежду. Быстро!
Он отдернул занавеску и принялся будить Найду.
– Надя, просыпайся, быстрее. Ты слышишь меня?
Надя подскочила, села на кровати, торопливо убрала в хвост распущенные длинные черные волосы. Взгляд ее стал каким-то другим, и в сумраке спальни, при свете свечи, показалось, что даже радужка у мамы Найды стала другой, более золотистой и более мягкой.
– Что-то случилось? – быстро сказала она.
– Нам надо уходить, сейчас. На нас напали синтетики, одевайся.
Вар действовал быстро и молча. Пока все приходили в себя и одевались, он успел собрать в рюкзак какие-то вещи, отодвинул скамью у входа в ванную и открыл крышку квадратного подпола.
– Когда дом строился, я уже знал, что мы будем тут жить. Вы помните? – быстро заговорил он. – Я решил, что запасной выход нам не помешает. Поэтому и сделал его. Через подпол мы выберемся к проходу в скалах. Темнота нас прикроет. Пошли, бросайте все.
Надя не задавала никаких вопросов, будто ей все было понятно и ясно и будто она не удивлялась тому, что стала воспринимать мир по-другому и утраченные воспоминания вернулись к ней. Она действовала так быстро, что Таис и шнурки на ботинках не успела завязать, как хозяйка уже была в теплой длинной куртке из коричневой материи, а в руке у нее сверкал небольшой фонарик.
– Гасим свет, – тут же предупредил неугомонный Вар.
– Таис, детка, ты готова? – ласково спросила Надя, и стало ясно, что чип не так уж сильно менял характер этой женщины. Она по-прежнему оставалась ласковой, заботливой и нежной. – Тебе помочь? Федь, застегни девочке куртку и помоги пролезть в люк. Вар, ты полезай первым и веди себя тихо. Гриш, ты прикрываешь, как всегда.
Взрослые знали, что надо делать. Взглянув на них, Таис почувствовала облегчение. Ей вдруг подумалось, что на самом деле это просто отлично, когда есть кто-то, кто принимает нужные решения и всегда помогает. По крайней мере, сейчас они с Федькой не одни бегут в темноту и неизвестность, с ними Григорий и Надя, а это уже сила. Ну и Вар, конечно. Его, видимо, тоже надо считать.
Под люком был узкий проход, прохладный и абсолютно темный. Григорий, который лез последним, плотно закрыл за собой деревянную крышку. Двинулись в темноту, и вовремя, потому что тут же над головой блеснула вспышка и жаркая волна надавила сверху, заставив вжаться в земляной пол.
– Быстро! – крикнул Григорий. – Быстро! Это первый удар, он прошелся рядом с домом. Вторым ударом они уничтожат сам дом.
Вар припустил бегом, Таис и Федор за ним. Дальше бежала Надя, и замыкал маленький отряд Григорий. Проход оказался совсем коротким, выбрались к длинному спуску, прорубленному ветрами и дождями в высокой скале. За спиной снова полыхнуло, и Таис не стала оглядываться. И так стало ясно, что дом запылал, а вместе с ним уют и покой последних двух дней.
Снова скитания и неизвестность. Снова дыхание смерти за спиной и неуверенность в завтрашнем дне. Как тогда, когда приземлились на космодроме и огромное небо испугало ее чуть ли не до смерти.
Каменистая расщелина между тем вывела их к ровной небольшой долине, окруженной с одной стороны скалистым кряжем и россыпью больших камней, а с другой – редкими колючими кустами. Где-то за спиной, скрытое темной растительностью, шумело море.
Вар бодро зашагал вперед, и в этот момент кто-то закричал совсем рядом:
– Вот они! Они уходят, я их вижу!
Тонкий знакомый голосок пробился сквозь рев пожара и заставил напрячься, поднимая со дна души горячую ярость. Кричала Молли, девочка-робот. Таис оглянулась и в жарких отсветах пожара отчетливо увидела ее стройную фигурку. Молли взобралась на камень, из-за спины у нее тут же поднялся плоский летательный диск. Сделав небольшой круг, он устремился следом за беглецами, расстояние между ними стало стремительно сокращаться.
– Это Молли нас сдала, – уверенно сказал Вар, не прекращая движения.
Федор тоже оглянулся.
– Они будут стрелять, – предупредил Григорий. – Бежим к скалам!
Таис остановилась всего на пару секунд. Подняла пистолет, навела прицел. У нее получилось с первого выстрела: яркий луч разнес голову Молли на мелкие ошметки, пылающая фигурка полетела куда-то вниз, освещая мрак ночи.
– Таис! – закричал на нее Федор.
Она уже догоняла его. Припустила изо всех сил, стараясь не споткнуться о камни и не упасть. Только бы добраться до скал. Но зато мерзкого прилипчивого робота уже нет. И поделом, потому что не осталось сомнений: именно Молли навела на них преследователей. В конце концов, даже если синтетики и перехватили сообщение из Черного ножа, откуда им знать, в какое поселение ушли те, кто его посылал? Это невозможно было вычислить, потому что чипы Нади и Григория не работали, и синтетики их просто не могли видеть. Не могли они выследить.
Так что все дело в этой мерзавке Молли.
Первые огненные шары взорвались так близко, что шипящий дым, расползшийся во все стороны, на миг оглушил людей. Серая мгла закрыла обзор, и оставалось лишь следовать за Варом, который не затормозил ни на секунду. Следующий удар прогремел за спиной, и только благодаря тому, что и Таис, и все остальные мчались вперед что есть мочи, удалось его избежать. Но Таис свалилась, сбитая взрывной волной, и ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Минута, от силы полторы, но это чуть не погубило их.
Григорий остановился, схватил ее за руку и резким рывком поставил на ноги.
– Не останавливайся! – крикнул он, бросившись вперед.
Федька было затормозил, но Григорий и ему заорал, чтобы бежал. Бежать и бежать, без остановки – это единственное, что могло их спасти.
Скалы приблизились. Надя добралась до них первой, нырнула в темный лаз, который вел в пещеру, и исчезла в сумраке. Неожиданно Вар рванулся куда-то в сторону, поднял руки, и его ладони засветились слабым светом. Он замахал ими, и Таис удивилась такой глупости. Теперь Вар представлял собой отличную мишень.
Плывущий дрон тут же отреагировал, выпустив в Вара смертоносный луч. Мальчишка-робот оказался проворнее, он кувыркнулся вбок, пролетел распростертой лягушкой и ухнул в камни, откуда снова зажег свет ладошек.
Григорий подтолкнул Таис и помог ей забраться в расщелину. Следом забрался сам. Федор поджидал их у входа, с тревогой поглядывая в небо.
– Надо помочь Вару, – сказал он, поднял руку с пистолетом, высунулся наружу.
Григорий не успел ничего сказать – настолько быстро действовал Федор. Отойдя на пару шагов вбок от пещеры, он сделал ряд выстрелов по диску. Тот, охваченный азартом погони и уверенный в том, что добыча никуда от него не денется, спустился слишком низко, и лучи бластера заставили его вздрогнуть, накрениться и на какое-то время прекратить атаку.
– Вар! – заорала Таис в пылающую ночь.
Вар не ответил, но послышался легкий топот его ног, обутых в кроссовки. Он бежал изо всех сил, стараясь достигнуть спасительного убежища. Ему оставалось чуть-чуть, Таис протянула руку, и ладошка Вара протянулась навстречу. Еще немного…
Вар прыгнул, его пальцы крепко сжали ладонь, и ухнул новый взрыв. Так близко, что горячая волна обожгла и откинула назад, во мрак. Но Таис не отпустила маленькую ладошку. Отключаясь, она все еще сжимала пальцы мальчишки-робота…
Она приходила в себя медленно и тяжело. Сквозь резкую боль прорывались мысли о том, что надо бежать, что они слишком медлят, и горела огнем рука. Видимо, ее несли на руках, легкое покачивание успокаивало, и звезды над головой кружились в медленном танце. Когда боль становилась слишком сильной, Таис погружалась в забытье, и это было хорошо и кстати.
Лишь свежий воздух и холод окончательно прояснили мысли, и она рывком села.
– Ну наконец, – прозвучал совсем рядом голос Федьки. – Наконец. Тай, посмотри на меня.
Он говорил тихо, но горячо и тревожно. Всматривался в ее лицо и крепко сжимал плечи. За его головой поднималось звездное холодное небо.
Таис кивнула, пробормотала, что все хорошо, и оглянулась.
Вар топтался у кромки воды, его фигурка едва выделялась на фоне набегающих волн, точно вырезанная из темной бумаги и наклеенная на такую же темную бумагу.
– Все живы? – спросила Таис.
Вместо ответа Федор обнял ее, прижал к себе и шепнул в самое ухо:
– Все живы, мартышка. Ты напугала меня. Черт, как ты меня напугала…
– Тогда держи меня, Федь. Крепко держи. Мне сейчас очень страшно…
– Так я и поверил. – Федька отстранился, хмуро посмотрел ей в глаза. – Особенно после того, когда ты спасла Вара чуть ли не ценой своей жизни. Ему-то что, он восстанавливается за пару часов. Хлоп – и снова здоров. А для тебя у нас нет обезболивающей мази, и рука у тебя обожжена прилично. Хорошо, что у меня нашлись хоть какие-то бинты. Нам надо плыть, ждали, когда ты придешь в себя. Плыть под водой, Таис.
– Ну с таким же успехом мы могли бы и летать. – Таис дернула плечом. – Почему нет?
– Григорий сказал, что для нас есть жилеты, припрятаны тут. Это их место, с которого они обычно ныряли, чтобы попасть в небольшую лагуну, куда приплывали нелегалы. Он сказал, что там есть укромное место, где роботы точно не достанут. Меня под водой проведет Вар, тебя Григорий. Надя проплывет сама, она умеет. Надо только надолго задержать дыхание, и все. Это то, что мне объяснил Григорий.
– Федь. – Таис вздохнула. – Я. Не. Могу. Плыть. Под водой. – Она сказала это резко, выделяя каждое слово.
Вместо Федора ответил Григорий. Присел рядом и решительно заверил:
– Сможешь. Вместе со мной. Федор правильно сказал: тебе надо будет лишь задержать дыхание. Жилет не позволит тебе утонуть, я помогу погрузиться под воду. Это недалеко и недолго. Там будет темно, но Вар нам посветит. Я буду держать тебя, с тобой все будет хорошо. Мы не можем тут задерживаться, нас найдут. Поэтому плывем прямо сейчас.
Глава 6Эмма. Настоящий представитель гильдии
Это была самка, большеголовая, тонколапая и худющая. Она мотнула головой, широко раскрыла пасть и ответила на зов – ее клич замер еле улавливаемой человеческим ухом нотой и заставил Эмму почувствовать радость предстоящей битвы. Самка желала сражаться.
Появились еще три зверя, огромных и таких же худых. Большие розовые уши по бокам их голов слабо двигались, маленькие черные глазки, лишенные белка, щурились, приплюснутые короткие носы подрагивали, втягивая воздух. Фрики недоверчиво косились на Эмму, но не нападали, лишь зевали и мотали головами, словно пытаясь стряхнуть сонливость.
Тот, что двигался справа, разинул пасть и тоже ответил на зов. Бока его покрывали длинные розовые шрамы, верхние клыки слегка заходили на нижнюю губу. Он выглядел опытным бойцом, и самка, которая была вожаком стаи, позволяла этому зверю держаться рядом. Зубастый огрызнулся на Эмму коротким рыком, но самка тут же слегка дернула его клыками, не повредив ни шерсть, ни кожу на его плече, и зверь нехотя отступил к стене, признавая права вожака.
А эти самые права самка сейчас охотно передавала Эмме, опускаясь перед ней на задние лапы, поднимая голову и отвечая коротким воем – ответным зовом. Призыв охотиться сработал, но фрики еще толком не проснулись: они медлили, зевали, показывая острые белые зубы. Еще одна парочка вылезла из распахнутых дверей ангара – лохматые, поджарые и страшно голодные. Они скалили зубы, огрызались друг на друга и были вовсе не прочь слопать кого-нибудь из стаи. Кого-то, кто не сможет за себя постоять.
Фрики есть фрики, что с них взять.
Эмма еще раз издала боевой клич – ее горло слегка вибрировало, и от этого становилось щекотно на самом корне языка. Но она не закашлялась, выдержала ноту до самого конца, и как только последний пронзительный звук замер, отражаясь от стен коридоров, самка поднялась и ткнулась носом в ладонь Эммы.
Пора.
Эмма повернулась и побежала, чувствуя, как стая движется следом. Сначала самка, после Зубастый, за ним остальные. Низкое ворчание фриков смешивалось с тихим шелестом гибких лап и коротким воем, которым самка созывала стаю на охоту. Теперь Эмме уже не надо было выть, фрики передавали друг другу призыв с каким-то диким удовольствием и нетерпеливым предвкушением.
Стая жаждала крови. Много крови и много мяса.
И Эмме это вовсе не казалось противным, наоборот. Жажда убивать и крушить, спрятанная глубоко внутри и сдерживаемая человеческой логикой, состраданием, сопереживанием и прочими чувствами, сейчас выбралась наружу, и ей уже ничто не мешало. Только направлена эта жажда была на роботов. На всех роботов, какие только встретятся на пути.
У раздвинутых дверей их встретили выстрелы подобравшихся совсем близко пауков. Яростные лучи не нанесли фрикам никакого урона – несколько прыжков, и роботы оказались смятыми, белые клыки вонзились в прозрачную плоть, когти заскрежетали о металлические стержни, и в стороны полетели ошметки того, что когда-то было послушным искусственному интеллекту телом. Эмма успела только отпрыгнуть вбок и длинным лучом меча снять со стены нескольких каракатиц.
Два фрика прыгнули мимо нее и умчались вперед, самка, терзавшая то, что осталось от паука, зарычала вслед сквозь сомкнутые челюсти, мотнула башкой и принялась жевать. Им что, нравились роботы? Или плоть пауков на самом деле была органической, а значит – съедобной?
Эмма не стала во все это вникать. Какая разница, если результат достигнут? Теперь надо только направлять стаю. Первая задача – зачистить весь Нижний уровень, так чтобы ни одного паука и ни одной каракатицы не осталось.
Вперед!
Эмма прыгнула и повела за собой остальных. Ей не надо было оглядываться, чтобы понять: стая послушно следует сзади, признавая в ней вожака. Стая готова жрать без остановки, безжалостно уничтожая все вокруг.
Где-то глубоко и далеко, погребенная под могучими звуками охотничьего зова, промелькнула мысль о Кольке: его надо найти, он должен быть где-то здесь. Промелькнула и исчезла. Испарилась так, что Эмма больше и не вспоминала о друге.
Она сшибала мечом каракатиц, в то время как фрики расправлялись с пауками, и каждый удар все больше и больше раззадоривал вспыхнувшую ярость. Пауки стреляли и попадали во фриков. Но даже раненые, звери не теряли ни злости, ни аппетита. Истекающие кровью, они прыгали, рвали зубами, рвали когтями, рычали и уничтожали.
Зверей становилось все больше и больше – Эмма видела, как белый ручей растекается по коридорам, слышала, как грохочут вдалеке выстрелы, озаряя темноту яркими вспышками. Громче выстрелов звучало рычание и глухой лай. Стучали по железу лапы, царапали когти, и эти звуки заставляли сердце стучать все быстрее и быстрее.
Больше всего пауков оказалось у того самого ангара, где меняли двери. Часть коридоров успели оборудовать какими-то тонюсенькими кабелями, поверх которых накладывали пластик и внутрь, в промежуток между пластиком и стеной, помещали какие-то крохотные платы. Пауков там оказалось столько, что им приходилось двигаться по головам друг друга. Шквальный огонь выстрелов заставил стаю на какое-то время отступить – пара зверей так и осталась лежать в проходе, поджаренные заживо лучевыми выстрелами.
Запах паленого тела и шерсти заставил Эмму пару раз чихнуть, а боль в локте напомнила о том, что надо бы поберечь себя. Глянув мельком на руку, Эмма увидела широкий ожог – ее тоже слегка задели, но она не сразу заметила ранение.
Что ж, об этом беспокоиться не стоит, затянется за пару часиков, у фриков всегда все быстро заживает.
Казалось, что роботы одержали верх: они не подпускали стаю к себе, а многочисленные выстрелы наполнили коридоры слабым дымом и горячими искрами. Сейчас бы парочку бомбочек, какие были у Кольки! И где, интересно, Колька шляется?
И тут Эмма увидела прыжки, похожие на полет. Несколько длинных крупных зверей, взяв разгон, прыгнули на высокой скорости под самый потолок и тяжело опустились прямо на головы пауков (вернее, на их тела, потому что голов как таковых у этих роботов не наблюдалось). Тяжелые туши фриков поломали ровный и слаженный строй, яростное рычание подстегнуло стаю, и та ринулась живым белым потоком, и огонь ее уже не останавливал.
Трое зверей упали сразу, сраженные лучами, но сородичи не замедлились, они бежали по упавшим и вытягивали шеи, стараясь ухватить, порвать и сожрать врага. Эмма не полезла в свалку. Она стояла в отдалении и уничтожала тех роботов, что спешили на подмогу. Из соседних коридорчиков показались несколько мелких каракатиц – они торопливо ползли по стенам, и один из фриков принялся их слизывать прямо языком. Слизывать и жевать, а после выплевывать мелкие чипы, фыркать и дергать ушами.
Как Эмма поняла – маленькие роботы-каракатицы зверям не очень нравились. Видимо, в них мало что было съедобного, но зато большие пауки очень даже подходили для того, чтобы унять грызущий голод.
Эмма прошла чуть дальше, к раскрытому ангару, и заглянула в него. Здоровенный фрик – по длинным шрамам на боках она узнала в нем Зубастого – трепал останки большого паука, еще один что-то нюхал у странного вытянутого звездолета, время от времени мотал башкой и скалился.
Звездолет напоминал катер, но был раза в два больше и длиннее. От его блестящего обтекаемого тела отходили шесть крепких лап, заканчивающихся несколькими гибкими цепкими пальцами, которыми это средство передвижения крепко схватилось за пол. Бока звездолета покрывали странные выпуклые знаки, и по ним время от времени пробегали крохотные голубоватые искры, как будто обшивка светилась изнутри.
Невозможно было определить, где у этого звездолета дверь или хотя бы иллюминаторы. Сплошной черный блестящий металл с синеватыми искрами, еще теплый и совершенно гладкий. В нем, как в зеркале, можно было разглядеть свое отражение, и Эмма увидела там взволнованную злую девочку с прищуренными глазами и растрепавшимися волосами.
Фрик, круживший рядом со звездолетом, зло рыкнул и ударил лапой по его боку. Еще раз, еще и еще. Но ничего не поменялось, машина так и осталась стоять, возвышаясь над головой Эммы и нагло поблескивая новехонькими боками.
Теперь понятно, откуда взялись пауки: прилетели на таких вот звездолетах. Сейчас, когда станция лишена силового поля, к ним может проникнуть каждый, кто пожелает. Такие ангары, как тот, в котором находилась Эмма, имели открытые шлюзы, выходящие прямо в космос. Здоровенные шлюзы, которые на самом деле были посадочными площадками для мелких катеров, звездолетов и шаттлов. И взломать их ничего не стоило, особенно после того, как Моаг-Мартин оказался отключен.
Черный металл притягивал к себе, почему-то захотелось приложить к нему ладони, ощутить горячую готовность к бою, еще раз всмотреться в собственное отражение. Эмма оглянулась на рычащего Зубастого – тот успел раскидать по сторонам уцелевшие части робота и теперь стоял, разинув пасть и высунув узкий язык. Весь его облик говорил о том, что фрику нравится то, что он делает, и он собирается делать это и дальше. Значит, охота будет продолжаться и без Эммы, звери сами управятся.
Поэтому можно рассмотреть звездолет повнимательнее, раз уж выпала такая возможность. Вот она, загадочная машина будущего, новые технологии той цивилизации, что сейчас владеет Землей. Что знает Эмма о тех людях, которые входят в Международный сенат? О тех, кто населяет планету, кто строит города и разводит на фермах скот?
Ничего. Все те знания, что преподавали доны, оказались ложными, и зря Эмма старательно заучивала историю планеты Земля. Все это можно спокойно забыть. Потому что на самом деле все сложилось совсем по-другому, и узнать про это хотелось, очень хотелось.
Эмма нырнула под широкое гладкое брюхо звездолета – для этого ей пришлось лишь слегка наклонить голову, приложила ладони к металлу и почувствовала странную теплоту. Ласковую и приятную теплоту, от которой утихали внутри яростные сполохи и таяла жажда битвы.
Посередине нижней части звездолета проходили странные выпуклые знаки – точки, палочки, крючочки. Больше всего было точек – большие, маленькие, похожие на нолики и бублики, они тянулись длинной полосой от начала звездолета до самого конца. Что они значили? Конечно, это была информация. Может, название машины, может, список побед или еще что-то.
Эмма настолько увлеклась диковинными знаками, что не сразу обратила внимание на тихий шипящий звук, доносящийся от дверей. А когда высунулась из-под тяжелого брюха машины, чтобы посмотреть, что же это такое, оказалось слишком поздно.
Новенькие, блестящие белые двери с аккуратными окошками закрывали вход в ангар. Между ними оставалась лишь небольшая щель, и Эмма побежала к ней изо всех сил.
Что же это такое? Почему двери закрываются?
Эмма и подумать не успела как следует – неслась широкими прыжками, безуспешно стараясь успеть, хотя с первого взгляда было ясно, что расстояние до входа слишком велико, а двери закрываются слишком быстро. Эмма едва не врезалась лбом в гладкую белую створку, зло выругалась, повторяя выражения Кольки, беспомощно оглянулась.
Она оказалась запертой в широченном ангаре, и на небольших мониторах у противоположных дверей, выводящих в шлюз, зажглись какие-то знаки, которые Эмма видела впервые.
Зубастый не обратил внимания на эти перемены. Он по-прежнему скалился и обнюхивал останки робота. В его круглой белой башке, видимо, осталось совсем мало мозгов, чтобы понять, что он попал в смертельную ловушку. Но Эмма понимала это хорошо.
Мониторы у шлюзовых дверей просто надрывались, мигая и показывая странные знаки, – такие же точки и черточки, как на звездолете. Значит, синтетики полностью перезагрузили станцию, и теперь все системы работали на их языке. Но понять, о чем сигнализируют мониторы внешнего шлюза, несложно, если учесть, что двери ангара плотно закрыты. Сейчас шлюз откроется, и Эмму унесет в открытый космос. Вот и все дела.
Эмма рванулась к единственному спасению – звездолету, нырнула под его брюхо и взялась нажимать на все выпуклые значки, линии и полоски. Вдруг что-то сработает, вдруг где-то есть вход. Должен же быть вход у этой машины, в конце концов! Как-то роботы-пауки в нее попадали, ведь они прилетели на ней.
Наверное, Эммины усилия так и закончились бы ничем, и это оказалось бы ее последним приключением, если бы Зубастый не подобрался к противоположному концу звездолета – овальному, слегка опущенному к полу – и не принялся что-то там вынюхивать и фыркать. Он облизывал передние зубы, совал нос к черному металлу и вел себя так, словно напал на след роботов-пауков.
Эмма оглянулась на мигающие мониторы, заметила, как задрожали двери шлюза – плотные двери без единого окна, закрывающие круглый огромный проем, – и метнулась к Зубастому.
Здесь был всего один знак – две точки и между ними тоненькая длинная палочка. А рядом с ним, с этим знаком, проходили четкие линии, обозначающие люк. Узенькие, ровненькие, и металл в этом месте был чуть светлее и чуть теплее. Эмма надавила на знак изо всех сил, и люк поддался. Дверь бесшумно и легко ушла внутрь и растворилась – по крайней мере, так показалось. Пропала, как будто ее и не было. Выскочили несколько ровных тонких ступенек и зависли в воздухе. Их не держала никакая лестница, они будто находились сами по себе – узкие, чуть светящиеся голубым полоски металла.
Раздумывать было некогда, потому что шлюзовые двери уже пришли в движение, и у Эммы в лучшем случае было всего полминуты. Она запрыгнула внутрь, удивилась яркому свету и сияющей белизне стен. Следом запрыгнул Зубастый, и дверь звездолета, материализовавшись откуда-то сверху, вернулась на место. Бесшумно и легко.
Эмма оказалась в довольно большом помещении, около стен там стояли ряды пластиковых контейнеров, а овальный проем вел в кабину пилотов. Тут же одна из стен звездолета стала прозрачной, показав знакомый ангар и оставшегося там рычащего фрика.
Зубастый на это не обратил никакого внимания, он принялся обнюхивать контейнеры, фыркать и рычать, кусать их зубами, трогать лапами, то есть проявил огромнейший интерес к тому, что хранилось в них. Эмма же приникла к прозрачной стене, потому что двери шлюза полностью открылись, и влетел круглый, точно шар, блестящий и черный катер. Или корабль? Или шаттл? Эмма не знала, как называются такие штуки.
Оставшегося в ангаре фрика вынесло потоком, но тварь умудрилась зацепиться лапами за скобы в стене и держалась за них до тех пор, пока не закрылись двери шлюза и не восстановилась атмосфера.
Залетевший шар был большим, даже больше звездолета, и из его боков тут же выросли три лапы. Вцепившись в пол, они удерживали летательный аппарат в равновесии. Шлюз закрылся.
Это что? Новые синтетики?
Эмма поморщилась, оглянулась на пилотную рубку: а нет ли тут лучевых пушек, чтобы с ходу разнести корабль врага. Но в этот момент в шаре открылся круглый люк, повисли в воздухе такие же тонкие ступеньки. И по ним сбежал парень.
Самый настоящий парень. То, что это человек, Эмма определила сразу. Она достаточно насмотрелась на искусственных людей и уже успела приметить, что на их лицах всегда одно и то же ласковое милое выражение, глаза безмятежны, брови расправлены и никаких мимических морщин ни в углах глаз, ни у рта, ни на лбу. Даже когда они пытаются улыбаться.
Парень, спрыгнувший с шара, был злым, резким и быстрым. И очень смуглым, почти коричневым. Иссиня-черные волосы, заплетенные в тонкие косички у висков и убранные в хвост, серая плотная рубашка, спускающаяся почти до колен, черные штаны и длинный кожаный жилет – все это настолько не походило на одежду здешних роботов, что Эмма чуть рот не открыла от удивления.
Парень же, не мешкая, подошел к звездолету, что-то осмотрел на его боках, что-то нажал – и дверной люк открылся. И Эмма оказалась лицом к лицу с коричневым человеком.
Черные глаза уставились на нее с таким злым интересом, а руки парня настолько быстро выхватили какое-то короткое и черное оружие, что Эмма попятилась и подняла ладони. Оглянулась на Зубастого. Тот не сплоховал – оставил ящики и, даже не зарычав, кинулся на чужака.
Парень отстранился и что-то сказал. Быстро и странно, звуки его речи больше напоминали посвистывание и пощелкивание. Зубастый остановился, ощерился. Парень что-то вытянул из кармана и кинул ему – и фрик в мгновение ока накинулся на подачку и принялся жевать, проклятая всеядная зверюга. Желание нападать и рвать у него резко пропало.
Эмма поняла, что рассчитывать на помощь фрика не придется, вытянула рукоять меча, и длинный луч разорвал воздух ярким светом.
– Попробуй только тронь, – решительно сказала Эмма, не двинувшись с места.
Парень вдруг поднял брови и улыбнулся, широко и нагло. У него были ослепительно-белые зубы, или это только казалось из-за его смуглой кожи? Он поднял руки – ладони гораздо светлее, чем тыльная сторона кистей, – что-то сказал на непонятном языке, попятился и выскочил наружу.
Сдался? Так быстро? И все, можно считать, что Эмма победила?
И тут случилось невиданное: вместо парня в звездолет проник стебель растения. Это был именно стебель, коричневый, гладкий, полный тонких усиков и розовато-зеленых листьев. От него запахло зеленью, свежей и ласковой, и звездолет вмиг преобразился. Стебель двигался настолько быстро, что не успела Эмма прийти в себя, как потолок и стены покрылись зелеными гибкими усиками и крохотными розовыми цветочками. А сам стебель уже пропал в кабине пилота.
От удивления Эмма слегка растерялась, подняла меч, оглянулась на фрика. Но тот оставался совершенно спокойным. Ему не припало на ум пожевать цветочки и зелень, он растянулся в проходе рядом с контейнерами, облизнулся и лениво посмотрел на Эмму. Весь его облик выражал доверие и довольство, Эмма без труда поняла, что подачка ему страшно понравилась, а в парне он признал своего.
Между тем коричневый парень медленно поднялся на звездолет, прикоснулся рукой к стеблю, словно бы погладил его, посмотрел на Эмму и медленно заговорил на всеобщем языке.
– Меня зовут Ник, – сказал он.
Слово «Ник» прозвучало мягко, почти как Ньиик, язык у чужака поворачивался с большим трудом, выговаривая чужие для него слова.
Эмма слегка отступила назад, оглянулась на стебель, вовсю хозяйничающий в звездолете, и нехотя ответила:
– Мое имя Эмма. Ты кто такой?
– Я – представитель Гильдии, – с трудом выговорил парень. – А ты жила здесь? Тут есть дети? Им нужна помощь?
– Тут полно детей, и всем нам нужна помощь. Мы же отправляли вам сообщение.
– Мы не получали никаких известий, – все так же медленно сказал парень. – Мы смогли вычислить вас только недавно, благодаря потоку информации, переданной с острова Саб. Кто-то воспользовался их передатчиками, и нам удалось поймать и зафиксировать сигнал и вычислить вас. Вот поэтому мы здесь. Расскажи, что у вас тут.
Всеобщий язык тяжело давался коричневому парню, он сглатывал окончания, растягивал и смягчал слова, но Эмма понимала его хорошо. Значит, канал связи, который настроили Федор и Таис, помог людям Гильдии найти станцию, так, что ли? Это что, так сложно – увидеть на орбите объект и подобраться к нему?
Эмма поморщилась и коротко выдала:
– У нас роботы. Всех убивают. Такие пауки, видал? Мы выпустили на них фриков, и те их жрут. Вот и все.
– Выпустили фри-ков? – Парень повторил последнее слово по слогам и вопросительно нахмурился.
– Вот как этот зверь. – Эмма ткнула пальцем в Зубастого. – Мы называем их фриками. Ты знаешь, как им управлять?
– Цемук. Его называют у нас цемуком. Я могу обращаться к нему… – И дальше снова зазвучала непонятная речь с прищелкиванием и посвистыванием. – Я могу обращаться к нему по-нашему и успокаивать. Им надо много пищи… ну, знаешь… такой… сладкой пищи… – подобрал наконец нужное слово парень.
– А откуда ты знаешь наш язык? Ты какой национальности? Ты кто?
– Мы работаем с вами, потому и общаемся на вашем языке. Вас почти не осталось, в Гильдии только два человека с вашей планеты, больше нет. Мы берегли станцию, потому что надеялись, что на ней есть дети.
– Вы берегли? – Эмма вздохнула, нажала кнопку на рукояти меча, заставив луч погаснуть, махнула рукой. – Давай выбираться отсюда.
– Надо проверить. Все ли сделала Иасси. Она должна отключить… машину отключить… и всех роботов, что находятся вот тут. – Парень пнул ногой один из контейнеров и снова выдал свист и пощелкивание.
– Иасси? – не поняла Эмма.
– Это наши помощники. Это вот она. – Ник показал на стебель, который медленно стал сворачивать усики, утягивать цветочки и листочки и в конце концов исчез из звездолета. – Это живые деревья. Деревья с интеллектом, они умеют выключать синтетиков. У них есть специальная программа, которая блокирует работу всех синтетиков.
– И что теперь? Деревья с интеллектом?
Эмма поняла, что таращится на стебель с неприличным недоверием, отступила назад и зачем-то вытерла тыльной стороной ладони лоб, будто это могло помочь собрать мысли в кучу и систематизировать полученную информацию.
Ник не ответил. Наклонился над одним из контейнеров и принялся его открывать. На крышке у полупрозрачного ящика было небольшое окошечко, сквозь которое поблескивали сине-черные знаки. Ник надавил, что-то щелкнуло, и контейнер открылся.
Он оказался доверху набитым небольшими полупрозрачными овальными штуками, больше смахивающими на яйца, только более совершенной формы. Размером они были с приличный баскетбольный мяч, и внутри каждого темнел небольшой чип.
– Это роботы, только не работают. Вернее, не в рабочем виде. Они не включены, – пояснил парень. – Теперь и не включатся. Иасси их… как бы правильно… сделала такими, что они не могут работать и двигаться.
– Парализовала. Или убила. Без разницы, – подсказала Эмма. – Пусть тогда и остальных выключает.
– Мы не выключим. Мы вывезем детей и взорвем станцию, – сказал парень. – Пошли, покажешь мне все.
Эмма вскинула подбородок и сказала чужаку:
– Я не дам тебе взрывать станцию. Это наш дом, мы желаем тут жить. Ты понял? Я могу повторить более медленно. Мы. Желаем. Тут. Жить. Ясно?
Парень улыбнулся широко и весело, так, словно все у него было под контролем, махнул рукой и выскочил из звездолета. Эмма только и успела заметить множество браслетов у него на запястьях – коричневых, с круглыми бусинами и блестящими красными камушками. Такой же крупный камушек качался и в ухе у парня.
Сколько ему лет? Эмма не могла определить, он, несомненно, был старше, но усов, бороды или вообще какой-либо щетины у него не росло, а быстрые движения и готовность все время скалить в улыбке белые зубы говорили о том, что из детского возраста он выбрался сравнительно недавно. Как там его зовут? Ник, что ли?
– Ты куда, Ник?
– Убивать роботов, – последовал четкий ответ.
И Эмма пошла за ним. Потому что тоже хотела убивать роботов. Хоть в чем-то их желания совпадали.
Прямо под ногами пролег стебель – он двигался, изгибался, листочки и тонкие усики на нем подрагивали. Это казалось настолько нереальным, необычным и невозможным, что Эмма ущипнула себя несколько раз. Может, ее все-таки вынесло в космос и сейчас начались галлюцинации от недостатка кислорода?
Полученная информация просто выбивала из колеи, она плохо вязалась с желанием убивать, и какое-то время Эмма разрывалась оттого, что, с одной стороны, хотелось немедленно расспросить парня обо всех увиденных странностях, а с другой – в руке лежала теплая рукоять меча, напоминая, что битва еще не закончена. И через открывающиеся двери доносилось рычание стаи, зовущее в бой.
Наконец желание битвы победило, Эмма переступила стебель, оглянулась на него в последний раз и ускорила шаг. За ней последовал Зубастый, который скинул с себя довольство и сытость и теперь зло скалил зубы и щурил глаза, готовясь напасть.
Ник двигался впереди. Он прошел через проем, в руке у него загорелся меч, похожий на Эммин, он махнул им несколько раз, остановился на миг и оглянулся.
– Сколько уровней на станции? – спросил он.
– Три. Это нижний, – быстро ответила она.
– Дети где находятся? Они в безопасности?
– На Втором уровне, и они в безопасности. Они заблокированы, закрыты в специальных помещениях. Там есть вода, еда и воздух.
– Убиваем всех здесь, делаем этот уровень чистым, – распорядился Ник.
Эмма усмехнулась – так нелепо он строил фразу – и согласно кивнула.
Коричневый парень достал из-под ворота рубашки какой-то медальон с блестящим красным камушком, зачем-то поцеловал его и ринулся вперед.
Что ж, значит, битва.
Коридор перед дверями ангара все еще был полон зверей и роботов. Всеобщая свалка напоминала клубок из белых мохнатых тел, полупрозрачных ног и большого скопления каракатиц. Этих приползло столько, что весь потолок казался живой шевелящейся массой, горевшей ярким зеленым светом. Около десятка тут же свалились на голову и плечи Ника, но тот знал, как действовать. Он оказался проворным и быстрым, и его отточенные движения напоминали диковинный танец. Повернувшись вокруг себя, он несколькими движениями сбросил мелких тварей и уничтожил их мечом, сделав луч на нем коротким и узким, точно большой длинный нож.
На Эмму тоже упало несколько мелких паучков, но она посрывала их и разодрала просто руками. А потом, подняв луч меча, принялась зачищать потолок, снимая каракатиц одну за другой. Рядом с ней сражался Зубастый, он то и дело сминал челюстями упавших роботов.
Одна из тварей забралась Эмме за шиворот и впилась в шею – сильная боль заставила вздрогнуть, изогнуться. Ник тут же оказался рядом – можно было только удивляться его быстрой реакции. Он рукой снял каракатицу у Эммы со спины. Показал ее, выразительно подняв брови, и сильно сдавил пальцами, отчего из тела вылез чип, а сам роботик обмяк и заглох. Ник бросил его на пол и сжег ударом меча. Потом повернулся и снова махнул мечом, снимая с потолка остальных тварей.
А фриков становилось все больше, они стекались в коридор огромной рекой. Среди них были детеныши, едва достававшие Эмме до колен, но они тоже яростно тявкали, скалили зубы и кидались на роботов.
Вряд ли бы Ник и Эмма одни управились с таким количеством тварей, но стая методично и верно делала свое дело. И совсем скоро между мертвыми чипами и останками пауков образовался свободный проход, по которому можно было двигаться дальше. Ник расчищал мечом дорогу, уничтожая уцелевшие чипы, Эмма снимала оставшихся каракатиц с потолка.
– Готово. – Ник обернулся, улыбнулся. – Пошли дальше. У вас хорошие цемуки.
Глава 7Таис. Отличная команда
Сначала долго шли под звездным небом, по пояс в воде, и ноги у Таис совсем заледенели, а зубы принялись выстукивать какую-то бешеную чечетку. Она дрожала, точно листья лимонника перед ножницами робота-садовника, тряслась, икала, стучала зубами и ругалась про себя всякими плохими словами.
Григорий крепко держал ее за руку, а уверенный и неунывающий Вар тянул Федора, хотя Федька явно чувствовал себя храбрее, потому шагал быстро и спокойно, что-то уточнял у Григория, о чем-то переговаривался с Надей.
Надя вообще разбиралась в здешних местах так, словно родилась в воде. Она плыла впереди, время от времени переворачивалась на спину и напоминала Грише, чтобы он внимательно «следил за девочкой».
– Главное, чтобы она не наглоталась воды, – напоминала Надя.
Таис вообще ни о чем не могла думать. Только о том, чтобы это дурацкое, мерзкое путешествие поскорее закончилось. Одно радовало – в холоде перестала болеть обожженная рука. Хоть что-то хорошее во всем этом.
Брела Таис босиком, ее кроссовки Григорий уложил в свой рюкзак, пояснив, что он непромокаемый и в нем обычно переносили продукты. Штаны и куртка Таис тоже оказались там, и она шла в одной рубашке и трусах, но ей было все равно. Ведь в темноте ее никто не увидит толком, разве что глубинные рыбы, которым свет не нужен.
От мысли о глубинных рыбах зубы застучали еще сильнее. Под ногами были мелкие камни, гладкие, подвижные и холодные. Временами пальцы соскальзывали, и становилось больно, но не слишком. Когда же половину неба и звезд закрыла черная скала, идти стало невозможно. Камни стали огромными и скользкими от травы, и Таис чуть не падала в обморок при мысли о тех тварях, что живут под этими камнями.
После того как она пару раз чуть не свалилась, споткнувшись и потеряв опору, Григорий велел плыть.
– О господи… – только и пробормотала Таис.
Это слово иногда говорила Машка, давно, еще в те милые времена, когда они обитали на старых базах и были детьми подземелья.
– Ложись на воду животом и двигай ногами и руками, – распорядился Григорий. – Я буду тебя подталкивать. Жилет не позволит утонуть, ты же знаешь.
Таис знала, поэтому собралась с силами, плюхнулась на податливую гладь и сразу же хлебнула вдоволь соленой воды, которая была настолько противной, что засаднило в горле и даже в носу. Пришлось вытянуть шею, чтобы удержать голову наверху, и плотно сжать губы. Нос ведь не сожмешь, и дышать не перестанешь! Приходилось держаться изо всех сил, чтобы вода не хлынула в дыхательные пути. Ругаться Таис уже не могла – иначе рот бы наполнился соленой влагой. Молчать и плыть.
Вот же зараза!
Федор уверенно держался где-то впереди – можно было рассмотреть его фигуру. Он постоянно оглядывался на Таис, беспокоился. Но Григорию, видимо, доверял. Он двигался сам, без помощи Вара, и тот плескался в упоении, то ныряя, то уплывая к Наде, поднимал ногами фонтаны брызг, то есть наслаждался ночной прогулкой. Конечно, ему-то что, он не мерзнет, не тонет и не ощущает боли. Ему все нипочем, он же робот…
Таис подумала, что первый раз в жизни позавидовала роботу. Дожили до того, что люди завидуют роботам…
Наконец добрались до самой скалы. Там было настолько глубоко, что Таис, попробовав нащупать дно ногами, ушла в глубину, испугалась, забила руками по поверхности, и плывущий рядом Григорий подхватил ее за воротник жилета.
Выбрались на сушу, и холод тут же заставил затрястись в лихорадочном припадке. Никогда еще в жизни Таис не было так холодно.
– Скоро доберемся, – пообещал Григорий.
Они пошли по каменной тропинке, опоясывающей скалу и выводящей на плоский выступ, выдающийся в море.
– Завернем за него, спустимся вниз, нырнем и доберемся до места, – пообещал Григорий. – Там мы будем в безопасности, нас там никто не увидит.
В темноте ни черта не было видно, под ноги временами попадались острые камни, от чего тут же заболели пальцы. Засаднила раненая рука, закололо где-то в висках. Хотелось заплакать. Просто сесть прямо тут, на уступе, и зареветь, проклиная и холодную Землю, и идиотских роботов, уничтоживших теплый уютный дом.
Чтоб им всем сдохнуть!
И, словно мало было холодного ветра и острых скал, над головой пронесся плоский диск, расчертил темноту узкими лучами света и улетел куда-то вперед, к берегу. Не заметил беглецов.
– Надо быстрее, – заторопился Григорий.
Дорогу он знал хорошо, видимо, поэтому не спотыкался, не останавливался и не замедлялся. Таис едва поспевала за ним, подгоняемая страхом и холодом. Добрались до уступа, и прямо у них под ногами обнаружилась мрачная пропасть, на дне которой шипели волны. Но ужасаться не было времени, Григорий стремительно завернул за еще один уступ и потянул за собой Таис.
Теперь они оказались между двумя грядами скал. В плоский берег здесь врезалась маленькая, уютная бухточка, а чуть дальше поднимался еще один кряж. Ни звезды, ни слабая луна не могли осветить здешние места, и тьма казалась плотной и непроницаемой, только на вершине центральной скалы серебрились лунные отсветы. Григорий продолжал спускаться, Таис ойкнула, наступив на что-то острое, схватилась за мизинец на правой ноге.
– Быстрее, – прошептал Григорий.
– Я не вижу ничего! – зло буркнула Таис.
И как будто ее услышали: тут же над головами выплыл дрон и принялся обшаривать бухту длинными белыми лучами. Стало видно, как волнуется поверхность воды, показались выступающие края острых камней. Безжалостный и стремительный луч подбирался все ближе и ближе.
Пришлось торопиться, хромать и терпеть острую боль в раненом мизинце. Таис чувствовала, что на руках осталась кровь, – значит рана серьезная и сейчас в нее попадает грязь, потому что приходится шлепать босиком. И нет времени даже перевязать.
– У меня в ранку на ноге попадает грязь, – пробормотала она Григорию.
– Забудь. Море вымоет, – не оглядываясь, ответил он.
– Что? – не поняла Таис.
Григорий в ответ лишь сильно сжал ее пальцы и зашагал еще быстрее.
А луч дрона между тем прошел совсем рядом, буквально в паре шагов за спиной. Заскользил к вершинам, вернулся на выступ. Неужели летающий диск не видит беглецов на фоне высоких скал? Или играет с добычей, как кошка с мышкой?
Похоже, они все – просто загнанные в угол жертвы и у них нет никаких шансов.
Луч скользнул правее, и в это время долетел приглушенный голос Вара:
– Прыгаем!
Где-то внизу раздался всплеск. Потом другой. Таис замерла на краю откоса, с ужасом посмотрела на воду. Сколько до нее метров? Три? Четыре? Они разобьются: волны вынесут их на скалу!
Внезапно Григорий толкнул ее в спину, и она полетела вниз. И тут же откуда-то сверху ударили лазерные лучи, на миг ослепив и обдав горячим воздухом. Полет оказался коротким, и Таис ногами вперед ушла в холодную воду. Жилет чуть не вытолкнул ее наверх, но рядом оказался Григорий – его не разглядеть было в темноте, однако Таис понимала, что это он. Дернув за что-то на боку ее жилета, он обхватил Таис рукой за талию и принялся погружаться. Жилет мгновенно изменился, стал плоским и тонким и перестал удерживать на плаву. Вода над головой успокоилась, темнота окружила со всех сторон.
Совсем рядом прошли яркие лучи света. Лазеры не стреляют в воде, это Таис понимала. Здесь они не будут эффективны, но сверху из чего-то все же стреляли. При рассеянном свете, не проникающем в глубину, видно было, как проходят совсем рядом какие-то резкие штрихи. Громадная, медленная толща воды вздрагивала, волновалась и все больше охватывала мягким кольцом холода.
Вниз, вниз, вниз. В темноту, во мрак.
И тут где-то внизу Таис увидела слабое свечение. Это на самом дне стоял Вар и светящимися ладошками подавал им сигналы. За его спиной темнел черный проход в скале, и Григорий направил Таис туда.
Ей уже хотелось вдохнуть воздуха, вода давила и напоминала могилу. Холодную могилу, поглотившую свою живую добычу. Где-то в стороне мелькнул хвост большой рыбы, расползлись в стороны странные темные рачки. Таис чуть не закричала от ужаса, но рот нельзя было открывать ни за что. Иначе вода хлынет в легкие, а всплывать за новой порцией воздуха нельзя. Уже нельзя – наверху караулит робот-диск, готовый поджарить любого человека, появившегося в бухточке.
Вход в пещеру приближался, и Таис ничего не оставалось, как нырнуть следом за проворным Варом. Теперь она двигалась сама по себе, Григорий лишь крепко держал ее за талию и направлял движение. Вперед, вперед, во мрак, в котором только ладошки Вара были ориентиром.
К удивлению и облегчению Таис, подводная нора оказалась короткой. Миновали ее и стали подниматься вверх, быстро и легко. Григорий снова что-то нажал на жилете Таис, и тот опять стал объемным и легко вытолкнул ее на поверхность. Раз – и она уже отплевывается и лихорадочно втягивает в себя воздух. Кто бы мог подумать, что дышать на самом деле так приятно!
В этом месте тоже было темно, слышался лишь слабый треск и пощелкивание. Роботы?
– Что это трещит? – сразу же спросил Федор.
– Это жуки в кустах. Ночные жуки, они безобидны. Мы в заповедном месте острова Саб. Добро пожаловать. Когда-то, до всех войн, весь остров был таким. Сюда роботы не сунутся, они это место не найдут. Оно спрятано в кольце скал. Надежное местечко, – радостно сообщил Вар, выбираясь на сушу.
Костерок был слабым и маленьким. Он робко потрескивал, распространяя вокруг скудное тепло, но зато Таис могла видеть лица друзей, собравшихся у огня. Хотя бы лица. Все остальное по-прежнему тонуло в непроглядном мраке. Сюда почему-то даже свет луны не проникал.
– Луну закрывают деревья и скалы, – спокойно пояснил Григорий.
Надя осмотрела поцарапанный мизинец Таис и заверила, что ранка совсем небольшая.
– Крови много, потому что в этом месте капилляров много, – пояснила она. – Так всегда бывает, когда порежешь палец. Хоть где – хоть на руке, хоть на ноге. Это не смертельно, это не надо даже бинтовать и мазать. Морская вода сама по себе хорошо промывает раны, так что к утру все затянется.
Таис устроилась на ветках деревьев, которые срубили Федор и Вар. Не очень-то мягкое ложе, но хоть не на земле. Холод по-прежнему донимал, и приходилось кутаться в куртку. Таис даже натянула на мокрые волосы капюшон и как можно ближе придвинулась к костру.
– Смотри, чтобы на твою одежду не попали искры, – предупредил ее Григорий.
Ему самому досталось – плечи обжег последний выстрел дрона, как раз перед тем, как прыгнули в воду. Его раны Надя смазала какой-то травяной настойкой, как и обожженную руку Таис. Только толку от этой настойки не было никакого, ожог все так же болел, горел и дергал, и помогал лишь холод ночи. Таис старалась держать руку подальше от огня, поворачивалась к костерку боком и время от времени дула на длинную рану, тянувшуюся от запястья к локтю.
Вар чувствовал себя совсем хорошо. На его руке и плечах тоже темнели корочки ожогов, но они затягивались буквально на глазах и совсем его не беспокоили. Он ходил по кромке воды, что-то высматривал там, время от времени поднимал голову и улыбался крошечному клочку неба со звездами, который был виден в отверстие между скалами. Худой, невысокий, гибкий мальчик.
Он так сильно походил на ребенка, что Таис временами забывала о его искусственном интеллекте. Вот и сейчас, когда Вар оглядывался на собравшихся у костра людей, в его больших темных глазах сквозила явная печаль. Уголки губ опускались, челка падала ниже бровей, проворные руки потирали плечи, словно ему зябко и неудобно. Ни дать ни взять – мальчишка, о чем-то грустящий.
Роботы не умеют грустить. Или все-таки умеют?
– Переживаешь за Молли? – уточнила Таис равнодушным голосом.
Ей ни капли не жаль было эту мерзавку. Это она привела роботов. Наверняка двинулась на Свалку и передала информацию.
– Нет, за ее хозяйку. Она сильно расстроится, когда девочка не вернется, – просто ответил Вар и пнул ногой воду, поднимая тучи брызг. Потом повернулся к Таис и с потрясающим спокойствием сообщил: – У меня в голове тоже есть задача следить за людьми, систематизировать и анализировать информацию и докладывать синтетикам, но она вступает в конфликт с базовым приоритетом, и поэтому я ее не выполняю. А базовый приоритет – любовь к людям.
– Роботы не умеют любить, – фыркнула Таис.
– Выходит, могут, – без тени сомнения в голосе сообщил Вар. – Я хотел бы быть человеком и стать наконец взрослым. Но не могу. Но могу хотя бы поступать как люди. Вот люди, например, выручают друг друга, как ты меня выручила. Я собираю стереотипы поведения людей и пытаюсь им следовать.
Таис чуть не поперхнулась водой, которую пила из металлической бутылки. Вытерла губы, посмотрела на Вара и вдруг на мгновение, на какой-то миг почувствовала стыд.
Это Вар зря так делает, он, видимо, слишком мало знает людей. Кого он встречал в своей жизни? Профессора, который его любил, как сына? За профессором вполне можно следовать. Григория и Надю с чипами в головах? Потерянных и угнетенных? Так их и Таис с Федором не знают толком. Тайку, которая спасла его?
– Люди не хорошие, – мрачно ответила наивному роботу Таис, поставила бутылку с водой и поднялась. Подобралась к самой кромке прибоя и встала совсем близко от Вара.
В нескольких шагах от костра глаза стали потихоньку привыкать к темноте, и тихие плещущиеся волны показались жирной маслянистой жидкостью. В них не отражались ни звезды, ни луна – все закрывали наступающие скалы.
Таис наклонилась, опустила обожженную руку в благодатную прохладу, потом помахала ею, разметая капли.
– Был бы у тебя чип, все зажило бы гораздо быстрее, – равнодушным голосом заметил Вар.
Сказал просто так, подкинул мысль для размышлений. Таис только дернула плечом. Понятно, что сейчас самое время для того же Григория задуматься о том, как он будет жить сам по себе, без помощи универсальных технологий.
Но для Таис этот вопрос был давно решен. Да, свобода требует ответственности, требует самостоятельных решений. И временами решать самой – это мучительно больно, и за свои решения приходится платить. Ожогами на руках в том числе. Или почти зажившими шрамами на плечах.
Но Таис так выросла, она давным-давно научилась рассчитывать только на себя. И может, совсем немного – на Федора. Потому она лишь улыбнулась в ответ на замечание Вара.
Робот, который хотел быть человеком… Это само по себе странно, и Таис еще и потому зашла в воду, что ей захотелось побыть рядом с ним, присмотреться к нему. Иногда, очень и очень редко, ей приходили в голову глупые мысли. Вдруг Вар просто заколдован? Это колдовское наваждение, а на самом деле он самый обычный мальчик?
Такие мысли быстро исчезали, потому что светящиеся ладошки, умные рассуждения, быстро заживающие раны и главное – голографические кубы, которые Вар создавал с потрясающей легкостью, – все это не вызывало сомнений. Вар был роботом.
И это значило, что люди научились создавать искусственных людей. Почти людей, практически настоящих людей. Вот как теперь относиться к Вару? Принять его способность чувствовать и переживать? Или он все же обслуживающая машина, с которой считаются ровно настолько, насколько она представляет ценность и нужность?
Вот мальчика Вара надо было бы оберегать, помогать ему, даже если бы он не умел делать всю сложную домашнюю работу, не умел ловко ловить рыбу, не знал все пути-дороги на Свалке и вообще был бы глупым и бестолковым.
Ну, по правилам. Люди всегда поступают так.
Например, когда жили в заброшенных базах на Нижнем уровне, то Вовика, Ромку и Кристинку кормили, одевали и оберегали, несмотря на то что все трое были сопливыми и глупыми болванами. Разве что Кристинка имела немного мозгов. Потому что они люди. Люди ценнее роботов.
А Вар – не человек. Но он – просто сокровище. Он все умеет, все знает, принимает верные решения. Да с ним просто поговорить – и то интересно. И не липнет, как бестолковая Молли, не хлопает ресницами. Идеальный человек. Идеальный ребенок.
Таис поморщилась. Все это было сложно и запутанно.
– Зачем тебе быть настоящим человеком? У тебя масса возможностей. Тебе не надо есть, спать. Ты все умеешь, все знаешь. Ты быстро выздоравливаешь. Ты, можно сказать, свободен, – сказала она Вару. – Люди очень несовершенны. Они бывают злыми, глупыми, дурными. Дети у людей – так вообще беда какая-то. Капризные, медленные, всегда делают какие-то глупости. Пока из ребенка вырастет нормальный человек – пройдет несколько лет. Наши родители потому и отказались от нас там, на станции, передали на воспитание роботам. А себе тут, на Земле, сделали совершенных детей-роботов, с которыми нет проблем.
– Люди всегда ценнее роботов. Они настоящие, – решительно заявил Вар и упер в бока сжатые кулаки. – Люди умеют творить и любить. Так говорил мой отец-профессор. Люди могут развиваться и меняться. А роботы всегда выполняют программы. У меня в программе заложено любить вас, я по-другому не могу. А вы можете выбирать.
– А если бы ты мог выбрать, ты бы отключил программу любви?
Вар опустил голову, пошлепал ногами, поднимая брызги.
– Нет, – наконец решительно ответил он. – Ни за что. Мне нравился мой отец, это было самое лучшее время для меня. С ним всегда было интересно, и я был нужным. Я всегда хотел этого. И мне нравится общаться с людьми.
– Потому что программы. Ты не можешь быть самим собой. Ты не можешь быть другим.
Таис почесала голову, после махнула рукой:
– Ерунда все это, давай не будем морочить друг другу голову. У тебя есть свои преимущества, у нас свои. Но ты мне чертовски нравишься, мальчик Вар. Я бы хотела иметь такого брата или друга. Так что давай считать, что я твой друг.
– Мне профессор рассказывал о дружбе. Но он говорил, что обычно дети дружат друг с другом, а взрослые больше руководствуются другими принципами, не дружбой, а долгом, ответственностью, взятыми на себя обязательствами.
– Ну и что? Мы же дети.
– Ты уже не ребенок. Ты девушка. И ты красивая девушка. А я вообще робот.
– Это ерунда. Мы все равно можем дружить. Девушка и робот. Для мамы Найды… – Таис запнулась и поправилась: – Для Нади ты как сын, мальчик. Хотя сейчас она, возможно, будет относиться к тебе по-другому. А для меня ты будешь другом.
– А для Федора?
– Федька всегда руководствуется логикой. В этом плане он поступает четко. Но он добрый человек.
– По-твоему, выходит, что среди людей больше добрых, чем плохих…
– Если бы это было так…
Таис выбралась из воды, еще раз махнула раненой рукой и побрела к костру.
По идее должно было хотеться спать. Но то ли холод был виной, то ли бушевавший в крови адреналин, только уснуть все никак не удавалось. Хотя и те ветки, на которых устроилась Таис, вовсе не походили на уютный мягкий матрас в домике поселения. И не согревал приятным теплом очаг, не окутывало уютом одеяло. Рядом был только Федор, который теперь с Таис глаз не сводил.
Он не разговаривал особо – да и не о чем было говорить, и так все было ясно. Лишь подсовывал в огонь веток, которые неугомонный Вар все тянул и тянул откуда-то из темноты, с противоположной от заливчика стороны.
Григорию досталось прилично – его обожженную спину Таис довелось рассмотреть, когда Вар сказал, что посветит Наде, чтобы та смогла наложить удобную повязку. Все плечи в красных волдырях, местами начавших слезать. У Таис и самой на запястье и тыльной стороне руки оплавившаяся кожа вот-вот норовила слезть, но это был все же небольшой участок. Полоска, которая горела, саднила и болела, и, может, поэтому уснуть не удавалось.
Но у Григория ожог был гораздо больше. И чем, интересно, могут помочь травяные настойки Нади? Да ничем. Она и Таис смазала рану, сказала, что это защитит от инфекции. Только боль не унялась, даже на чуточку легче не стало. С таким же успехом можно было и не мазать. Холодная вода приносила гораздо больше облегчения, чем бестолковые настойки.
Григорий помалкивал, и было видно, что ему не сладко. Но было видно, что он к такому привык: ожоги не выбивали его из колеи, и он по-прежнему был начеку.
– Нас не найдут? – задал один-единственный вопрос Федор.
Ему ответил бойкий Вар. Заверил, что место это тайное, схрон надежный. Что тут есть рыба и фрукты кое-какие.
– Дикие и кислые, но на компот пойдут. А там дождемся нелегалов, и вы уплывете с ними, – уверенно заявил Вар.
– А остальные люди? Мы их так и оставим в поселении? – Таис посмотрела на Григория, ожидая ответа.
Тот принял взгляд и еле заметно покачал головой.
– Мы ничего не можем сделать для них. Тут они хотя бы могут выжить. Неясно, примут ли их нелегалы и захотят ли люди жить без чипов. Мы не имеем права решать за них. И это опасно, много людей может погибнуть. Хорошо, что уцелели мы, и то благодаря Вару. Робот фактически вывел нас. Если бы не он, мы бы сейчас стали серым пеплом в остатках сгоревшего дома.
Голос Григория был спокойным, но в твердом взгляде Таис увидела ярость. Всего на миг, на долю секунды: она мелькнула и исчезла. Или это были отблески костра?
– Ты не жалеешь, что мы заблокировали твой чип? – вдруг спросил Федор.
– Ни он, ни я – мы не жалеем, – вступила в разговор Надя. – Но вспоминать действительно слишком тяжело. Нам предстоит привыкнуть жить самим по себе. А вам предстоит привыкнуть жить в постоянной опасности.
– Не привыкать. Мы же со станции. Мы выживали с роботами, которые убивали всех детей, кому больше пятнадцати лет. И выживали с фриками, которые вообще всех убивали, кого встречали, – хмыкнула Таис.
– Это так, – согласился с ней Федор.
– Тогда из нас получится отличная команда, – спокойно добавил Григорий. – Давайте теперь отдохнем. Выбор у нас небольшой, и, похоже, нам действительно придется дожидаться нелегалов. Может, у тех есть хоть какие-то сведения о повстанцах.
Глава 8Эмма. Прикосновения дерева
– Здесь должен быть сервер, который отвечает за работу шлюзов и ангаров. Ты знаешь, где он может быть?
Ник остановился в длинном, узком коридоре, махнул мечом, снимая со стены одну из последних каракатиц, и посмотрел на Эмму.
Глаза у него были такими черными, что невозможно было различить зрачок. Черные радужки, черные густые ресницы, загнутые как у девочки. Черные длинные брови и до синевы черные волосы. Он казался совершенно чужим, не таким, как обычные люди.
Люди бывают чернокожими – раньше, еще до смешения всех людских рас, были такие. Но в парне было что-то странное, и Эмма не могла понять что. И дело было не в его смуглой коже и не в цвете глаз.
– Понятия не имею, ни разу не работала с ним, – торопливо ответила она.
– Установки для жизнеобеспечения работают, значит, за их работу что-то отвечает. Уровень не может существовать без сервера, сам по себе. Понимаешь?
Она понимала.
Ник и Эмма вместе со стаей уничтожили почти всех каракатиц и пауков. Теперь им не встречалось ни одного робота. Ни пощелкиваний, ни шелеста уже не слышалось: только звериное довольное урчание и хряпанье. Фрики поедали вражьи останки.
– Надо найти. Иасси должна его выключить. На этой станции все надо выключить. Мы находим сервер, Иасси выключает его. Мы уводим стаю наверх.
Эмма уже слышала планы коричневого парня Ника – уничтожить станцию. Значит, он желает найти здешний сервер, обеспечивающий тепло и воздух, и выключить его, чтобы Нижний уровень превратился в космическую пустыню, полную холода.
Что ж, она не даст этого сделать.
– Уводим стаю, – распорядился Ник. – Ты позовешь? Могу я позвать.
– Ты умеешь общаться с животными? Ты знаешь их? – Эмма не могла удержаться от вопросов.
На самом деле ничего не было понятно. Кто этот парень? Насколько можно ему доверять? Может, он еще один засланный из Гильдии, и его цель – уничтожить не только станцию, но и всех детей? Рассказывать можно что угодно и сколько угодно лапши навешать на уши. А на деле быть агентом, выполняющим специальное задание Гильдии.
Про ползущее дерево Эмма даже не знала что думать. Она ни разу в жизни не встречалась с такими штуками. Ей не доводилось ни слышать о них, ни тем более видеть.
– У нас тоже есть цемуки. По-вашему фри-ки. Правильно я сказал?
– Правильно. Фрики по-нашему.
– Фри-ки. – Парень мотнул головой и сверкнул белыми зубами в довольной улыбке. – Почти как цемуки. Я могу издавать звуки, которые они слышат. Они не понимают человеческую речь, но определенные звуки им понятны. Они любят сладкое. Очень много сладкого им надо, чтобы их злость ушла. Им надо солнце и траву. Свобода им нужна, тогда они не опасны. Наши цемуки живут рядом с нами.
Эмма поморщилась при мысли о жизни рядом с фриками. Хотя их фрики тоже, можно сказать, живут недалеко, только заперты. Были.
– Иасси найдет сервер сама. Если он тут есть, – решительно заявил Ник.
Эмма вздрогнула.
– Ваши деревья умеют ходить? Дерево пройдет по уровню и найдет сервер? – спросила она довольно ехидно. Незнакомый парень Ник раздражал и вызывал недоверие.
– Это не такое дерево, как у вас, – пояснил Ник. – Мы прилетели с планеты, где все живое и разумное. И земля, и деревья. Иасси обладает высоким интеллектом, она умеет передавать информацию не языком и не видимыми файлами. Она сама – как ваш большой компьютер. Я не могу объяснить это на вашем языке.
– С планеты? Ты что, не с планеты Земля? – Эмма почувствовала, что теряет почву под ногами.
Такого не может быть, это просто сказка! Про инопланетян бывают только сказки и фильмы. И в фильмах они все лысые и сморщенные – эти инопланетяне.
– Я не землянин. Я не такой, как вы.
– Нет, послушай. – Эмма растерялась. – Нельзя уничтожать этот уровень. И станцию уничтожать нельзя, это наш дом.
– Я знаю. – Ник закивал. – Я знаю, что вас произвели на свет на станции. Вас еще называют «дети роботов». Станция заражена синтетиками, они нарушили договор, теперь у нас с ними война. Мы не можем оставить станцию, они будут производить здесь тысячи новых роботов. Они берут плазму с нашей планеты – это такой особенный металл, который может быть живым. Мы называем его «Живой металл». Из этой плазмы они и производят роботов. Поэтому цемуки любят есть роботов – цемуки любят Живой металл. Синтетики не остановятся, они захватили всю вашу планету и уничтожили почти всех людей. Вы – единственные настоящие дети на всю планету. Кроме вас, нет никого. Вы последние дети. Задача нашего экипажа – спасти вас во что бы то ни стало. И вывезти со станции. А саму станцию уничтожить вместе с цехом. Ты понимаешь?
Ник так проникновенно и сочувственно посмотрел на Эмму, что она смутилась. Ей нечего было возразить. Да и информация была настолько сногсшибательна, что вызывала ступор.
А с другой стороны – наконец-то нашелся хоть кто-то, кто пожелал помочь. Прилетел, чтобы спасти. Наконец, можно сказать. Дети со станции столько времени выдерживали оборону сами, что успели выдохнуться. И сейчас им как никогда нужна помощь. Пусть даже от инопланетян, раз уж нормальных взрослых на Земле не осталось.
– Ладно. Пусть так. Что сейчас делаем? – медленно проговорила она.
– Уводим стаю наверх и помогаем зачищать Второй уровень. Там сейчас работают мои братья, Жак и Люк. У них нет цемуков, потому помощь нужна.
– Цемуки наверняка просочились наверх, это такие заразы, что везде успевают. Жаль будет их взрывать.
– Мы не взрываем цемуков! – Ник даже удивился. – Они ведь живые существа. Мы их тоже спасем.
– Вместе с детьми? Они жрут детей, ты не знал? – Эмма даже фыркнула от возмущения. Тоже идея – спасать фриков.
– Они не виноваты, что животные. Мы их накормим и поместим отдельно. О них позаботятся… – Ник запнулся на какое-то время, словно подбирал нужное слово, – деревья о них позаботятся. Мы называем наши деревья гигантами. На нашей планете они становятся огромными. Если бы ты видела! Они красивые, эти гиганты.
Он еще раз улыбнулся – весело и беззаботно, будто впереди его ждал не огненный бой, а простое развлечение, и направился к ближайшему лифту.
Едва кабинка лифта остановилась на Втором уровне и белые створки расползлись в стороны, как Эмму оглушили звуки взрывов. Один, другой, третий – раскаленный воздух окатил удушающей волной, дым заполнил пространство, и пришлось долго кашлять, чтобы прочистить горло.
Пахло чем-то едким и противным.
– Братья, – коротко сказал Ник, присел, прикрывая собой Эмму, и осторожно выглянул в коридор.
После махнул рукой, приглашая следовать за ним.
На какой-то крошечный миг Эмме показалось, что начался какой-то повтор событий, которые она уже переживала. Колька точно так же махал рукой и точно так же бесшумно действовал. Где он? Как можно было забыть о друге?
Внизу она его не видела. Вдруг он, раненый, заполз в отдаленные коридоры и отлеживается там?
Эмма собралась сказать об этом Нику, но тот вдруг крикнул что-то непонятное и быстрое, выпрыгнул в коридор и выдал ряд залпов из какого-то странного оружия – тоненького светящегося лука. Совершенно бесшумные выстрелы осветили все кругом синеватым светом, и Эмма прищурилась, прячась от ярких вспышек.
– Берегись, – посоветовал Ник и промчался куда-то вперед.
Эмма последовала за ним и поняла, что битва на Втором уровне была в самом разгаре. Роботы тут стреляли не переставая, а фриков почти не было видно. Один-единственный зверь мотал башкой, вгрызаясь в тело незадачливого робота-паука, попавшегося на пути.
В дальнем конце коридора, в небольшом тупичке, отстреливался еще один смуглый парень, а на него наседала целая свора роботов. Он пытался укрыться за баррикадой, сооруженной из поваленных пекарей, – их блестящие толстые бока служили отличной защитой. И неудивительно, ведь внутри у них находились печи для выпекания булок и тортов.
Ник спешил на помощь и стрелял не переставая.
Ладно, значит, надо помогать. Эмма знала, где в этих местах находится лесенка – узенькая, тоненькая. Ее закрывала железная решетка, но флешка с кодами поможет справиться с этим препятствием. Вперед, надо звать стаю на помощь.
Спуск вниз занял какие-то доли секунд. В коридоре Эмма увидела тонкие усики чудо-дерева, опутывающие проходы и проникающие в кабельные шахты. Овальные розовые листики качались, словно под порывом ветра, и выглядели настолько странно, трогательно и красиво, что Эмма остановилась на мгновение и залюбовалась деревом.
Живое дерево. Ну надо же!
Знакомый рык и прикосновение теплого бока вернул к действительности. Рядом стоял Зубастый. Он поднял морду и глядел на Эмму с выражением глупой надежды. Ожидал приказаний, что ли?
Эмма скривила рожу: мол, что с вас взять, глупые твари, и коротко рыкнула, призывая. После, собравшись с силами, выдала продолжительный и долгий вой. Гоночный вой, призыв к охоте.
Добыча есть, дело не окончено. Вперед, за вожаком!
Зубастый ответил сразу. Следом за ним потянулся молодняк – невысокие худые особи с острыми мордами и рваными ушами. То ли в драке пострадали, то ли в битве – без разницы.
Эмма развернулась и кинулась к лестнице. Лишь краем глаза заметила, как весело задрожали листочки над головой, и почувствовала, что нравится дереву. Как она это поняла – оставалось загадкой. Только в душе, в самой глубине вдруг отчетливо отпечаталось ласковое прикосновение. Будто кто-то большой и сильный прикоснулся к самому сердцу, нежно и заботливо прикоснулся. И сказал что-то доброе.
Только что именно – Эмма не поняла. Она вздохнула и обнаружила, что горячее и дикое желание рвать и убивать куда-то пропало. Испарилось, точно его и не было. Звериная сущность снова отступила, оставляя место для девочки Эммы. И произошло это благодаря загадочному дереву.
Как такое может быть?
А наверху кипела битва. И прыткий Зубастый кинулся в самую гущу тварей, помогая Нику. Тому удалось пробраться к своему товарищу, и теперь они вместе зачищали коридор от роботов. Фрики тут же взялись за дело, рыча, прыгая и хватая зубами все, что попадалось.
Эмма шла следом и убивала уцелевших каракатиц. Теперь ее уже не пугали падающие с потолка твари. Во-первых, рядом всегда был какой-нибудь фрик, готовый одним движением челюстей перекусить тварь. Во-вторых, и сама Эмма научилась быть проворней. Теперь она уже не удивлялась и не пугалась, а просто хватала каракатицу руками и разрывала: чпок, чпок, чпок.
Смерть всем роботам!
С появлением стаи битва стала быстрой и горячей. Коридор за коридором, площадка за площадкой – Второй уровень освобождался от роботов. Когда пауков и каракатиц загнали к самым решеткам на Оранжевой магистрали, появился еще один древесный стебель. Эмма не могла понять, откуда он тянется, только видела, как расползается по потолку и оранжевому покрытию множество зеленых усиков, как дрожат листочки и распускаются крошечные белые цветочки.
Запахло чем-то нежным и свежим, таким необыкновенным и приятным, что Эмма опустила оружие, подняла голову и закрыла глаза. Незнакомые и непонятные чувства вдруг зашевелились в душе, стоило только вдохнуть полной грудью свежий запах.
Рядом остановился Ник и заговорил, нарушая очарование аромата:
– Это гигант с корабля брата. Он сообщает, что проник в сервер Второго уровня и что все у него под контролем. В нужное время он выключит все электронные установки, чтобы не работали компьютеры. Синтетики, если не лишить их матрицы, могут везде проникнуть. Понимаешь?
Эмма кивнула.
– На Третьем уровне наш старший брат. Его зовут Люк. Там большая битва. Оставайся тут, с детьми, а я пойду наверх. А потом придет команда, которая вас вывезет. Здесь, у станции, находится большой крейсер, он заберет всех детей и всех фри-ков.
Последнее слово Ник произнес по слогам и довольно улыбнулся. Видимо, его радовало то, что он выучил новое слово на чужом языке.
– Я пойду вместе с тобой. Стая лучше всего слушается меня.
Эмма оглянулась на ведущий к лифту коридор и вздохнула. Она порядком устала от боя, а у этой битвы конец наступит, видимо, еще не скоро. Но отдыхать не хотела. Впереди был Верхний уровень и его святая святых – цех. В цех Эмма и желала попасть.
Брат Ника походил на него настолько, насколько Гоша и Тоша походили друг на друга. Точно такой же смуглый, черный, с точно такими же миндалевидными глазами. Даже загнутые кверху ресницы были точно такие же.
Возможно, они были близнецами, иначе как объяснить такое сходство? А может, инопланетяне все похожи друг на друга как две капли воды?
Брата звали Жак. Какие-то странные имена, похожие на французские, только произносили они их мягко и протяжно. Жак звучало как «Жшаак», и только несколько раз услышав, как Ник обращается к брату, Эмма смогла повторить.
Правда, она не стала растягивать и смягчать инопланетное имечко. Пусть уж будет Жаком – и понятно и легко. Может, у них в дальней родне были французы? Кто его знает…
Появилось несколько женщин, они были светлокожими и сероглазыми и разительно отличались от братьев. Женщин было четыре, их желтые костюмы с белыми блестящими полосками на рукавах и штанинах яркими пятнами выделялись на фоне белых и серых стен. У каждой были длинные волосы, убранные в две замысловато переплетенные косы, у каждой на груди висел небольшой овальный кулончик синевато-черного цвета. Кулончики поблескивали, отражая свет ламп.
– Гигантское дерево им поможет, они управятся, – тут же пояснил Ник. – Они подготовят детей к путешествию. Как только Верхний уровень будет свободен, мы отправимся. Времени мало.
– Пошли. – Жак показал рукоятью выключенного меча на коридор. – У нас есть работа. Ты с нами?
Он посмотрел на Эмму пристально, с искрами мальчишеского интереса.
– Да! – Эмма не смутилась.
Появление женщин немного успокоило. Все-таки мужчины – это воины, а женщины – это мозг. Это те, кто делает нужную и рутинную работу. У женщин всегда с детьми получалось лучше, чем у мужчин.
– Наши придут еще, – заверил Ник. – Наших много. Они посчитают и переправят всех ваших.
– Даже малышей? – Эмма вдруг вспомнила желание роботов усыпить младенцев. – Даже тех, кому нет и года?
– Всех детей. Всех цемуков. Мы вывозим людей и животных. Синтетики должны погибнуть, – спокойно ответил за брата Жак.
И они двинулись вперед, на Третий уровень.
Эмма позвала за собой стаю и не успела еще закончить охотничьего воя, как поймала на себе удивленные взгляды двух братьев.
– Это язык цемуков, – сказал Ник. – Ты умеешь говорить как цемук. Ваши люди очень талантливы.
Эмма не стала их разочаровывать и объяснять, что звериные способности ей подарил вирус. Пусть думают, что все земляне необыкновенно способные.
На Третий уровень выбрались совсем рядом с ангарами, теми самыми, на которых несколько часов назад шла погрузка роботов. Сейчас там все было разрушено. Взорванные и разбросанные контейнеры, раскуроченные двери, покрытые черными уродливыми шрамами взрывов стены.
На станции царил хаос. Все смешалось – и время, и роботы, и звери. Все кипело в котле битвы, в жуткой и отчаянной борьбе за жизнь. Только посмотрев на черные полосы и рваную обшивку стен, Эмма вдруг с потрясающей четкой ясностью осознала, что пути обратно не будет. Станция, ее родной дом, потеряна навсегда. Необратимо.
И уже никогда не вернется с добрыми советами Мартин, никогда не заискрятся на Оранжевой магистрали веселые огоньки магнитных досок. Не соберутся они с Сонькой и ее друзьями у экранов, чтобы посмотреть фильмы.
Да и сами фильмы, книги и прочее достояние их культуры – человеческой культуры – все будет уничтожено. А есть ли все это на планете Земля? Осталось ли?
Или тоже все погибло?
Времени на остановку и осмысление не было совсем. Ник и Жак уже неслись в дальние коридоры, махали мечами, стреляли, и Эмме пришлось направлять по их стопам стаю, чтобы фрики хоть немного расчистили путь для братьев.
Коричневые парни в бою были точно звери. Не останавливались, не терялись, не замедлялись. Диковинный танец их битвы завораживал настолько, что Эмма временами просто стояла и смотрела. Вдвоем Ник и Жак смотрелись еще удивительнее. Оба с черными косами, стянутыми на затылке, и спускающимися на плечи прядями волос. С сережками в ушах, со множеством браслетов на запястьях. Словно не космические воины, а представители древней цивилизации, где все еще пользуются оберегами.
Даже их темно-коричневые кожаные штаны были украшены вышивкой из ярких желтых и красных нитей, кистями на поясе и крошечными красными камушками, нашитыми на карманах.
Коридор, который они зачищали, вывел их к знакомым дверям капитанской рубки. Пауки обороняли рубку с удвоенной яростью, хотя могли бы уже понять, что смысла в этом нет никакого. Все равно синтетики проигрывают, все равно два уровня уже заняты, осталось совсем немного.
Эмма присоединилась к битве, хотя для нее особенной работы не осталось. Стая фриков плотной белой массой приняла на себя основной удар, смела первую партию роботов, а Ник и Жак закидали остальных небольшими круглыми бомбочками, похожими на такие, какими орудовал Колька.
Шипящие взрывы и дым на короткое время сделали из коридоров жаркий ад, а когда прояснилось, Эмма увидела урчащих над добычей фриков. Интересно, эти твари наедятся когда-нибудь?
Шагнув следом за братьями через развороченные останки роботов, Эмма оказалась перед раскрытыми стеклянными дверями. Прямо на нее смотрели две девочки: Инесса и Женя. Глаза большие, наивные, в волосах заколки. Аккуратные сарафаны и яркая обувь. Ни дать ни взять – самые настоящие дети. Робота-парня не было нигде – видимо, или убили, или он где-то спрятался.
– Вы совершаете фатальную ошибку, – детским милым голоском сообщила Женя. – Вы уничтожаете собственный дом. Люди всегда склонны к разрушениям, это ошибка в ваших генах. Вы нуждаетесь в улучшении, вам необходима наша помощь.
– Замолчи, – хмыкнул Ник.
– Заткнись, – посоветовала Эмма.
– Я говорю вам правду. Так, как оно есть. Вы опасны сами для себя, даже для своей планеты вы опасны. Вы почти уничтожили собственную планету, уничтожили человеческую расу. Это вы придумали стерилизацию, не мы. Не мы придумали, как можно управлять массами людей, контролируя их рождаемость. Мы только дали вам технологии. Новейшие технологии, которые могли бы помочь вам выжить. Но вы принялись уничтожать себе подобных, а заодно и свою планету с помощью наших технологий. И потому нам пришлось все взять под контроль.
– Да что ты говоришь, – ехидно протянула Эмма и выругалась. Точно так же, как ругалась в подобных случаях Тайка.
– Я говорю правду. И вам надо знать, что вы сами захотели, чтобы лучшие представители Гильдии вошли в Сенат. Вы сами пригласили нас и дали нам полномочия. Это был ваш выбор, мы ничего не захватывали насильно. Мы не вели с вами войны. Но теперь, когда планета в наших руках, мы можем дать вам лучшее. Мы можем контролировать вас и вашу агрессию. Это является лучшим для людей. Вам нужен постоянный контроль. Вы сами для себя враги. Самый главный враг у вас внутри.
Эмма вдруг вспомнила слова Тайки о том, что вирус не на станции, вирус в детях.
Вирус внутри нас.
Может, робот Женя и права? Может, люди действительно утратили право на свободу, на жизнь, на планету? Просто потому, что не смогли справиться с собственными вирусами жадности, злости, лени и глупости?
И Эмма растерялась. Опустила меч, посмотрела на свои ладони, оглянулась на разруху за спиной. Вон ее родичи, бывшие родители, рвут зубами тонкие и уникальные технологии. Рычат, пускают слюни. А совсем недавно они точно так же рвали собственных детей. Да и на Эмму не кидаются только потому, что признали за свою, иначе бы загрызли.
Вот оно, прошлое человечества. Все завоевать, все разрушить, все поломать и испортить. А будущее? Какое у детей станции будущее? Не стоит себя обманывать, наверняка половина из них станет фриками. И тогда выходит, что робот Женя совершенно права?
– Я говорю вам правду, – сказала Женя и моргнула, взмахнув длинными ресничками.
И в этот момент появилось дерево. Его ветви прозмеились рядом с ногами Эммы – серо-коричневые стволы с гладкой корой и появляющимися на глазах завитками, усиками и листочками. Стеблей было несколько, они тянулись по раздвинутым стеклянным дверям, по полу, по стенам, их движение было настолько быстрым и странным, что Эмма в который уже раз ощутила восторг и изумление.
Такого ей не доводилось видеть, это казалось чем-то вроде чуда, невероятного и сказочного.
– Не всякая правда является истиной, – на чистейшем всеобщем языке произнес кто-то за спиной. Голос, хриплый и низкий, показался настолько непривычным, что Эмма оглянулась.
У входа в капитанскую рубку стоял смуглый черноволосый мужчина, чьи глаза поразительно напоминали Ника и Жака. Он презрительно щурился, и от его сведенных к переносице черных бровей так и несло еле сдерживаемой яростью.
– Это Люк, – сообщил Ник, – старший брат.
Женя, увидев древесные стебли, мгновенно подняла руку с лазерным пистолетом, и воздух содрогнулся от выстрелов. Инесса попыталась сделать то же, но проворные стебли облепили ее ладони, заползли на плечи, шею и запустили тонкие усики в уши.
Женя умела целиться, ее программы срабатывали безошибочно. Первыми же двумя выстрелами она перерубила один из стеблей, и розовые листочки с белыми цветочками свернулись и усохли на глазах, а погибшая ветка стала серой и безжизненной. Но больше ничего Женя сделать не успела – остальные ветви проворно облепили и ее.
Братья не вмешивались в короткую битву – видимо, они были уверены в силах удивительного дерева. Они просто стояли и смотрели, и Эмма стояла рядом с ними.
Инесса замерла, вздрогнула, лицо ее сморщилось, глаза закрылись, и она обмякла. То же самое произошло и с Женей, и оба робота стали удивительно похожи на поломанных кукол. Больших и нарядных кукол, которыми больше уже нельзя будет играть.
А стебли устремились к мониторам, приникли к белой стене главного сервера станции, нежно обвили ее проворными усиками, пролезли внутрь крошечных отверстий – и главный интеллект станции остановился. Одновременно погасли все экраны, мигнул свет в капитанской рубке и запахло приятно и терпко. Дерево победоносно распускало маленькие беленькие цветочки.
– Все, – решительно сказал старший брат. – У нас не больше двух часов на эвакуацию. Два часа гиганты смогут поддерживать климат и температуру, а дальше станция прекратит свое существование. Детей уже вывозят через нижние ангары.
– Я хочу увидеть цех, – заявила вдруг Эмма и посмотрела на Ника. Все-таки он, можно сказать, теперь ее боевой товарищ, они вместе воевали против роботов. Он должен ей помочь.
– Пошли, – на удивление спокойно согласился Ник и двинулся вперед по коридору.
Жак зашагал следом, и старший брат не стал возражать, лишь посоветовал не задерживаться.
Она хотела увидеть цех, чтобы понять, ради чего роботы прилагали столько усилий. Чтобы сражаться с ними, надо разобраться, как они мыслят, что они делают и зачем. Поэтому Эмма даже не сомневалась в правильности своего решения.
Глава 9Таис. Все находится в нас
Проснулась Таис от яркого солнечного света. Лучи били прямо в глаза, заставляя жмуриться и отворачиваться. Совсем рядом сверкал радостными отблесками крошечный заливчик, уходящий под неприступную скалу, и белый солнечный диск, заглядывающий за изрезанную скальную кромку, отражался в нем множеством слепящих бликов.
Океан тут походил на маленького тихого зверька, который свернулся клубочком и ворчал тихо и лениво. Скалы огибали заливчик с одной стороны неприступным высоким полукольцом, превращая его в природный бассейн, скрытый в угрюмом гроте.
С другой стороны бассейна скалистый кряж становился пологим, мягким, и на его склонах росли деревья, кусты и травы. Каменистые вершины упирались в облака. Скалы прятали уютное местечко, укрывали его собой, делая незаметным и спокойным.
Здесь было раздолье для всяких жуков – Таис сразу же увидела несколько мелких букашек, ползущих по стеблям трав, и уставилась на них, щурясь от назойливых солнечных лучей.
– Ничего себе, – проговорила она.
Федор возился с костром. Он оглянулся, улыбнулся и спросил:
– Хорошо тут, правда?
– Они двигаются, представляешь? Такие мелкие, фу. А если заползут на меня?
– Стряхни – и все, – раздался за спиной голос Григория.
Таис подскочила и оглянулась. Григорий ломал длинные сучья и складывал их в кучу. Сучья трещали, рассыпая сухую кору и пыль, и пахло чем-то терпким и непривычным.
– Когда-то весь остров был таким, зеленым и с насекомыми, – сказал Григорий и резко хрустнул очередной веткой, – а после роботы превратили его в Свалку.
Таис поднялась, вышла из небольшой пещерки, в которой они ночевали, и оказалась у самой воды. Свод пещеры надежным козырьком укрывал под собой беглецов, поэтому ночью летающий дрон их не обнаружил.
В этих местах все было маленьким, кроме самих скал. И деревья, и кусты, и тропинки, и заливчик. И даже ручей, сбегавший в воду с каменного уступа, был тоненьким и робким. Таис вдруг подумала, что, видимо, это сама природа спряталась в каменистое укрытие от роботов и пытается выжить. И теперь вот предоставила надежное убежище и людям…
Вар успел наловить рыбы, и теперь Надя чистила ее под струей ручья. Орудовала ножом ловко и быстро, и блестящие чешуйки разлетались во все стороны, точно радостные светящиеся точки.
– Помочь? – осторожно спросила у нее Таис.
– Управлюсь. На завтрак только рыба. Есть еще мука, ее захватил Вар, но совсем немного. Сделаю к обеду оладьи. Надо бы пойти и поискать в здешних местах какие-нибудь съедобные ягоды или фрукты, иначе нам придется туго с едой.
Таис поежилась. Мысли о голоде были неприятны. Когда-то ей уже довелось воевать за каждый кусок хлеба, за каждую пачку чипсов.
– Может, стоит сделать вылазку в поселение?
– Нас там сдадут роботам ваши же люди, – заметил невесть откуда появившийся Вар. Запыленный и лохматый, он задорно растягивал губы в улыбке и проворно прыгал по камням. – Наверняка теперь у них в чипах есть задание распознавать сбежавших людей и докладывать о них. Или даже задерживать. Нам теперь хода в поселения нет.
– Тогда нам крышка без еды, – невесело подвела итог Таис.
– Никаких крышек! – Надя подняла серые глаза, и при ясном солнечном свете стало видно, что радужка у нее отливает желтым, делая взгляд мягким и добрым. – У нас есть океан, он не даст нам умереть с голода. Рыба тут разная бывает, вот и будем ею питаться. Муки на лепешки хватит на несколько дней. По паре лепешек на обед – вот и будет нам разнообразие. А если найдем фруктов или орехов, то вообще отлично. Вот сейчас поедим и отправимся на поиски, время у нас для этого есть.
– Да уж, мы тут застряли. Времени теперь – сколько хочешь.
Таис оглядела свою раненую руку, которая теперь не болела так сильно, но двигать ею все равно было неприятно, стянула куртку, штаны и в одних трусах и майке вошла в воду. Хоть окунуться, что ли…
– Лучше в ручей, – тут же посоветовала Надя, – в нем пресная вода. Я уже закончила с рыбой.
Запеченную в углях рыбу запили водой из этого же самого ручья. Просто и обыкновенно. После Надя решительно распорядилась, чтобы Григорий лег отдохнуть и дал своим ранам спокойно зажить.
– Заодно и покараулишь тут, на всякий случай, – сказала она. – А мы пойдем посмотрим, что здесь есть съедобного. Помнится мне, что раньше на этом острове много съестного росло.
– Абрикосы были, – согласился с ней Григорий, послушно устраиваясь на ложе из веток и курток. – Персики, яблоки. Даже кизил, помнится, рос. Только сейчас некому присматривать за деревьями, если что и растет – то дикое и кислое.
– А мы посмотрим. Все равно надо обойти здешние места.
Таис идея похода по скалам очень понравилась. Все лучше, чем сидеть на одном месте и ждать непонятно чего. Она проворно расчесала волосы, убрала их за уши, пожалев, что в здешних местах нет заколок, завязала на поясе куртку, оставшись в мокрой майке. Солнце сегодня припекало особенно сильно, потому вполне можно было обойтись и без теплой одежды.
Заросший щетиной Федор соорудил на голове нечто вроде косынки, завязав концы на затылке, надел рюкзак и стал похож на какого-то бродягу-пирата. Легкий загар, покрывающий лицо, делал Федьку более взрослым, серьезным и даже каким-то опасным.
– Ты похож на пирата, – сообщила ему Таис.
– А ты на пиратку. Только косынки не хватает, – парировал Федька и вдруг, приблизившись, поцеловал в губы.
От него пахло морем, дымом и рыбой, и Таис, втянув в себя эти добрые и приятные запахи, легонько прижалась к своему другу. После прошептала ему в ухо:
– Я люблю тебя.
Федька улыбнулся, кивнул и поцеловал еще раз. От поцелуев в груди разросся странный жар, и стало вдруг радостно и весело без причины. Подумалось, что на самом-то деле они молодцы, от роботов ушли, укрылись в пещере, и все у них будет хорошо. Ведь они вместе.
Чуть отстранившись от Федьки, Таис поймала на себе изумленный и одновременно веселый взгляд Григория, слегка смутилась, но после тряхнула волосами и решительно зашагала по слегка влажному камню. Да, они будут целоваться с Федькой. На виду у всех. Потому что так хотят.
И уже не важно, как это было принято когда-то у людей. Потому что на самом деле она и Федор теперь и есть последние и самые настоящие люди, а значит, и правила им устанавливать.
Надя выбрала удобную палку, на которую можно было опираться, и решительно зашагала вверх по узкой тропке, теряющейся в густых колючих кустах. Вар затопал следом, а за ним уже поспевали Федор и Таис. Идти было не сложно, наоборот. Приятно и радостно почему-то. Может, из-за ласковых солнечных лучей, от которых стало совсем тепло, а может, от сознания безопасности, которое дарили неприступные скалы.
Как бы там ни было, но их небольшая компания совсем скоро оказалась под сенью раскидистых деревьев, с поразительной настойчивостью цеплявшихся за небольшой слой земли. Их корни местами выступали на поверхность и казались толстыми подземными змеями, которые вот-вот высунут головы и зашипят на непрошеных гостей. Мама Надя знала здесь все растения.
– Вот это чабрец, а эти мелкие белые цветочки – тысячелистник. Это нужные травы, они нам пригодятся. Рвите их все, сколько сможете. Вечером заварим чай из чабреца, – распорядилась она. – Здесь, на Земле, надо уметь выживать, если желаете обходиться без роботов. Так что будем приспосабливаться, как можем.
– Как это без роботов? – тут же возмутился Вар. – А я на что? Я вам мигом соберу и чабреца, и тысячелистника. Тут еще и мелисса дикая растет, а из нее лучше всего чай. Он такой ароматный, вы зацените. Я тоже знаю травы, еще лучше тебя, мама Найда. – И он, победно высунув язык, помчался на ближайшую полянку собирать траву.
Мама Надя лишь покачала головой, а Таис хмыкнула:
– Хороший друг, ничего не скажешь. Нам, видимо, и делать особенно ничего не надо. Он сам сейчас нарвет нам травы столько, сколько надо.
– Он робот, а не друг, – неожиданно резко сказал Федор. – Поменяют ему программу, и он предаст нас точно так же, как это сделала Молли. Только люди способны на настоящую любовь и преданность, понимаешь, Тай? Тебя мне не заменит никто, никакой Вар.
– А если с Таис что-то случится? – спросила мама Надя. Голос ее прозвучал устало и тихо, и сквозила в нем пронзительная безнадежность.
– Тогда и я не буду жить, – не дрогнув, ответил Федор. – Потому что какой смысл жить без любимого человека?
– Но я ведь живу. Мои любимые давно погибли, и сын, и родители. Очень давно, в самом начале войны. Я уже столько лет одна, что память о них стала мутным пятном. Я не могу вспомнить голос собственного сына, и мне все больше и больше кажется, что Вар слишком сильно похож на него. Вечный ребенок Вар…
Надя замолчала, и Таис продолжила за нее:
– Для вечно одиноких родителей. Если бы вы знали, сколько малышей там, наверху, ждут хоть кого-нибудь, кто бы их любил!
Она ткнула пальцем в небо и отправилась к Вару помогать рвать траву.
Ее вдруг пронзила простая идея. Если каждому одинокому взрослому дать по одному одинокому ребенку, вдруг они полюбят друг друга? И тогда вирус им не будет страшен. Любовь передастся от родителей к детям и так далее. И это будет выходом, шансом для человечества. Дети станции помогут взрослым выжить и в свою очередь продолжат человеческий род. Ведь у нее и у Федьки тоже когда-то будут дети. Когда они начнут заниматься загадочным сексом.
Таис вздохнула, сорвала несколько стебельков и почувствовала толчок в плечо. Это был Вар, он махнул внушительным пучком трав и сообщил, что набрал уже достаточно.
– Тебе уже не надо надрываться. Просто вставай и иди дальше. Я сам все сделал.
– Может, я тоже хочу. Мне нравится работа. – И Таис как ни в чем не бывало сорвала еще несколько невзрачных фиолетовых цветочков.
– Я заметил, что иногда люди чересчур обожают физическую деятельность. Мой профессор говорил, что это потому, что труд делает жизнь более яркой и более продуктивной. Он говорил, что когда-то труд из обезьяны сделал человека, хотя еще он говорил, что на самом деле было не так.
– Ты внешне ведь похож на профессора, да? Ты же сделан похожим на его сына? – уточнила Таис.
– Да, на самом деле я очень похож на сына профессора: те же глаза, брови и лоб. А сам Даниэль больше всего походил на отца. Я просто его копия, я как настоящий человек.
– Профессор вложил в тебя частичку своей души, вот что. Он сделал тебя таким потому, что сам был настоящим человеком. Сам умел любить и дружить, и поэтому он заложил в тебя такие программы. Слышал же песню Виктора Цоя? Там поется, что «больше нет ничего, все находится в нас». Ну, то есть все, что надо, все главное находится в людях. Не в роботах. Любовь и дружба находятся в нас. Тебе их просто передал профессор. А роботы будут всегда похожи на создателей… Странно.
Таис поднялась, посмотрела на слепящее солнце:
– Не всегда люди бывают плохими и не все превращаются в монстров. Иногда люди остаются людьми. Все, что нужно для этого, – все у нас уже есть. Все находится в нас. Вот почему ты, Вар, так похож на мальчика. Просто по-другому профессор не мог сделать, он должен был передать свою любовь. Хотя бы через робота. – Таис улыбнулась и продолжила: – И его любовь дошла до нас. И мы можем сказать спасибо твоему профессору за тебя. Все получилось, все было не напрасно. Ты, Вар, несешь в себе любовь профессора, и твоя задача передавать ее другим. Вот для чего тебя создали.
– Главное, чтобы ему не поменяли программы, – скептически заметил Федор.
– Ему не собирались ничего менять, – подошла мама Надя. – Его хотели уничтожить. Синтетикам не нужны роботы, хранящие любовь.
– Вот там что за фрукты? – спросил вдруг Федор и ткнул пальцем в одиноко стоящее дерево, полное странных мелких ягод черного цвета.
– Это ягоды, дикая шелковица, – заулыбалась мама Надя. – Это очень кстати. И компот будет вкусным, и наедимся вдоволь. И Грише принесем. Пошли, только после нее будут черные пальцы. Не вытирайте об одежду.
Сразу за шелковицей поднималась вверх отвесная скала, поэтому идти дальше стало некуда. Кусты сбегали вниз – мама Надя сказала, что это дикая малина, но ей еще не время созревать, потому ягод и нет. Но Таис, поедая сладкую черную шелковицу, не сильно расстроилась. Ей еще не доводилось есть такой вкуснятины. Ягоды просто таяли во рту, и хотелось лопать еще и еще, засовывая их в рот целыми горстями.
Таис скинула куртку и проворно забралась на дерево следом за Варом. Тот шелковицу не ел, понятное дело, но зато ловко срывал ее и складывал в небольшую мисочку, которую умудрился захватить при побеге.
– Когда-то около моего дома росло полно такой шелковицы. Это так давно было, что кажется нереальным, – с грустной улыбкой заметила мама Надя.
Надо бы расспросить ее поподробнее о прошедших временах, только не сейчас. Солнце так ласково светило сквозь зеленые листья, а ягоды казались такими вкусными, что Таис на время забыла прошедшие горести и грозящие опасности.
Когда же наконец голод был утолен, а миска Вара полна, слезли с дерева и начали спускаться с горы. Федор подшучивал по поводу пальцев Таис, которые действительно стали абсолютно черными и липкими, Вар то и дело срывал чабрец, тысячелистник и мяту, мгновенно углядывая их рядом с еле заметной тропинкой. Небольшое путешествие закончилось. Укрытие в скалах оказалось слишком маленьким, чтобы найти что-то дельное и интересное.
Уже подходя к выступающей скальной гряде, за которой начинался заливчик и пряталась пещера, Таис услышала в кустах грозное рычание. Дальнейшее произошло слишком быстро, и даже проворный Вар не успел отреагировать.
Пушистый белый шар вылетел из кустов с такой скоростью, что никто не смог его толком рассмотреть. Кинувшись Таис под ноги, он распрямился, и вот подросший и округлившийся Пушистик принялся тереться о колени девушки и тихо ворчать, облизываясь узким розовым языком.
– Черт бы тебя побрал, – засмеялся Федор, – это ж наша зверюга! Вот, значит, где он прятался. И как только попал сюда?
Таис, подняв на руки Пушистика, гладила его холку и ласково приговаривала:
– Ты стал большим, Пуш, представляешь? Ты стал очень большим. Где же ты пропадал?
– Это кто? – удивилась мама Надя. – Откуда вы его знаете?
– Это наш Пушистик. Фрик со станции. Мы же рассказывали, что наши родители превратились в зверей. Они умудрились сделать детенышей, и вот это один из них. Он отстал от стаи, и мы взяли его к себе. Он злющий, зараза, но нас не обижает. Зато любит лопать роботов, – торопливо пояснила Таис, не скрывая довольной улыбки.
– Нелегалы хорошо уживаются со своими зверями, – сообщил Вар. – Вы заберете зверька на остров, и он найдет там себе стаю.
– Придется. – Таис зачерпнула немного ягод из миски и протянула Пушистику.
Тот понюхал, пофыркал и съел несколько штук, смешно облизываясь и щурясь.
Теперь стало ясно, почему пропадал Пушистик. Он нашел подходящее убежище, где ему было хорошо. Только вот как он проник сюда? Под водой он плавать не мастак и вряд ли самостоятельно мог найти подводный проход в скалах. Значит, он попал в убежище через какой-то ход или лазейку, по-другому никак.
Захочет ли он вернуться к Таис и Федору или предпочтет самостоятельную жизнь? Это можно узнать прямо сейчас. Таис отпустила Пушистика и зашагала вниз по склону. Пусть сам решает, с кем ему оставаться.
Из-за скалы потянуло дымом и жареной рыбой, послышался слабый плеск воды. Вот они и дома, если можно так сказать. В последнее время Таис то и дело теряла места, которые можно было бы назвать своими. Станция, деревянный домик в поселении – все это осталось позади, в прошлом. Миновало, ушло из ее жизни.
Теперь ее дом в пещере, в скале. У пылающего костра, на твердом и неласковом камне. Они с Федором потерялись на планете Земля, и теперь их мотало из стороны в сторону, и никак нельзя было определиться, где же они теперь будут жить?
В пещере? Или у нелегалов?
А Пушистик такими вопросами не задавался. Он пробежал вперед, сунулся к воде, обнюхал все, зашел на глубину так, что волны доставали ему до брюха, и с ходу поймал мелкую рыбешку. Одним ударом лапы зашвырнул ее на берег, выбрался и с довольным чавканьем слопал ее прямо с чешуей и головой.
Вот и весь секрет Пушистика. Он нашел себе вкусную дармовую еду. Рыбы в здешних местах было сколько угодно – ешь до отвала. Вода пресная тоже есть, и укрытие есть. И тепло – солнце просто припекает с высоты.
Почему бы не жить тут постоянно? Фрикам же не нужна одежда, да и оружие им тоже не нужно. Ни костер, ни дом со стенами, ни постель, ни посуда – ни в чем таком они не нуждаются. Впору позавидовать фрикам – насколько легко и просто устроена их жизнь.
Это был спокойный и длинный день. Делать особенно было нечего, и после утренней прогулки оставалось только есть жаренную на костре рыбу и купаться. Вар – тот отправился нырять и плескался, точно настоящая рыба, заплывая к скале и погружаясь в глубину.
Таис нравилось их убежище. Она по-прежнему жалела о погибшем деревянном домике и с тоской вспоминала удобный матрас, очаг и вкусную еду. Лежать на срубленных и накрытых курткой ветках было неудобно, да и дым от костра постоянно ел глаза. Но зато неба над головой было совсем мало – его закрывали скалы. И от этого Таис чувствовала себя более защищенной, что ли. Не так тревожила небесная бесконечность, полная облаков, звезд и ветра.
Когда стемнело, Григорий позвал Вара и велел ему показать материки.
– Подключиться к информационному центру синтетиков? Проще простого, – тут же согласился Вар и заулыбался, довольный тем, что его умения оказались востребованы.
Таис заметила, что Вар вообще любил быть полезным. Ему нравилось помогать людям, служить им своими умениями, своей ловкостью и сообразительностью. Вон и рыбы мальчик-робот наловил предостаточно, и хвороста натаскал, и воды принес, и место для костра расчистил от золы и аккуратно обложил камнями. Трудился не покладая рук.
И когда Григорий попросил показать города на материках, тут же с готовностью откликнулся. Развел ладошки, хитро улыбнулся, и голографический экран засветился голубовато-белым светом.
Синтетики строили удивительные города, с большими, изящными башнями, соединенными мостами, по которым двигался транспорт. С высокими посадочными площадками для летающих роботов, с масштабным освещением, так что даже ночью в городах было светло, точно днем. Чистые просторные улицы, большие фонтаны и изящные кованые решетки, окружавшие сады, – все это выглядело новеньким, красивым, изумительным. Голографическое свечение, исходящее от решеток, отбрасывало на тротуары диковинные светящиеся линии, а сами дорожки, выложенные белыми поблескивающими плитами из какого-то нового сплава пластика и металла, выглядели чистыми и аккуратными.
Вар не мог слишком сильно увеличить голограмму, потому лиц синтетиков Таис не могла разглядеть, но зато отлично видела, как те заходят в магазины и выходят оттуда с покупками, как гуляют в парках и сидят на скамейках, как изредка переговариваются друг с другом.
– Они делают вид, что они люди, – с кривой усмешкой заметил Федор.
– Они создали идеальные города с идеальным населением. Но вот эти ходячие люди-роботы – это не главные синтетики. Это, можно сказать, их игрушки, – пояснил Григорий. – Роботы создали идеальный мир и населили его идеальными людьми. Они как будто пытаются нам показать, что мы недостойны владеть планетой, что мы только все портим, что мы звери, уничтожающие все вокруг. А вот их люди-роботы – это идеальные, совершенные создания, которые украшают Землю и делают ее все лучше и лучше. Идеальная счастливая жизнь в их городах. Так было еще тогда, когда мы боролись с ними. Они убеждали нас, что их решения лучшие для планеты и что людям лучше жить под их контролем и не размножаться. Впрочем, проблему размножения решили сами люди, сразу после периода Последствий потепления. Вы знаете о программе стерилизации.
– В чем-то синтетики правы, – уверенным голосом сказал Вар. – Сейчас на планете нет войн. Роботы не воюют друг с другом, они все решают логическим путем. Логика рулит во всех решениях, потому планета постепенно восстанавливается. То, что еще осталось от нее. Два больших материка засаживаются деревьями и заселяются животными. Избранными животными, которые красиво выглядят и которые смогут выживать в любых условиях. Пока люди находятся под контролем роботов – те люди, что уцелели, – войны на планете не ведутся.
– А нелегалы? Они не воюют?
– Нелегалы – фанатики своей религии, – снова принялся пояснять Вар. – По имеющимся у меня сведениям, они строго подчиняются правилам. Все решает инициация, и надо понимать, что большая часть нелегалов становится зверьем. Уцелевшие живут в строгих рамках правил, никаких нарушений. И они поклоняются своим предкам-зверям. У них на острове правят звери, а не люди. А звери тоже не очень-то воюют, они лишь добывают себе пропитание. Остров богат растительной и животной пищей, голода там нет, как и зимнего перепада температур. Урожай собирается два раза в год, еды хватает. Размножение строго контролируется, даже у зверей.
– Да, нелегалы – это еще те типы, с ними ужиться не просто, – хмуро согласился Григорий.
– Придется уживаться! – Мама Надя отодвинулась от голограммы и, сняв с огня котелок с закипевшей водой, кинула в него собранные днем травы. – Выбора у нас нет. Здесь, на Сабе, мы не можем оставаться слишком долго.
– Кто же у нелегалов придумал блокираторы от роботов? – поинтересовалась Таис.
– У них есть своя команда программистов. Как они уживаются с религией, я понятия не имею, – пояснил Григорий. – Как-то уживаются. Теперь на Земле одно главное правило для всех – уцелеть. А для этого приходится многим жертвовать.
– А вот это стройка моста. – Вар слегка тряхнул руками, и голограмма поменялась.
Показались черные длинные линии недостроенной эстакады, каменные блоки, уходящие в воду, железные настилы гигантских лесов и огромные машины, участвующие в стройке. Сами люди возились где-то внизу, мелкие и смешные. По колено в воде, они что-то делали и делали, и их монотонный однообразный труд напомнил Таис многоножек.
– Мост возводят роботы-дроны, совершенные строительные механизмы. Люди выполняют мелкую обслуживающую работу. За это им предоставляют крышу над головой в больших бараках и еду. Медицинское обслуживание обеспечивают сами чипы, они лечат и восстанавливают организм. Потому люди не болеют и не умирают. Их численность не меняется, остается постоянной. Роботы считают, что предоставили людям полезное занятие, дали возможность жить и трудиться в мире.
– Ничего себе возможность. – Таис скорчила рожу. – Я себе не хочу таких возможностей. И к нелегалам вашим тоже не хочу. Вдруг они потребуют, чтобы я поклонялась фрикам?
– Они примут тебя за королеву фриков, тебе же подчиняется Пушистик, – пошутил Федор.
Но над его шуткой никто не смеялся. Таис посмотрела на серьезного Григория и поняла, что тому тоже не слишком-то хотелось на остров к дикарям. Да и заболеть вирусом он тоже опасался.
– Ты не увидел своих родных, ведь так? – уточнил Вар.
– Это невозможно на такой голограмме. Мне надо попасть на стройку. – Григорий покачал головой и знаком показал Вару, что можно все закрыть.
– Это невозможно. Отбрось даже мысли о таком. – Вар хлопнул ладошками и довольно улыбнулся.
– Нелегалы ушли на остров не потому, что захотели поклоняться животным, – вдруг заговорила молчаливая Надя. – Они просто желали жить семьями. Семьи были запрещены незадолго до войны. Считалось, что такое устройство, как семья, лишь отвлекало от служения обществу. Детей стали выводить искусственно и растить преимущественно в специальных организациях. Матерям детей доверяли крайне редко, только в виде исключения. Мне мой мальчик достался в порядке очереди, за выдающиеся достижения в области медицины. Мы работали тогда над программой нанороботов – правда, проект со временем свернули в виду его ненадобности. Всю нагрузку взяли на себя чипы, которые стали внедрять в головы людей. Но тем не менее мне как благонадежному и образованному члену общества разрешили растить ребенка. Кто отец моего мальчика, я не знала. Но его матерью была точно я, для его зачатия взяли мои клетки.
– Ему не успели поставить чип до болезни? – уточнила Таис.
– Я не дала. Я уже тогда видела, что чипы делают с людьми, как легко становится управлять человечеством. Мы отказались от чипов, я и мой сын. Мы не заболели Белым вирусом, который превращает людей в зверей, и не заболеем, я это точно знаю. Но мой мальчик умер от банального воспаления легких, потому что антибиотиков на Сабе не было уже тогда. Уже в те годы все лекарства стали дефицитом, а сейчас их нет и подавно, их просто не производят за ненадобностью. Ведь все люди чипированы, и за их организмами следят чипы. А роботам лекарства не нужны.
– Надо попасть на остров к нелегалам и договориться с ними. Может быть, у них есть летательные аппараты. Мы смогли бы тогда добраться до уцелевших фармацевтических фабрик, такие где-то должны быть. И попробовать наладить производство лекарств, – сказал Григорий.
– Гриш, это утопия, ты же знаешь, – снисходительно и грустно глянула на него Надя.
– Это необходимость. Нелегалы не так просты, как кажутся, вы это поймете, когда их увидите. А там видно будет.
Глава 10Эмма. Колючий
Двойные двери цеха, обшитые гладким блестящим металлопластиком, по-прежнему были закрыты. Ни замка, ни отверстия, ни окошка – ничего, что помогло бы открыть загадочный отсек. Тайна станции оберегалась, несмотря ни на что. Даже сейчас, когда все три уровня были захвачены и детей эвакуировали, а главный сервер полностью заглох – даже сейчас двери упорно скрывали за собой мудреное производство.
– Как мы их откроем? – озадаченно проговорила Эмма и посмотрела на Ника.
Тот не унывал и не сомневался. Дернул плечами, щелкнул смуглыми длинными пальцами – кожаные узелки на его браслетах слегка качнулись – и из-за поворота вынырнул проворный длинный стебель.
Дерево! Ну конечно же!
Могущественные деревья с высоким интеллектом стали полными хозяевами станции, что им какие-то двери? Вот гибкие усики приникли к плотному стыку створок, вот утончились, стали не толще волоса. Еще пара секунд, и они оказались внутри.
А потом створки поползли в стороны. Медленно, торжественно и тяжело.
Вспомнился сон Тайки, который она рассказывала совсем недавно. Ведь это действительно было совсем недавно – и общие разговоры, и радость победы над фриками. Ей частенько снились открывающиеся двери, за которыми была темнота и неизвестность.
– Они здесь, – медленно и еле слышно проговорила Эмма, вспомнив таинственное предупреждение на стене в нижнем ангаре.
Ник удивленно глянул на нее, но переспрашивать не стал.
Может, на той злополучной стене писали вовсе не о фриках, а о роботах? Теперь это уже никто и никогда не выяснит, потому что совсем скоро не станет и самой стены с загадочными надписями.
Наконец створки открылись до отказа – широко и гостеприимно.
– Здесь безопасно, роботы отключены. Я и Жак – мы видели такие цеха, поэтому знаем, что там может быть. Пошли, ты тоже посмотришь.
Ник махнул рукой, приглашая, и первым шагнул за порог.
Светлые и просторные помещения веером расходились от главного круглого зала, в котором, словно сердце, размещалась прозрачная пузатая колба с тягучей и подвижной жидкостью густого синего цвета.
– Живой металл. Они везде используют наш Живой металл, – зло проговорил Жак, приблизился к толстым стеклянным стенкам, приложил ладони, наклонил голову и коснулся лбом стекла.
– Это жизнь нашей планеты, – пояснил Ник, – они почти убили нашу планету. Роботы превратили наш дом в пустыню, потому что вывозили Живой металл. Мы прогнали их, и теперь они заняли вашу Землю. Для создания своих роботов они используют плазму, которую добыли в недрах нашей планеты. Это живая… как вы говорите, я не знаю, но по-нашему это Живой металл, из него можно делать каких угодно роботов, он может принимать какую угодно форму. У синтетиков не так много Живого металла, потому они разбавляют его пластиком и делают прозрачный эластичный сплав. Получается оболочка для роботов-многоножек, с которыми мы сражались недавно. В таких цехах они делают много роботов, и похожих на людей, и летающих военных дронов, и внутренние электронные детали крейсеров. Здесь им ничто не может помешать.
– А на Земле? На Земле им мешают? – уточнила Эмма.
– Конечно. На Земле какое-то время оставались люди, которые создавали им проблемы.
Эмма медленно двинулась в глубь цеха, удивляясь точным и совершенным технологиям. Уникальные машины создавали уникальных роботов, и все было настолько превосходно, правильно и красиво, что приятно было посмотреть на конвейеры, с которых еще совсем недавно сходили готовые детали и готовые дроны.
Крохотные каракатицы, настолько мелкие, что занимали всего пару сантиметров, теперь лежали бессмысленной грудой, и внутри у них уже не мигали радостными огоньками чипы. Эти крошки были гораздо мельче тех каракатиц, что нападали раньше. Видимо, их использовали для других работ.
Больших роботов-пауков тут не было, и Ник пояснил, что это боевые роботы и что их завозили на станцию извне.
– Эти твари – одноразовый расходный материал для войны, их делают на Земле, в нехитрых цехах. Они быстро погибают, они более примитивны и просты, и их не ценят. А вот людей-роботов делают здесь. Это сложное производство. Ты можешь посмотреть.
Эмма завернула за поворот, миновала длинные ряды пластиковых упаковочных контейнеров, прошла в полукруглый проем и остановилась, пораженная.
То, что она увидела, вызывало дрожь и ужас. В больших емкостях, заполненных густой жидкостью, плавали части человеческих тел – головы, руки, ноги, все полупрозрачное. Скелеты делались из тонкого сплава – Ник пояснил, что это тоже Живой металл, и он одновременно используется и как костный остов, и как энергетический накопитель.
Взрослые и детские скелеты смотрелись настолько странно и чудовищно, что Эмма невольно отводила глаза. Повернувшись, она наткнулась на собственное лицо, выполненное с невероятной точностью. Глаза закрыты, волосы распущены. Почти полностью готовая робот-Эмма стояла, выпрямившись во весь рост, и ее нагое стройное тело буквально светилось белизной и совершенством гладкой кожи.
– Они сделали твою копию, – пояснил Ник, ткнул пальцем в робота, толкнул его, и фигура завалилась, мягко ударившись о гладкий пол. – Думали заменить тебя, это они умеют. Они не всегда действуют силой, иногда берут хитростью. Они слишком хорошо знают человеческую психологию. Обычно они заменяют настоящих людей копиями, а после захватывают все себе.
Эмма попятилась, скривилась. Видеть саму себя совершенно голой оказалось неприятно. Даже если это и не ее тело, все равно, очень и очень похоже. А чуть дальше стоял совершенно готовый Колька, и на нем даже были трусы и майка. Он замер в готовности, глаза раскрыты, губы сжаты. Он так сильно походил на реального Колючего, что Эмма не выдержала – приблизилась, прикоснулась и ощутила прохладную застывшую плоть, не включенную в работу.
Робот не реагировал на прикосновения.
– Они не будут работать, – пояснил Жак, который лениво обходил цех и тыкал выключенной рукоятью меча в стеклянные колбы и остановившиеся конвейеры, сбрасывая с них мелкие детальки на пол. – Они теперь не будут работать. Сервер выключен, вся станция выключена. Это теперь просто мусор.
И тут Эмму осенило. Колька!
Как она могла забыть о нем? Мысли о друге вдруг стали яркими и ясными, и до дрожи в пальцах, до горячей тревоги в душе стало ясно, что с ним что-то случилось. Он ранен, слишком серьезно ранен, и потому его нигде не видно. Он лежит внизу, наверняка лежит где-то внизу.
– Мне надо найти своего друга! – Эмма рванулась к выходу из цеха. – Он остался на Первом уровне. Он тоже сражался со мной. Я должна его найти, иначе он может погибнуть на станции!
– Я помогу, – раздался за спиной голос Ника.
– Только быстро. Времени осталось мало, – напомнил Жак.
Времени осталось мало.
Эмма неслась по коридорам и с удивлением отмечала разрушения и хаос, царившие теперь на станции. Ярость и желание битвы улетучились, и голос здравого смысла звучал внятно и жестко. Станцию уничтожили фрики и люди, а вовсе не роботы – это Эмма понимала. Когда желание разрушать и уничтожать становится слишком сильным, тогда так легко оставить близких людей. Ведь фрики так и поступили – злобу и ярость предпочли любви.
Как Эмма могла забыть о Коле? Как могла настолько увлечься битвой, что не пришла на помощь другу? Видимо, синтетики были правы, жажда разрушения у людей в генах. Видимо, человеческий синдром уничтожения возобладал в Эмме и заглушил все доводы рассудка.
Как легко она опустилась на животный уровень! А ведь у нее отличное образование, она училась в элитной школе – потому что образование, которое давали на станциях, считалось лучшим. Она много читала, она думала, что будет полезной человечеству, когда вырастет.
А на деле вышло так, что самого близкого друга она бросила на произвол судьбы, раненого и беспомощного.
Стыд проедал железными бесспорными доводами, и оставалось только увеличивать скорость, добираясь до лифта.
Может, оно и лучше было бы, если бы Эмму заменили на робота? Робот не допускал бы таких досадных ошибок, его программы сработали бы лучшим образом. Увиденное в цеху все еще стояло перед глазами, и образ Коли то и дело вспыхивал яркими красками, поднимая из глубины души беспокойство и сомнения.
Ник мчался следом за ней и ничего не спрашивал. Это немного успокаивало. Может, загадочные деревья помогут в поисках? Иначе это займет слишком много драгоценного времени. Потому Эмма оглядывалась и с надеждой посматривала на смуглого парня.
Первый уровень поразил разрухой и густым запахом зверья. Почему-то во время битвы это не так впечатляло, казалось обычным и нормальным. Но сейчас, едва ступив в коридор, заваленный кусками роботов, Эмма сразу же ощутила резкий специфический аромат четвероногих сородичей. Ей он не казался противным, но и приятным тоже не казался.
Это был запах крови, пота и шерсти. Запах ярости, голода и ненависти. И сейчас представлялось странным и удивительным, что Эмма могла к нему привыкнуть. Как она могла считать его родным?
Дерево ушло – во всяком случае, Эмма нигде не видела ни одного стебля, ни одного цветочка или листочка.
– Дерево вернулось на твой катер? – уточнила Эмма у Ника.
Тот молча кивнул.
– Ладно. Я попробую сама найти, по нашим старым следам.
Да, она может найти Колючего по запаху. Это несложно, достаточно вернуться к пресловутым дверям и поймать след.
– Где вы расстались? – спросил Ник. – Вы были вместе во время битвы, правильно? И твой друг где-то здесь потерялся?
– Я сейчас найду. – Эмма заторопилась.
Она сокращала путь, перепрыгивая через трупы животных и через роботов. Она неслась с предельной скоростью и вот уже чувствовала не только собственный запах, не только запах роботов и зверей. Здесь они проходили вместе с Колей, здесь были совсем недавно.
Раскрытые двери ангарного отсека встретили тишиной и темнотой. Эмма слегка присела, прислушалась и в тишине вдруг уловила слабое сердцебиение. Так просто и так легко.
Ник смотрел на нее с недоумением, но вопросов не задавал, и Эмма была ему благодарна. Она выскочила в полукруглый коридор, который широкой дорогой уводил к бывшим жилым отсекам, нырнула в проем, ведущий к складам. И там, в пустующих кладовках, уловила слабый стон. Даже не стон – выдох, настолько тихий, что услышать его могли только Эмма да фрики.
– Ты можешь посветить? – крикнула она Нику. – Мой друг здесь, точно.
Она чувствовала Колю, слышала его слабое дыхание, и каждый сердечный стук был для нее словно желанная музыка. Он жив, раз дышит, и его сердце продолжает стучать!
Еще в кладовке пахло кровью – насыщенный запах был таким густым, словно на полу тут разлились озера крови. И Эмма, к несчастью, хорошо понимала, чья это кровь.
Блеснул узкий луч света, метнулся по металлическим стенам без пластиковой обшивки, по множеству полок с металлическими ящиками. И наконец высветил парня, лежащего под полкой. Кольке удалось забиться в самый укромный закуток, убраться с пути стаи, потому фрики его не нашли. Хотя, если бы желали найти именно человека, кладовка не стала бы для них препятствием. Фрики шли на охотничий зов Эммы и следовали за ней, поэтому Коля и уцелел.
Но на полу было столько крови, а на его теле столько ран, что Эмма ощутила холод приближающейся смерти.
– Его надо спасти, его надо отнести в медотсек, немедленно, прямо сейчас! – торопливо заговорила она, наклоняясь над Колей.
И тут ее отодвинули, резко и властно. Ник присел рядом и распорядился:
– Отойди, я гляну. Я понимаю в ранах.
– Его надо сейчас же в медотсек!
– Здесь на станции ничего не работает, самой станции через двадцать минут не станет. Забираем его ко мне на корабль.
– Что у тебя за корабль?
– Это крейсер моей семьи. Мы поможем ему. У нас есть люди, которые справятся с его ранами. Отойди, я возьму его на руки.
Ник был высоким и сильным, и для него не составило труда поднять Кольку. Эмма увидела, как коричневые ладони Ника окрасились темно-вишневой кровью, как густые капли тяжело упали на пол.
Лицо Ника стало серьезным, брови сошлись у переносицы. Он двинулся вперед, и Эмме пришлось следовать за ним.
– А остальные дети где? – запоздало крикнула она.
– Они уже на крейсерах Гильдии.
– Так ведь Гильдия и хотела нас уничтожить!
– На вас нападала не Гильдия, а синтетики, которым теперь принадлежат все станции. Самой Гильдии, какой она была раньше, уже не существует. Нас называют повстанцами на Земле. Просто мы частично используем флот Гильдии – жители Земли используют. Те, кто еще принадлежит к вашей расе землян. Уцелевшие земляне.
– Я не понимаю… Вы уже…
– Мы уже не занимаемся торговлей. Я и моя семья входим в межгалактический отряд миротворцев, мы боремся с синтетиками. Здесь, на орбите, у нас с ними был мирный договор, который они нарушили. Поэтому мы сейчас здесь, и мы стараемся вас спасти.
Ник добрался до ангара, в котором все еще стоял его круглый, похожий на шар катер. Едва он приблизился к нему – открылся люк. Просто стек вниз большой каплей, превратившись в тонкие ступеньки. Ник забрался внутрь, Эмма последовала за ним и оказалась в круглом просторном помещении, где находилось несколько кресел, пульт управления и толстый древесный стебель, управляющий всем.
Блестящая белая обшивка катера отражала движения дерева. Вот усики протянулись к пульту – темной матовой поверхности у смотрового окна, поползли по ней, и пол катера вздрогнул. Запустились моторы – еле слышный шум, похожий на шелест. Катер поднялся, шлюзовая камера открылась, и Эмма увидела, как медленно и необратимо шар вылетел в космос. Огромное пространство открылось ее взору, на короткий миг Эмма замерла в восторге. Потом повернулась к Нику, который занимался Колей.
Оказалось, что на катере есть узкая кушетка, рядом с ней находились полки с лекарствами. Ник с сосредоточенным лицом пытался остановить кровь и перевязать Коле раны, на Эмму он не обращал никакого внимания. Катер-шар двигался под управлением дерева, и это казалось непривычным и странным. Эмма привыкла сама всем управлять, а тут приходилось доверять неземному созданию, с которым невозможно было даже перекинуться парой слов.
Одно из усиков дерева вдруг добралось до Кольки, прикоснулось к его лбу – осторожное и мягкое движение. Ник понимающе кивнул, словно бы между ним и деревом произошел диалог. Поморщился и посмотрел на Эмму.
– Он не чувствует боли, я сделал укол. Ему сейчас не больно.
Эмма кивнула и немного успокоилась. Может, дерево умеет лечить раненых, может, оно и такими способностями обладает? Ник тем временем закончил с перевязкой – тонкие белые квадратики из незнакомого материала закрыли страшные раны на Колином плече и в боку – и встал у смотрового окна.
Эмма, до сих пор думавшая только о друге, повернулась и увидела, как удаляется станция. Вот уже видно, что рядом с ней находятся большие крейсеры – гораздо больше, чем корабли роботов. Их дискообразные корпуса сверкали множеством окошек, свидетельствовавших о том, что внутри находится жизнь и живых существ там много.
Все происходило слишком быстро, все двигалось в захватывающем и неостановимом ритме боя. И вот теперь станция, уже пустая и необитаемая, стремительно удалялась, менялось навсегда будущее, и неизвестность впереди глядела неласково и сурово.
И нельзя ничего сделать, нельзя остановить события. Теперь слишком поздно что-то менять.
– Когда взорвут станцию? – спросила Эмма у Ника.
– Как только мы окажемся на безопасном расстоянии. Это надо сделать быстро, потому что сюда прилетят синтетики, и мы должны успеть. У синтетиков есть свой флот, и они наверняка поняли, что что-то пошло не так, когда потеряли связь со станцией.
– Будет война? – догадалась Эмма.
– У нас дети, мы не можем воевать с детьми на борту. Все дети вон на том большом корабле. – Ник махнул рукой в сторону гигантского крейсера, который виднелся у самого края смотрового окна.
– Мы разве не на этот крейсер?
– Мы летим на мой корабль. Это корабль моей семьи, это наша команда. Мы с тобой задержались, отыскивая твоего друга. Потому у нас нет времени, мы вернемся ко мне, а после я отправлю тебя к твоим детям.
Эмма понимающе кивнула.
– Мы почти добрались, – пояснил Ник, прикоснулся ладонью к стене, противоположной смотровому окну, и стена стала прозрачной.
Эмма увидела звездолет, формой напоминающий огромное зерно. Почему-то она подумала именно о зерне, глядя на заостренный нос судна, на вытянутые бока с круглыми редкими окошками и на широкую верхнюю часть.
– Это корабль моей семьи, там мой старший брат, его жена, его дети. Мои сестры.
– А… – Эмма замялась. Ей никогда в жизни не приходилось иметь дело с настоящей семьей, но она все же знала, что кроме братьев и сестер еще полагалось быть родителям. – А отец и мать у тебя есть?
– Моя мать. Она на моей планете осталась, с младшими детьми. И с моим новым отцом.
– Новый отец? – Эмма настолько удивилась, что не знала, как переспросить.
– Отец, который дал жизнь мне, Жаку и Люку, погиб несколько… Время на моей планете течет не так, как на вашей, мы считаем планетные обороты. Мой отец давно погиб. Моя мать стала женой снова, у нее второй муж. Он мой новый отец.
Эмма кивнула. Это можно было понять.
Катер меж тем влетел в раскрытый шлюз, дрогнул, прозрачные стены снова стали непроницаемыми, а дерево, втянув в себя усики, превратилось в небольшой изящный росток.
– Как у них это получается? – удивилась Эмма, глядя на зеленые стебельки.
Ник не ответил. Он молча поклонился ростку, поцеловал висящий на груди кулон, дотронулся до стены, и тотчас же в ней образовался люк – стекла́ вниз тягучей каплей дверь, появился ряд ступенек.
– Мы дома, – просто сказал он.
Эмма спустилась, осторожно ставя ноги на тоненькие пластины ступеней, огляделась. Огромный шлюз, в котором стояло еще с пяток шарообразных катеров, выглядел мрачновато – серые стены из странного сплава, покрытого мелкими чешуйками, и высоченный потолок, по краям которого тонкими линиями тянулись узкие светильники.
Здесь не было роботов, это Эмма поняла сразу. Пусто, гулко, просторно. И никого. Никто не спешит навстречу, никто не помогает, не показывает, куда идти.
Ник поднял на руки Кольку и спустился следом.
– Я вернусь и осмотрю катер, – сказал он. – Сейчас отведем тебя к Мэй-Си, она покормит и устроит отдохнуть. Надо отдохнуть после битвы. У тебя несколько царапин, их надо смазать, чтобы не воспалились.
– А Коле? Вы сможете ему помочь?
– Думаю, да.
Ответ прозвучал сухо и коротко. Эмма глянула на Ника, и в этот момент все поняла. Вмиг, в одну секунду. Как она раньше тормозила?
Ник уверен, что Коле уже ничем не помочь. И главное, что Эмма сама понимала, что так и есть. Все так и есть, смерть – она совсем рядом. Она уже внутри ее друга, и это поняло и дерево.
– Он не должен умереть. – Эмма остановилась, втянула в легкие воздух, чувствуя, как опускается на дно, тонет, теряет ориентацию.
Где она? Зачем они тут? Что происходит?
– Пойдем, – мягко проговорил Ник и прикоснулся к ней ладонью.
И в этот момент послышался отдаленный гул. Совсем чуть-чуть, еле уловимо. Возможно, на крейсере его и не почувствовали, но Эмма уловила сразу. Сердце заныло, закололо, полное тревожной уверенности.
– Станция взорвана? – упавшим голосом спросила она.
– Пойдем. Все будет хорошо. Пойдем. Твоему другу надо помочь.
Ник двинулся вперед, к раздвижным полукруглым дверям, и черноволосая голова Колючего покоилась на его локте. Безжизненная и бледная. И Эмма слишком хорошо чувствовала, как медленно и необратимо уходят из ее друга последние капли жизни.
Глава 11Таис. Нелегалы
Пламя костра поднималось вверх жаркими лепестками диковинного цветка. От него веяло жаром, он согревал, окутывал дымом, освещал стены пещеры и временами казался живым зверем. Трещали сучья, летели искры, и черная копоть покрывала камни, которыми было обложено кострище.
Теперь Таис понимала, какое значение имел для людей обычный огонь. И ведь все просто, не надо никаких особенных знаний. Натащил сухих веток, сухой коры и щепочек, сложил в кучу, зажег – и готово. Хвороста можно набрать на склонах, его там сколько угодно.
На костре запекали рыбу и жарили лепешки. Маленькую сковородочку мама Надя пристраивала над горячими углями, и все получалось вкусно, все пахло дымом и древесиной.
Наступившая ночь была мрачной и прохладной. Наплыли тучи, закапал мелкий дождик, и пришлось искать укрытия под сводами пещеры. Один Пушистик, относившийся к огню с подозрением, возился в кустах, фыркал и не боялся дождя и холода. Все остальные окружили костер и наслаждались его теплом и светом.
– Мы теперь ведем дикую жизнь, – заметила Таис, – а совсем недавно вокруг нас были роботы, которые выполняли любое наше распоряжение. В нашей жизни произошли огромные перемены. Мне хотелось, конечно, что-то изменить, но не настолько.
– А мне нравится свободная жизнь, – тут же заявил Федор.
– И что, ты не желаешь возвращаться на станцию? – спросила его Таис.
Федор заверил, что нет и что на станции нечего делать.
– Станция – это место для детей. Она не меняется, она как инкубатор. А мне хотелось двигаться вперед. И еще хотелось выбраться из-под власти роботов.
– Только мы теперь зависли тут, без дома, без средств к существованию.
– Ничего. Скоро попадем к нелегалам. А там свободная жизнь.
– Только вряд ли вам такая свобода понравится, – вмешался в разговор Григорий. – Там свои правила. Там жрецы, которые управляют народом, там наверняка прячутся остатки повстанцев. И там нет никакой цивилизации. Костер, охота, рыбная ловля, земледелие. Каждая пара брюк, каждая юбка там наперечет, потому что делается все вручную. Вы к такому не привыкли, ребятки.
– Мы будем сами по себе. Мы точно не превратимся в зверей, поэтому помощь жрецов нам не нужна, – тут же заверила его Таис и протянула ноги поближе к костру.
– Смотри, чтобы искры не прожгли подошву, – наставительно сказал Григорий.
– Расскажи о прошлом. Что ты помнишь про войну? – попросил вдруг Федор.
А действительно, пусть расскажет. У Таис были довольно смутные представления о том, что на самом деле случилось на Земле. Смутные и отрывистые.
– Что вы хотите узнать? – уточнил Григорий.
– Все. Мы хотим знать все. Нас учили, что человечество здравствует и развивается на Земле и что людям живется хорошо. А нам на станции – так вообще лучше всех.
– Так и было. Те, кого забрали на станции, были лучше всех. Их отбирали по расовым, физическим и умственным критериям. Самых здоровых, самых умных и самых ярких представителей национального типа. Белокожих отдельно, чернокожих отдельно. Это теперь мы знаем, что делалось это для того, чтобы сохранить генофонд человечества. Всех остальных было решено уничтожить. Оставшиеся на Земле люди должны были умереть от вируса. Его запустили синтетики сразу после того, как были заселены станции. На тот момент синтетики уже составляли половину Международного сената. Они сказали, что это не убийство, что люди просто изменятся, утратят агрессивность, перестанут представлять угрозу для планеты. В те времена как раз и началась война между материками, поэтому вирус оказался очень кстати. Он мутировал, и большая часть людей просто умерла, а не превратилась во фриков. Остров Саб и подобные ему опустели. На двух главных материках есть обширные пустынные территории, где не найти ни одного человека. Ни роботов, ни людей – никого.
Григорий замолчал, а мама Надя медленно проговорила:
– В те времена каждый выживал как мог. Мой сын тогда уже родился, мне повезло – я работала на Всемирном материке, в лабораториях. У меня была своя квартирка, пропуск для свободного передвижения по городу. Когда на материке вспыхнула эпидемия, нас предупредили, что лучше уехать. Каждый куда может, но подальше от больших городов. После долгих мытарств мы с сыном очутились на Сабе, который к тому моменту уже опустел. Его население очень быстро вымерло от вируса.
– Да, я помню, как вы с мальчиком появились. – Григорий оживился, улыбнулся. – Твой сынишка был бойким и любознательным, совал нос всюду, куда не следовало. Но и умным был, уже тогда знал все компьютерные языки. Ричард говорил, что он подает большие надежды, что он – будущее планеты.
Глаза мамы Нади буквально засветились, она заулыбалась, лоб разгладился, брови поднялись, и Таис вдруг подумала, что этой женщине совсем немного лет. Она вовсе не среднего возраста, она молода, и блеск ее серых глаз делает ее не просто миловидной, а необыкновенно красивой. Глаза ее – как светлые окошки в большой добрый мир. Что могло ее так преобразить? Что могло согнать озабоченность и обреченность с мягких черт ее лица?
– Да, мой мальчик был еще тот выдумщик, я помню. Он мечтал придумать собственный летающий дрон, который служил бы только людям, а не синтетикам. Чертежи чертил, рисовал его. Помнишь, сколько у него было блокнотов?
– Как не помнить? Он еще настраивал мне нейтфон для связи с сестрами. Разобрался, в чем там проблема, и справился. Он, две девочки Ричарда да мальчишка Александра – вот и все дети повстанцев с острова Саб. Твой был самым младшим.
– Он и погиб раньше других. После при взрыве ангаров погиб Сашин сын. А девочки оставались в живых. По крайней мере до тех пор, пока нас не захватили.
– Римма была тоже совсем молодой. Ей только исполнилось семнадцать. Мы к ней относились как к ребенку.
– Я помню. Таис немного похожа на нее. Римма была такая же стремительная, невысокая и худенькая, как ты, Тая. – Мама Надя слегка погладила Таис по плечу и предложила всем травяного настоя. – Он не сладкий, зато полезный, – пояснила она.
Таис приняла у нее из рук глиняную чашку, полную дымящегося отвара – чашки умудрился захватить при побеге шустрый Вар, – еще раз посмотрела в добрые глаза и все поняла. Надя все еще любит своего умершего сына, и на самом деле это любовь преобразила ее черты. Или воспоминания о любви – сейчас сложно понять. Таис не могла до конца разобраться во многом, но одно было ясно – люди погибли потому, что разучились любить. Утратили семьи и детей. Перестали заботиться о близких. Каждый стал сам по себе, и умер каждый тоже сам по себе.
А те, кто умел любить, – те и уцелели. Даже если их близкие давно погибли, любовь все равно жила в их сердцах и все равно сохраняла от вируса.
И Таис ровным голосом сказала об этом. Ее отрывистые фразы звучали точно приговор. Они звенели над пылающим костром, и возразить было трудно.
– Вы разучились любить, и поэтому погибли, – закончила она.
– Мы в этом уверены, – согласился Федор.
– Возможно, – не стал возражать Григорий. – Вы выжили, значит, у вас получилось. Значит, вы знаете, как можно выжить. И вы есть друг у друга. Вы нужны друг другу, чтобы не превратиться в зверей. Мы с Надей тоже нужны друг другу, хотя нам сложно найти путь даже к самим себе. Я слишком сильно ненавидел, чтобы любить. Я не заводил подругу и не желал иметь семью. Я думал, что вся моя жизнь посвящена борьбе за планету. У меня была великая миссия, только вот завершилась она очень быстро. Последние пять лет я был бесплатным рабом своих врагов, если можно так сказать. Может, если бы у меня были близкие люди, все вышло бы по-другому. Но наверняка этого не может утверждать никто.
– Кто-то ненавидит, а кто-то любит. Я умею и то и другое, – с легким презрением протянула Таис. – Я ненавижу роботов, и я люблю друзей. Это просто. Не обязательно выбирать что-то одно.
– А может, выбрали за нас, – продолжил рассказ Григорий. – Чипы уже тогда были в наших головах. Простенькие, они служили защитой от вируса. Всем, кто входил в повстанческие отряды, полагались чипы. Мальчик Нади уже умер к тому времени. Мы голодали, продуктов не хватало. Все имевшиеся ресурсы мы направляли на борьбу, мы и думать не могли ни о чем другом. А роботов вроде Вара, чтобы рыбу ловить, у нас не было. Были доны-пятнадцатые, которые составляли наши основные силы. До той поры, пока синтетики не научились их вырубать.
– Мне и сыну чипы не ставили. Мы отказались, – заметила Надя.
– Почему? Почему ты отказалась? Я тогда все хотел спросить тебя, но как-то не выпадал удобный случай. – Григорий повернул к ней грустное лицо, в его глазах отразились отблески огня, придавшие его чертам остроту и трагичность.
– Я знала, что чипы – это способ управлять людьми. Какая разница, кто управляет? Синтетики или вожди повстанцев?
– Значит, ты знала больше нас.
– Но я не могла говорить об этом. Я должна была думать о себе и о сыне. А после его смерти все утратило значение. К чему бороться за жизнь, если после тебя не останется детей? Никого не останется после нас.
– Теперь смысл есть. Останутся вот они. – Григорий кивнул на Таис и Федора.
И тут Федор заговорил:
– Я не собираюсь присоединяться ни к повстанцам, ни к нелегалам. Я сам за себя и за Таис. Любовь и ненависть, злость и доброта – все находится у нас здесь. – Он похлопал себя по груди. – Все находится в нашем сердце. Но я желаю сам выбирать, как мне поступать. Возможно, я ошибусь, но это будет моя ошибка. Я хочу иметь право на ошибки. Но я не хочу подчиняться кем-то придуманным программам, даже если эти программы будут казаться хорошими. Потому что я не робот.
– Вот видишь, Надя, они младше нас, но гораздо мудрее. Горькая у них мудрость, но правильная. Поэтому есть смысл жить, хотя бы ради этих детей. Поэтому наша задача – помочь им выбраться с острова живыми. А они смогут оставить после себя потомство.
– Если только у них хватит храбрости. – Надя улыбнулась.
– На этот счет можешь не сомневаться. Остров нелегалов их изменит. Это место, где никто не остается прежним, и мы тоже изменимся.
– Ты знаешь об этом острове слишком много.
– Я там был. Однажды.
– Расскажешь? – Таис нетерпеливо заерзала, натягивая на плечи куртку.
– Не хочу. Хватит рассказов на сегодня. Давайте ложиться спать.
Дождь прекратился, и Таис выбралась наружу. Она подняла голову, всмотрелась в плывущие облака, за которыми крохотные звезды казались яркими и умытыми. И вдруг одна из самых ярких и красивых звезд вспыхнула и рассыпалась на крохотные искры.
Это походило на далекий фейерверк. На вспышку, маленькую, но сильную. Таис улыбнулась, наблюдая, как облака закрывают исчезнувшую звезду, и подумала, что на самом деле даже звезды умирают.
– Взорвался корабль на орбите, – проговорил за спиной Федор.
Его голос прозвучал так неожиданно, что Таис вздрогнула. Оглянулась, спросила:
– Думаешь, это крейсер синтетиков?
– Я не знаю. Это может быть и наша станция.
– Нет. Федь, это не может быть наша станция! Скажи, что это не так!
Ужас охватил мгновенно. Полыхнул жарким костром внутри и заставил покрыться липким потом.
– Успокойся. Это не так. Пошли спать, – потеплевшим голосом заверил ее Федор.
Мама Надя заботливо укрыла Таис единственным коротким покрывалом, которое Вару удалось захватить при побеге, принесла чашку терпкого отвара и ласково пожелала спокойной ночи.
Пушистик, поджав хвост и гневно фыркая на огонь, пробрался под бок к Таис, поерзал, устраиваясь поудобнее, свернулся калачиком и засопел.
Федор заметил, стягивая с ног ботинки:
– Все-таки считает нас своими. А я уж думал, что этот зверь теперь сам по себе.
Таис только улыбнулась в ответ. На самом деле она была рада, что Пуш вернулся. Он стал старым другом, молчаливым, зубастым и непредсказуемым. Но временами он очень сильно напоминал о станции, друзьях, родных коридорах и казался живой частицей прошлого, которое уже не вернется. И Таис, почесав зверька за ухом, вздохнула.
Спокойного сна не вышло. Сначала проснулся Пуш, заерзал, завозился и почему-то заскулил, тихо и протяжно. Тоска и тревога в его голосе мигом прогнали сон, который Таис даже не успела запомнить. Она подскочила, посмотрела на подернутые серым пеплом остатки костра, на спящую Надю. Григорий тоже проснулся, приподнялся и теперь недоуменно смотрел на Пуша. А тот выбежал наружу и принялся нюхать воздух. Загривок его ощетинился, уши распрямились, хвост нервно задергался из стороны в сторону. Во всем его теле – в каждом мускуле, в каждом волоске – ощущалась напряженность и беспокойство.
– Он что-то почуял, – тихо проговорила Таис.
Проснулся Федор, потянулся.
– Что еще? – спросил недовольным голосом.
И тут появился Вар. Он шумно спрыгнул с большого камня, за которым находилась уводящая наверх тропинка, и сообщил:
– Нелегалы. Они здесь, я их видел. Забирался на скалы. Их блокираторы уже работают, плоты входят в бухту. Два плота. Вам пора.
Ну вот и все. Похоже, что пребывание на острове Саб закончилось. Прощай Мусорка!
Таис обрадовалась. Несмотря на уют и спокойствие их нынешнего прибежища, ее слишком тяготила неизвестность. Теперь наконец все решится.
Собирались недолго, да и нечего было собирать. Пара мисок, остатки муки, рыбы. Одежду натянули на себя – ночь была прохладной. Таис и Федор облачились в спасательные жилеты. Вар уже шагал по пояс в воде и нетерпеливо оглядывался: мол, что вы там копаетесь, давайте быстрее.
Вода показалась еще холоднее, чем в прошлый раз, и Таис про себя прокляла роботов, океан и Землю заодно. Она едва не задохнулась, пока добирались через туннель в скале, вода все-таки попала ей в нос, и она долго кашляла и плевалась, когда выбрались на поверхность.
Бухта тонула во мраке, на небе не сияло ни единой звезды, лишь угадывались нависающие облака. Тишину нарушил только всплеск воды: рядом всплыли Федор и Пушистик. Григорий, Вар и Надя двигались совершенно бесшумно.
– Плывем к берегу, – распорядился Вар и так быстро заработал руками, что почти сразу же скрылся из виду. Впрочем, берег оказался гораздо ближе, чем думала Таис. И вот уже ее ноги коснулись дна, и она, отплевываясь и дрожа, выбралась на поверхность.
– Н-н-нам бы к-к-костер, – стуча зубами, сказала она.
– Никаких костров. Иначе нас быстро вычислят, – отрезал Григорий.
Федор принялся было торопливо стягивать с себя жилет, но Вар его остановил.
– Вам придется плыть на плотах. Не снимай жилет. Они скоро будут здесь, я их чувствую. Их блокираторы чувствую. Они рядом.
Вар ткнул пальцем куда-то в темноту, но Таис ничего не смогла рассмотреть. Впереди царил такой мрак, что не видно было, где океан сливается с небом.
Вар мотнул головой, отступил от пенистой кромки воды, забрался на высокий камень, торчавший посреди пляжа, точно часовой.
– Вот они, – наконец сказал он.
И Таис увидела людей. Сначала показалось, что человеческие фигуры просто так парят над водой, и невозможно было рассмотреть их лица, только еле различимые контуры. Но потом она догадалась, что на самом деле люди плывут на плотах, и все их движения настолько умелы, что плоты движутся практически беззвучно.
Вар отбежал еще дальше, к еле различимой группе деревьев, подобравшихся почти к самому океану. Помотал головой и крикнул оттуда, что уйдет вглубь, иначе блокираторы его вырубят.
И вот Вар скрылся среди деревьев, а к берегу приблизилась пара плотов, сколоченных из огромных толстых бревен. На каждом возвышался небольшой деревянный домик с плоской крышей, и на каждом было по четыре человека. Пятеро высоких бородатых мужчин и трое мальчишек, ровесников Таис.
– Времени мало, мы засекли высокую активность дронов. Они могут перехватить вас, как только мы отплывем, – пробасил один из нелегалов, перебираясь на берег. – Где платы? Мы выгрузим продукты, как только получим платы.
Он был грубоватым, быстрым и резким, этот бородатый человек в широких штанах и кожаном жилете. Его волосы были мокры от морских брызг, а от деревянного шеста в огромных ручищах так и веяло опасностью.
– В этот раз плат нет. И роботов нет. В этот раз надо забрать нас четверых. У нас большие проблемы, наши чипы не работают. Мы теперь без чипов. Мы просим убежища у вас, на вашем острове, – сказал ему Григорий, подойдя почти вплотную.
Бородатый главарь замер на пару секунд, потом уточнил:
– Это значит, что у вас нет никаких плат? Вы ничего не нашли?
– Сейчас нет, но у нас есть кое-что другое. Вам понравится, – торопливо ответил Григорий.
Бородач резко развернулся, зашел в воду, приблизился к плоту и, уже забираясь на него, заявил:
– Ничего другого нам не нужно. У нас с вами был договор: платы в обмен на продукты. Нет плат – нет продуктов. Никого из ваших нам не надо, мы не желаем себе проблем.
Бородач распорядился уплывать, и плоты, замершие было у самого берега, тяжело вздрогнули. Двое худощавых мальчишек, голых по пояс, взялись за длинные шесты, и тут Федор, рванувшись в воду, запрыгнул на ближайший плот.
– Вы собираетесь нас оставить? Разве вы не люди? Разве вы не помогаете таким же, как вы?
– Эй, парень! – заорал бородач. – А ну, пошел вон! Еще не известно, работает ли в твоей башке чип или нет. А мы разбираться в этом не станем. На острове чипированным не бывать, это правило. Потому пошел вон отсюда!
Бородач врезал Федору шестом по плечу, тот качнулся и едва не упал в воду. Но все же успел отскочить от края и схватиться за шест главаря, не давая ему замахнуться еще раз. И в этот момент прыгнул Пушистик. Как меховой шар, он взлетел на плот и вцепился в руку главаря. Таис могла поклясться, что слышала, как клацнули, смыкаясь, клыки. Бородач взвыл, остальные попятились, уставились на Пуша так, словно он был невиданной зверюшкой. Переглянулись. Бородач пробурчал что-то невнятное, пытаясь сбросить Пуша, но тот разжал челюсти лишь для того, чтобы забраться еще выше, помогая себе задними лапами. Он метил в горло главаря, еще чуть-чуть, и он достиг бы своей цели.
Федор проворно схватил его за шкирку, надавил на холку и приказал:
– Отпусти сейчас же! Кому сказал!
Пуш угрожающе зарычал, мальчишки на плоту охнули, остальные мужчины загалдели, переговариваясь между собой. Но никто не пришел на помощь бородатому вожаку, никто не стал воевать с Пушем. Хотя снять зверька с вожака ничего не стоило.
Федор еще раз стукнул Пуша по затылку, и тот подчинился. Разжал окровавленные челюсти, угрожающе рыкнул и позволил себя оттащить.
– Это твой зверь? – заговорил наконец бородач, стараясь унять кровь.
– Это наш зверь. Он не даст нас в обиду.
– Ваш зверь? – еще раз уточнил бородач, тщательно выговаривая слова.
– Наш зверь! – зло и четко крикнула с берега Таис.
– Тогда забирайтесь на плот, все забирайтесь. Надо было с этого и начинать. Звери семуки святы, мы признаем их владычество. Они наши предки, приблизившиеся к богам, и мы подчиняемся им.
Бородач поклонился сначала Пушистику, после Федору и Таис.
Таис уставилась на него, открыла рот и чуть не засмеялась. Он что, теперь и ей с Федькой тоже будет поклоняться?
– Забирайтесь. Двое на один плот, двое на другой, – продолжал распоряжаться бородач.
Раны его нисколько не смущали, он окунул руки в воду, наскоро перемотал их какими-то тряпками и взялся за шест. Остальные тоже заработали, молча и напряженно. Лишь один из бородачей спросил:
– Значит, плат нет? Продукты оставляем?
Главарь остановился на мгновение, посмотрел на все еще рычащего Пуша, которого держал Федор, поморщился и ответил с некоторой настороженностью в голосе:
– Плат нет – значит, и еды нет. Договор должен соблюдаться.
– Еду забирать некому. Вар теперь не сможет вернуться в поселение – его сразу уничтожат дроны. А девочки-робота нет, она погибла, – хмуро пояснил с соседнего плота Григорий.
Таис обернулась к берегу, и только теперь до нее дошло, что мальчишка-робот не сможет поехать с нелегалами. Вар снова забрался на большой прибрежный камень, сел, обхватив руками колени, и от его худенькой угловатой фигурки веяло такой тоской, что у Таис сердце защемило. Вар оставался на острове, он не мог ехать с нелегалами, потому что их блокираторы действовали и на него. Он был из другого клана, он не относился к людям. Вар был роботом и должен был остаться с роботами.
– Подождите! – закричала Таис и прыгнула в воду.
Они не успели отплыть далеко, поэтому волны доставали только до колен, и она могла двигаться быстро.
– Что еще такое? – загудел за спиной бас бородача.
Крикнул что-то о сумасшествии Федор, но Таис не обернулась. Она должна была попрощаться с Варом! Выбравшись на берег, она побежала к камню. Робот все понял, он спрыгнул с другой стороны и встал, слегка подняв кверху ладошки и засветив их слабым светом. Таис увидела его глаза – и они показались ей такими глубокими и такими печальными, что у нее самой чуть не полились слезы.
– Ты хороший парень, Даниэль, – сказала она, назвав робота его первым именем, тем, что дал ему профессор. – Ты настоящий мальчик. Для меня ты настоящий друг, а это самое главное. Я очень хочу, чтобы ты выжил. Уцелей, пожалуйста, Вар. Мы вернемся сюда и найдем тебя, я обещаю. Я клянусь, что мы с Федькой найдем способ, как разделаться с синтетиками. И тогда мы вернемся на остров, и ты будешь с нами. Обещай, что уцелеешь!
Вар молча кивнул, и тогда Таис порывисто обняла его. Вдохнула соленый запах мокрых волос, прижалась губами к макушке и поняла, что плачет.
Просто только сейчас она вдруг осознала, что не успела попрощаться ни с Егором, ни с Жанкой, ни с Эмкой – ни с кем из друзей. Она не встретится с ними больше, скорее всего не встретится. Вряд ли получится подняться на орбиту к станции, вряд ли они найдут подходящий крейсер или хотя бы катер.
Станция потеряна навсегда, а вместе с ней и все друзья, все люди, ставшие дорогими и близкими. На самом деле все они были ее семьей, даже умная и противная Эмка. Таис любила их всех и дорожила ими. А теперь ей остаются только воспоминания о них. Точно так же, как у Нади и Григория. И утешает только одно – ее друзья живы. И Колька, и Эмка, и Егор, и Жанка. И все остальные дети со станции.
Они живы, и даже если увидеть их не суждено, мыль о том, что все у них хорошо, греет и утешает.
И Таис еще крепче прижала к себе Вара.
Потом грустно улыбнулась, быстрыми движениями вытерла слезы и зашагала по мягкому песку пляжа. Федор что-то кричал, спрыгнув в воду, и показывал куда-то вдаль, бородач ругался, остальные тоже смотрели осуждающе.
Скользкие доски плота нехотя приняли ее, норовя выскочить из-под ног, тяжелые бревна качнулись и двинулись вперед, к краю залива. Навстречу большой и темной воде.
– Ты с ума сошла? Ты это видишь? – яростно спросил Федор и ткнул пальцем куда-то в небо.
Таис посмотрела вверх и только сейчас заметила два дрона – два плоских больших диска, бесшумно реявших над прибрежным лесом. Их короткие лучи время от времени расчерчивали пляж ровными линиями.
– Тут же блокираторы, они не смогут к нам подлететь, – заметила она с ехидцей в голосе.
– К нам нет, но ты была на пляже, – жестко уточнил Федор.
Дроны начали стрелять – зашипела вода, полетел песок. Приблизиться они не могли, держали расстояние, но вода совсем рядом с плотом вскипала, пенясь под яростными выстрелами. Из-за скальной гряды показались еще диски – сразу три – и тоже открыли огонь. Разорванная в клочья ночная мгла расползлась, и стало видно, как сквозь воду просвечивает каменистое дно. Вдруг один из выстрелов достал до края плота, и щепки от него полетели в разные стороны. Следующий же выстрел достал Федьку, тот вскрикнул и упал в воду так быстро, что Таис и опомниться не успела.
– Включайте блокираторы на всю мощность! – крикнул бородач. – И помогите новичку!
По его команде в воду кинулся один из мальчишек, но Федька и сам вынырнул рядом с краем плота, ухватился за него. Таис кинулась помогать, стоявший рядом Пушистик зашелся в злом рычании. А вода рядом с плотами все еще пенилась от выстрелов, и дроны подбирались как можно ближе.
Но вдруг все стихло – Таис не сразу поняла почему. Она помогла втянуть Федора на плот, глянула на его плечо и чертыхнулась, увидев широкую рану, тянувшуюся от самой ключицы. Кровь тут же залила одежду, бревна и Федькины руки.
Плот между тем увеличил скорость, а дроны отстали. Как-то в один миг они оказались далеко, их выстрелы перестали будоражить волны, и вода снова стала темной.
– Ушли, – спокойно сказал бородач, опершись на шест. – Вот и славно. Блокираторы пусть остаются на полной мощности. Давайте этого парня в рубку, посмотрим, как можно его заштопать.
Он кивнул на Федора и направился к рубленому домику с плоской крышей, располагавшемуся в самом центре плота.
Неглубокие глиняные чашечки с кручеными фитилями служили светильниками. Они чадили и горели тусклым желтым светом, но их было много – расставленные на узких полках, они худо-бедно освещали комнату.
Домик на плоту все называли рубкой, но корабельную рубку их станции, оснащенную по последнему слову техники, тут ничто не напоминало. Деревянный шкафчик, небольшой, почти игрушечный, на стенах множество крюков, на которых висели плащи и какие-то рыболовные снасти, да широкий сундук, тоже деревянный, – вот и вся обстановка.
Федора устроили на этом сундуке. Он морщился и временами не мог сдержать стона, но двигался сам и сознание не терял – а это при ранении главное, насколько Таис знала. Бородач поднес плошку к самому плечу Федьки, пожал плечами и выдал:
– Ерунда, царапина. Заживет за несколько дней. Сама сможешь зашить? У меня нынче каждый работник на счету. Время поджимает.
– А чем зашивать? – неуверенно пробормотала Таис.
С ранами она справлялась на станции, но там было просто. Были скобы специальные, мази. Помазал, зажал – и готово. А здесь, видимо, пользуются чем-то другим.
– Иголкой и ниткой, чем же еще. Могу предоставить прямо сейчас.
– Как иголкой? – не поняла Таис.
– Вот же дуреха попалась, – буркнул бородач и покосился на лежащего у порога злого Пушистика, который скалился и дергал ушами. – Берешь иголку, нитку, обрабатываешь и зашиваешь. Юбки себе небось шила? Шить умеешь? Так тут точно так же.
– Я не шила себе юбки! Мы не занимались такой ерундой! – Таис разозлилась. – А что, у вас нет мазей или скоб?
– Не ори, Тай, – еле выдавил из себя Федор, после обратился к бородачу. – Она действительно не умеет шить. Мы с орбитальной станции, мы не занимались такими вещами. Ей надо показать, как это делается.
– Что там у вас? – В дверной проем заглянул лохматый мальчишка. Он посмотрел на Таис и сверкнул глазами. Взгляд дерзкий, быстрый, с искоркой собственного превосходства. – Чего эти поселенские хотят?
– Придется мне повозиться, справляйтесь сами. Не теряйте скорость.
– Непросто будет без тебя.
– Не ной. Пошел, я сказал! – резко отрезал бородач, и мальчишка тут же исчез в проеме.
Главарь достал из шкафчика деревянную шкатулку, открыл, и Таис увидела странные закругленные иголки, множество бинтов, ножницы и какие-то бутылочки с темными крышками. И еще несколько странных и непонятных железячек.
– Смотри и мотай на ус, я дважды не повторяю. Не сможешь – твоя проблема в следующий раз. Шить твоего мужа никто из наших не станет.
– Он мне не муж! – Таис чуть не подавилась от удивления.
– А кто? Брат?
– Мой парень.
– Без разницы. Хотя, на мой взгляд, тебе давно пора замуж. Тебе придется помочь мне. Рана пустяковая, шести швов, пожалуй, хватит… – Бородач осмотрел плечо, достал из шкатулки какую-то бутылочку, зубами вытянул пробку и велел: – Теперь терпи, парень. Уж не знаю, как вы лечились раньше, но здесь у нас все быстро и резко.
После этих слов он щедро залил рану темноватой, терпко пахнувшей жидкостью. Федор дернулся и заорал от боли, бородач распорядился:
– Держи его, девочка. Да живее, что встала!
Он привык приказывать, и Таис сразу ощутила его властность. Ей тут же захотелось выдать бородачу какую-нибудь гадость и сказать, что ей он не указ, но сейчас было не до разборок. Надо помочь Федору, хотя будет ли толк от такой помощи?
Таис в этом сомневалась, поэтому, придержав друга за плечи, растерянно взглянула на главаря.
– Не так. Держи крепко, чтобы лежал и не мог двинуться. Чтобы не мешал. Хотя страшного тут нет ничего, но вы, судя по всему, к боли не привыкшие. Нежные растения, черт бы вас побрал. Плодят вас чертовы роботы, на кой ляд, спрашивается?
Пуш зло зарычал из своего угла, подошел поближе, и бородач умолк. Его запястья все еще были обмотаны кровавыми тряпками, и Таис кивнула на них:
– А ваши раны кто будет обрабатывать?
– Это ерунда, а не раны. Они и так заживут. У вашего семука еще слишком мелкие зубки, чтобы серьезно ранить. Не болтай. Смотри в оба.
А дальше началось совсем уж варварство. Оказалось, что бородач зашивает рану буквально так, как это делали в старину, в Средневековье. Нитка в иголку – и вперед. Стежок за стежком. Федор морщился и ойкал, но уже не кричал. Видимо, мог терпеть. Таис нервничала, кусала губы, но не отводила глаз. Она поняла, что ей еще пригодится эта наука, а бородач из тех, что два раза не показывают.
Ладно.
Вот они, значит, какие, настоящие люди Земли. Чипов у них в головах нет, и поэтому они могут вести себя так, как им нравится. Таис хмуро сосредоточилась, внимательно наблюдая за действиями бородача. Ей уже доводилось обрабатывать раны, потому она разбиралась в таких вещах. Швы у главаря выходили ровными и умелыми – короткие стежки, соединяющие края.
– Вам повезло, что стреляли не пулями. Лучевая рана быстрее заживает, потому что меньше инфицирована. А если пуля попадет, ее придется вынимать. Соображаешь, что говорю? – пропыхтел бородач, обрезая нитку ножом.
Таис кивнула.
– Вот и соображай. Рана зашита. Смажь ее мазью и накладывай бинты. Делай сама, не стой, вытаращив глаза.
И бородатый главарь вышел из рубки, наклонился к воде, сполоснул руки и взялся за шест. Плот двигался вперед, оставляя позади остров Саб. Таис лишь мельком глянула на ставший далеким берег, ее теперь занимал только Федор.
Из раны все еще сочилась кровь, но уже совсем немного. Федька лежал, закрыв глаза, глубокая складка между бровями и крепко сжатые губы делали его лицо похожим на маску. Белую скорбную маску.
– Федь, все будет хорошо. Он зашил рану, нормально. Теперь все будет нормально, – торопливо пробормотала Таис, пытаясь найти в деревянной шкатулке мазь. Бутылок было несколько – и с узким горлышком, и с широким. Мазь оказалась только в одной, пузатой, темной и закрытой деревянной пробкой. Пахнуло чем-то резким, мятным, и Таис подумала, что это то, что надо.
Ей хотелось знать, что это за лекарство и как оно помогает. Вдруг оно опасно? Вдруг от него не будет никакой пользы? Бородач обработал рану дезинфицирующим средством перед тем, как зашивать, и иголку с ниткой тоже обработал. Но все равно инфекция могла остаться, и против нее может помочь только антибиотик. Содержит ли мазь антибактериальные вещества?
Все плечо и рука у Федора были в крови, пришлось оттирать кусочком бинта, смоченным в морской воде, другой воды на плоту не нашлось. После Таис смазала рану мазью и наложила повязку, немало времени провозившись с бинтами. Федор устал и замерз, но все равно порывался встать и выйти наружу.
– Да сиди уже, они и без нас справятся. Тебе надо отдохнуть, – велела ему Таис.
– Рана действительно пустяковая, – побелевшими губами пробормотал Федор, силясь подняться. – Я просто посмотрю, как далеко отплыли.
– Ложись! Нечего там смотреть. Я сама гляну и расскажу. Давай укрою тебя плащом каким-нибудь. Они все пропахли рыбьей чешуей, как будто в них рыбу заворачивали.
Таис сняла с одного из крюков плащ, подбитый с изнанки мягкой материей, и укрыла друга.
– Нелегалы сами знают, куда плыть. Так что лежи. А я посмотрю и расскажу тебе.
Федор подчинился, и Таис понимала, что на самом деле ему и самому хотелось полежать. Он вытянулся на сундуке, попросил ее быть осторожнее и закрыл глаза.
– Я буду осторожна, – заверила его Таис.
А снаружи меж тем стало светать – посеревшее небо, нависавшее над водой тяжелыми тучами, хмурилось и клятвенно обещало плохую погоду. Теперь можно было разглядеть остров, ставший далеким и неясным, и Таис почувствовала явное облегчение при виде его темного, изрезанного скалами берега. Саб с его управляемыми людьми и роботами остался позади. Второй плот плыл впереди, Григорий ловко орудовал большим гребным веслом у самого его края. Стоявшая возле рубки Надя смотрела в сторону уменьшающегося Саба. Наверное, думала о прошлом, которое связывало ее с островом. Таис помахала ей рукой, и Надя улыбнулась. Жестом спросила, что с Федором.
Таис кивнула и сложила кольцо из большого и указательного пальцев: все в порядке.
Ведь сейчас действительно все в порядке. Федор жив, и его рана обработана. Она должна зажить, бородач сразу сказал, что ничего серьезного нет.
На стенах рубки висели плоские квадратные планшетики – этакие небольшие, размером с ладонь, приспособления. Посередине каждого из них мигал крошечный желтый огонек, и можно было сразу догадаться, что это и есть блокираторы.
– Как они работают? – уточнила Таис у мальчишки-гребца.
Тот оглянулся, пожал плечами:
– Кто их знает? Мы сами не разбираемся. Заряжаются от солнечной энергии, зарядки хватает на несколько суток. Они блокируют всю электронику и все электричество заодно. Мы их только включаем и выключаем. И заряжаем.
Таис понимающе кивнула.
Едва Саб скрылся за горизонтом, как впереди показалась высоченная скала, торчащая вверх острым зубцом. Она поднималась из океана одиноким указующим перстом, приковывая к себе внимание.
– Что это? – ткнула пальцем Таис.
– Акулий зуб, – тут же ответил парень. – Нам туда. Наша субмарина всегда там пришвартовывается.
– Субмарина? – удивленно переспросила Таис.
– А ты думала, что до острова Свободы мы доплывем на плотах? – ехидно прищурился парнишка и с силой взмахнул веслом, разгребая толщу воды.
– Я ничего не думала.
Она действительно уже и не знала, что думать. Выходит, что у нелегалов тоже есть высокие технологии и не такие уж они и дикари, какими описывал их Григорий.
– Как тебя зовут? – спросила Таис парня.
– Нат, – быстро ответил тот.
– А я Таис.
Парень снова взмахнул веслом и ничего не ответил.
Акулий зуб быстро приближался, вырастая на глазах. Его серые, лишенные растительности склоны служили прибежищем для морских птиц, поэтому крикливые пернатые то и дело проносились над плотом. Розовеющий горизонт возвещал скорый восход солнца.
Таис ждала восхода, потому что совсем замерзла и устала от мрака и неизвестности. Когда подплыли к скале, поразившей девушку своими огромными размерами и неприступностью, показались две белые башенки, выступающие из воды недалеко от каменистого склона. Укрытые от ветра и от любопытных глаз, они казались странными, невероятными. Сверху у них были площадки, опоясанные железными бортиками, и только когда плоты подошли совсем близко, Таис поняла, что эти полуметровые башенки на самом деле были частью какой-то машины, угадывающейся сквозь толщу воды.
Посмотрев вниз с края плота, Таис углядела огромный белый корпус и догадалась, что это подводная лодка нелегалов. Интересно, блокираторы ведь должны на нее воздействовать.
Она оглянулась на планшеты-квадратики, висевшие на стене рубки, и с удивлением заметила, что они выключены. Желтые огоньки погасли, и их темная поверхность казалась совершенно безжизненной.
– Что, блокираторы уже успели выключить? – спросила она у парнишки.
– А зачем они тут? Роботы сюда не суются, какой им тут интерес?
– Ага, понятно, – протянула Таис, хотя на самом деле ей вовсе ничего не было понятно.
– Приплыли, швартуемся! – скомандовал между тем бородач. – Заводим плоты в гавань.
И он ухмыльнулся, почесывая забинтованной рукой живот. При дневном свете стало видно, что нос у него здоровенный и кривой, а волосы темно-русые и короткие. Он довольно улыбался, и зубы у него оказались на удивление белыми и крепкими. В ухе качалось медное колечко, на шее висела цепь из непонятного металла. Вроде бы и не желтая, но и на серебро не похоже.
– Ну что, дети, сейчас вы увидите настоящих людей, а не то их подобие, что обитало с вами на Мусорке, – пробасил он. – Что там с вашими чипами? Отключены, говорите? Это мы проверим. И если вы обманывали – никакой семук вам не поможет.
Бородач посмотрел на Пуша, который сидел у рубки и скалил зубы, и покачал головой.
– У нас с Федором вообще нет чипов. Мы со станции. С той станции, что на орбите. Мы прилетели оттуда, – ответила ему Таис.
Глава 12Эмма. Крейсер «Дракон»
По сравнению со станцией корабль оказался небольшим. Два его главных коридора поднимались сразу от шлюза, их одинаковые ступеньки вели в разные стороны, белые поручни сияли чистотой. Шлюзовая камера находилась на первом уровне, и, поднявшись наверх, Эмма увидела матовые стеклянные двери, темные и непроницаемые, и такие же стеклянные стены с одной стороны коридора.
Они отражали растерянную лохматую Эмму, высокого смуглого Ника, поникшего Колю у него на руках и светловолосую кудрявую женщину, встречавшую их в коридоре.
– Это стекло? – уточнила Эмма. Она дотронулась до стены рукой и удивилась, что та теплая.
– Это сплав с Живым металлом. Он обеспечивает температурный режим в жилых отсеках, – как обычно, тщательно выговаривая слова, пояснил Ник.
Эмма кивнула, хотела было спросить, как же это может быть, ведь стены не горячие, им не под силу обогреть все каюты, но не стала. Какая разница, в конце концов? Значит, есть еще источники тепла. Сейчас надо беспокоиться только о Коле. И постараться не думать о станции. Потому что чем дальше Эмма шагала по коридору, тем отчетливее осознавала, что уже никогда больше не услышит Мартина.
Только теперь пришло понимание того, насколько она привязалась… к искусственному интеллекту. И как сильно любила свою станцию. Может, поэтому она не стала фриком?
Женщина повернула к каким-то дверям, они тут же разъехались, совершенно бесшумно, и за ними показалась просторная комната с множеством белых шкафчиков и еще каких-то диковинных приспособлений.
– Это медблок, – пояснил Ник.
Он пристроил Колю на высокой кушетке, сказал что-то женщине и взял Эмму за руку.
– Пошли, поедим что-нибудь. Мэй-Си – это жена моего брата Люка. Она знает, что делать. У нее хорошо получается.
Женщина уже хлопотала над Колей, доставала какие-то баночки, блестящие инструменты, подсоединяла к рукам парня гибкие тонкие трубки. Эмма замерла буквально на пару секунд, пытаясь поймать взгляд незнакомой хозяйки корабля, но та не поворачивалась. Ее руки с длинными пальцами уверенно и проворно делали свою работу, и она не произносила ни звука. Как будто и так все было ясно и понятно и больше никаких пояснений не требовалось.
Эмма ощущала жаркое беспокойство, выедающее душу ненасытным огнем, она понимала, что жизнь почти покинула ее друга, что шансов слишком мало. Но технологии пришельцев казались уникальными и могущественными. Кто знает, какими медицинскими технологиями они владеют?
– Нам надо поесть, – снова напомнил Ник, и Эмма вздрогнула, выходя из оцепенения. Кивнула и последовала за своим новым товарищем.
В коридорах было тепло и уютно. Шагая по гладкому полу, покрытому широкими прямоугольными плитами ярко-синего цвета, Эмма поймала себя на том, что прислушивается, стараясь уловить детские голоса, к которым так сильно привыкла. И у нее получается! Она слышит детский смех, какой-то отдаленный грохот и быстрый веселый разговор: слов не разобрать, но общее радостное настроение чувствуется очень хорошо.
Неожиданно под ноги ей попалась игрушка – в том, что этот предмет предназначался для игры, сомневаться не приходилось. Это был большой дракон, вырезанный из дерева, с тонкими вставками из блестящего металла, с приделанными внизу колесиками и головой, которая могла подниматься и опускаться. Глаза дракона горели настоящим огнем – видимо, светились лампочки внутри, и он отлично подходил для того, чтобы на нем катался какой-нибудь трехлетний карапуз.
Эмма осторожно обошла его, Ник же легко пнул ногой, и игрушка откатилась в сторону.
– Это дети Люка бросили, – пояснил он. – Всегда кидают свои игрушки.
– Сколько у Люка детей? – рассеянно спросила Эмма.
Ей вдруг стало любопытно, сколько же малышни на корабле?
– Трое. Два мальчика, они… Как вы это называете, когда два ребенка в один раз бывают в животе?
Эмма усмехнулась, услышав такой корявый оборот, и подсказала:
– Близнецы. Или двойня – разницы нет.
– Они родились как двойня. Сразу двое. Им по семь оборотов… Как это у вас, когда проходит один оборот планеты?
– Мы считаем годы, – подсказала Эмма.
– Значит, по-вашему, им по семь годов. Правильно? – Ник ухмыльнулся, оглянулся, и Эмма заметила веселый блеск в его темных, как вишни, глазах.
– По семь лет, если говорить правильно.
– Еще есть девочка, которой шесть годов, но она очень… быстрая, что ли. Не знаю, как по-вашему называют девочку, которая может побить, забрать игрушки и быстро убегать…
– По-нашему будет «боевая девочка».
– Вот! – Ник явно обрадовался. – Это хорошее выражение. У моего старшего брата очень боевая девочка. Это ее дракон. Она говорит, что, когда вырастет, станет летать на драконах.
– На вашей планете водятся драконы?
Ник не ответил. Завернул за угол, и перед ним разъехались широкие створки дверей – тоже из матового стекла, только белого. И Эмма увидела песок.
Много оранжевого песка под розовым небом. Ветер поднимал песчаную пыль на барханах, небо хмурилось толпившимися у горизонта сиреневыми тучами, и впереди виднелась высокая серая скала, на которой сидел какой-то кожистый птеродактиль и чистил клювом крылья.
Пейзаж за окном был настолько ярким, реалистичным, что Эмма ощутила горячее дыхание ветра и даже почувствовала песчинки на губах. Окно занимало почти всю стену столовой – огромной комнаты с высоким потолком и множеством шкафчиков.
– Это не то, что ты думаешь, – принялся объяснять Ник, видимо заметив удивление Эммы. – Это картинка. Такая, объемная. Программа. Окно может работать как проектор, выполняющий программу. Когда долго находишься в космосе, хочется посмотреть на что-то настоящее и теплое. Ты понимаешь?
Шипящие звуки у него выходили совсем мягкими и долгими, и это казалось немного смешным. Только Эмме было не до веселья. Значит, пришельцы любят картинки. Это интересно, это хорошая мысль.
– Картинки выбирает дежурный по кухне. Сегодня должна дежурить моя сестра Нгака, она любит нашу планету. Так выглядит место, где я родился.
– Пустыня? Ты родился в пустыне?
– Можно так сказать. – Ник кивнул и двинулся к шкафчикам.
– Ты ешь мясо? – спросил он, поднимая крышку большой блестящей кастрюльки. – Моя сестра Нгака очень любит мясо и всегда его готовит. У нас есть целая кастрюля тушеного мяса, есть свежие лепешки, только что из духовки, есть листья… – Тут он произнес какое-то странное замысловатое слово, и Эмма удивленно подняла брови. – Это такие мясистые листья красного цвета, они растут прямо на земле, на больших стеблях. У меня на моей планете. Их хорошо тушить с приправами и съедобными корнями. Очень вкусно.
Значит, еда на этом корабле вся сплошь инопланетная. А интересно, мясо каких животных они едят?
– Чье мясо? – спросила Эмма.
– Садись. – Ник кивнул на высокий стул с колесиками. – Это мьёки. Такие большие мьёки с густой шерстью и большими рогами. У нас много запасено мяса мьёков. Это вкусно. – Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и поставил перед Эммой большую глиняную миску с мясом.
Рядом тут же появилась тарелка с темными, мелко порезанными овощами, опознать которые Эмма даже не пыталась. Пахло действительно вкусно, и она только сейчас поняла, что страшно голодна. Что может есть, есть и есть без конца, и потому без лишних слов взялась за длинную вилку с двумя зубцами.
На узком черенке вилки был выгравирован миниатюрный дракончик с огромными крыльями. Тонкая работа, настоящее произведение искусства. Эмма какое-то время удивленно рассматривала рисунок, потом посмотрела на столовые приборы Ника. Тот большую часть пищи брал прямо руками – здоровенные куски мяса, большие овощи, лепешки. Только иногда поддевал ножом то, что трудно было ухватить.
Он ел как настоящий дикарь, и небольшая сережка у него в ухе временами сверкала из-под черных прядей. На деревянном черенке его ножа, покрытом каким-то блестящим лаком, сверкал точно такой же дракон, как и на вилке, только вместо глаз у него были крошечные красные камешки.
– Почему везде драконы? – спросила наконец Эмма.
– Лучше ешь, – быстро ответил Ник. – Не трать время. Наш крейсер называется «Дракон», на нашем языке конечно.
Эмма понимающе кивнула и принялась за еду. Она в жизни не ела ничего настолько вкусного. Сочное мясо просто таяло во рту, свежие лепешки с хрустящей корочкой идеально сочетались с тушеными овощами. Ее миски опустели всего за несколько минут.
На корабле она не видела ни одного робота – значит, посуду тут моют сами. Поэтому она поднялась, поблагодарила за еду и спросила, где тут раковина.
– Нгака помоет. Она дежурная сегодня.
В столовую зашел Жак. Улыбнулся, махнул рукой: мол, привет, старые знакомые, и тоже набрал себе полные миски еды. Устроился рядом с Ником, что-то проговорил на непонятном языке, потом пояснил Эмме:
– Вчера я готовил, а я делаю мясо на таких длинных железных палочках. Получается гораздо вкуснее, чем варить в кастрюле.
В этот момент раздался частый топот, двери поспешно полезли в стороны, пропуская невысокую девочку с темными кудряшками до плеч, с большими серыми глазами и упрямо вздернутым носиком. Она уставилась на Эмму и затарахтела, выдав целый град торопливых и непонятных слов. Вернее, их не понимала только Эмма, братья же весело заулыбались, что-то ответили, и Жак пояснил:
– Она думает, что это ты взяла ее дракона. Игрушку на колесах. На всякий случай говорю, что никогда этого не следует делать.
– Я не играю в игрушки, – покачала головой Эмма. – Я хочу, чтобы вы рассказали о том, какой договор заключили с Гильдией.
– Да что там рассказывать? – Ник пожал плечами. – Все просто.
Ник говорил короткими фразами, немного коверкал некоторые слова, но после его рассказа Эмма стала понимать, что же на самом деле происходит на Земле.
– Вас захватили роботы. Это ци… Сейчас скажу правильно… Это ци-ви-ли-за-ция роботов. Они и нашу планету пытались захватить, но мы отбились. Нам помогли настоящие деревья, это они на самом деле победили синтетиков. Только они умеют их выключать. Синтетики против деревьев не могут ничего поделать. Я и мои братья входим в миротворческий отряд, который следит за тем, чтобы синтетики не расползались по Вселенной. Они могут захватывать разные цивилизации. Планета, на которой их создали, называется Буймиш. А наша родная планета Эльси – она вращается вокруг Буймиша. Она размером как ваша Земля, а Буймиш в два раза больше Земли. Ты понимаешь?
– Понимаю, – кивнула Эмма, хотя совсем не запомнила названия.
– Мы могли бы уничтожить синтетиков на Земле, но людей на вашей планете все равно не осталось. И мы решили: пусть они живут. Земля – хорошая планета. На ней можно хорошо жить. А люди почти все вымерли от вируса. Оставались только люди на станциях. Надо было сохранить генофонд людей. Понимаешь? Вашу расу сохранить надо было. И мы сделали договор с синтетиками, что они оставляют детей на станциях, а мы не трогаем их. Дети могут рождаться и расти, и у них должно быть все хорошо.
– Только синтетики убивали детей, когда им исполнялось пятнадцать лет.
– Тут мы не могли ничего поделать. Роботы говорили, что после пятнадцати дети становятся животными, что все они обречены. Мы собирали силы, чтобы напасть. Нам нужен был предлог, и вот, как только вы захватили станцию, мы отправились вам на помощь.
– Еще станции с детьми есть? – спросила Эмма.
– Еще две. На них тоже делают синтетиков. Но там могут быть взрослые. Мы не знаем точно. Мы надеемся, что люди сохранились на станциях. На самом деле мы мало знаем, что там происходит. Ты нам расскажешь, и мы будем знать.
– Теперь ты часть нашей команды, – продолжил за брата Жак. Он говорил более четко и лучше знал язык. – Теперь ты можешь остаться с нами и стать миротворцем. Как мы.
– Нет уж. Я хочу вернуться к детям. Куда их везут?
– На орбиту Марса. Там наши базы, там мы сможем избавить их от вируса и сделать их жизнь хорошей. Они вырастут и создадут свои семьи, и таким способом мы сохраним ваш народ. Ты понимаешь? – спросил Ник.
– Я понимаю. Если синтетики собирались нас убивать, то зачем лечили, одевали и учили? Учили нас очень хорошо. – Эмма пыталась понять логику синтетиков до конца.
– Это было в начальных программах вашей станции. Я думаю, синтетики не стали ничего переделывать. Одежды и обуви у них много, они производят это на планете. Их биороботы тоже одеваются в одежду, им это тоже нужно.
– Теперь вы захватите остальные станции?
– Не думаю. На самом деле планету Земля синтетикам передали сами люди. Еще в те времена, когда действовал Международный сенат. Люди предоставили синтетикам право действовать. Они думали, что решения, принятые роботами, помогут сохранить планету и само человечество. После этого был введен закон чипов: уцелевшие после атаки вируса люди готовы были принять чипы, с помощью которых можно было выжить. Теперь на Земле только подчиняющиеся роботам люди, их совсем немного. Они не могут иметь детей, и они совсем бесполезны. – Ник махнул ножом, словно подтверждая свои слова, и с силой всадил оружие в оставшийся у него на тарелке кусок мяса.
– Чипированные – уже не люди, – фыркнул Жак. – Вряд ли они смогут существовать без чипов, они сразу умрут. Их тело привыкло к управлению, их мозг слишком спаян с чипами.
– И нет смысла возвращаться на Землю? – уточнила Эмма.
– Нет смысла, – кивнул Ник.
– Но наши друзья туда попали. Таис и Федор. Они взломали один из крейсеров синтетиков, потом им удалось приземлиться. Мы так это поняли. Они оказались на планете и связались с нами, и даже дали дельный совет. Хороший совет они дали – воспользоваться фриками, которые могут воевать против роботов.
– Цемуки. – Жак слегка хлопнул ладонью об стол.
Ник губами снял с ножа последний кусок мяса и проговорил с набитым ртом:
– Цемуки едят все…
Эта фраза у него смешно получилась, потому Эмма слегка улыбнулась. Потом спохватилась:
– Надо бы помочь Таис и Федору, найти их. Может, они прячутся где-то там, на Земле. А на связь с нами они уже не могут выйти… У Кольки на планшете должны остаться их координаты.
– Найдем. Если получится. Но на планету нас не пустят. Синтетики не пускают наши корабли даже на орбиту. Война сразу, – пояснил Жак.
Ник, продолжая жевать, интенсивно закивал.
Все время, пока разговаривали, малышка – кудрявая бойкая девочка – набивала карманы какими-то то ли орешками, то ли сушеными фруктами из большой банки, стоявшей на столе у раковины. Эмма время от времени наблюдала за ее действиями, и ей казалось это смешным. Обычное баловство ребенка – нагрести побольше сладостей.
Это говорило о том, что девочка чувствует себя в безопасности, что она спокойна и ее шалостям никто не может помешать. Ее взрослые дяди лишь улыбались, глядя на кудрявую макушку, и временами что-то говорили на незнакомом языке, добродушное и мягкое. Девочка улыбалась в ответ и мотала головой, отчего ее кудряшки бодро подпрыгивали.
К огромному облегчению Эммы, в ней крепла уверенность, что пришельцы действительно готовы помочь – и помогут. Колька поправится, и все они начнут новую жизнь на орбите Марса.
Землю очень жаль, конечно. Но Эмма там ни разу не бывала. Она понятия не имеет, как это – жить на планете. Потому нечего и переживать по этому поводу. Почти все живы. Почти все целы. Детей удалось сохранить, и теперь можно отдохнуть.
У нее есть совсем немного времени, пока она на семейном крейсере братьев Люка, Ника и Жака. Ей не надо сейчас заботиться о младших детях, не надо принимать сложных и важных решений. Все это берут на себя взрослые люди. Настоящие люди, пусть и с другой планеты.
Эмма ощущала тяжелую и приятную сытость, к которой примешивалась усталость. Ноги гудели, перед глазами временами все еще вставали картинки боя, которые не ужасали, не пугали, а казались самой обычной жизнью. Частью жизни.
Ведь борьба за выживание теперь занимала все основное время. Стала обыденностью, простой вещью, как завтрак или выбор одежды.
Хотелось помыться и лечь спать. Чтобы было тепло, уютно и безопасно. Чтобы смешная кудрявая девочка играла в коридоре и можно было слышать ее смех, чтобы где-то переговаривались сильные и смелые братья Ник и Жак. И чтобы быть уверенной в том, что с Колей все будет в порядке.
В этот момент в дверях появилась Мэй-Си – та самая женщина, которая была женой Люка и матерью кудрявой девочки.
Она быстро приблизилась, посмотрела в упор на Эмму, покачала головой и на чистом всеобщем языке сказала:
– Мне очень жаль. Мальчика спасти не удалось. Он умер.
Когда несешься на магнитной доске, увеличивая скорость и пытаясь войти в поворот, падать очень больно. Короткий миг полета, понимание, что сделать уже ничего нельзя, только вытянуть руки – и удар. А дальше погружение в боль, искры из глаз и сознание собственной беспомощности.
Эмма смотрела на Мэй-Си, смотрела прямо в зеленые глаза, которые будто светились и казались слишком светлыми, слишком мягкими для той, что носила серую форму пилота крейсера. И ощущала, как разрастается внутри ужас и боль, как реальность обрывается и превращается в кошмар.
Случиться могло что угодно. Взорвалась станция, погибли все роботы, перестал существовать Мартин. Но Колька-Колючий был всегда. Как надежное пристанище, как уверенность в том, что завтрашний день наступит. Он был как якорь для корабля, как весла для лодочника.
И, глядя в зеленые глаза Мэй-Си, Эмма поняла, что теперь у нее ничего не осталось. На самом деле ничего не осталось – ни семьи, ни дома, ни друзей. Она одна во всей Вселенной. Огромной и мрачной Вселенной, где всем заправляют роботы.
Слез не было. Сухим и каким-то чужим голосом Эмма проговорила:
– Я хочу его увидеть.
Мэй-Си кивнула. Они снова оказались в длинном коридоре со стеной из матового стекла, снова под ноги попался игрушечный дракон, которого так и не нашла девочка с непослушными кудряшками. И наконец миновали распахнутые двери медблока.
Колька лежал на кушетке с голубыми простынями, и одна рука его свисала вниз. Неподвижная рука, пальцы которой уже никогда не пробегут по монитору планшета. Бледная кожа отливала желтизной, крепко сомкнутые губы казались лишенными всех красок. На безмятежном лбу – ни морщинки, ни складочки. Будто только сейчас Колючий успокоился, и любые трудности враз перестали его волновать.
Эмма провела рукой по слегка отросшим волосам, вздохнула. Она по-прежнему не могла плакать, но внутри бушевал пожар, сжигающий все живое.
– Он умер от повреждений мозга. Сильный удар по голове. Когда вы принесли его, он был уже мертв, хотя сердце все еще работало. Мозг перестал действовать. – Мэй-Си попробовала обнять Эмму, но та отстранилась.
Не надо ничего говорить. Какая разница – что первым погибло? Хотя это так похоже на Колючего. Он уже был мертв, но его сердце все еще билось, и он все еще любил Эмму. И последнее, что умерло в нем – это любовь.
А Эмма так ни разу и не поцеловала его.
Она наклонилась – сомкнутые ресницы оказались совсем рядом – густые, черные и короткие. Холодные губы были мягкими и солеными. Вкус крови – мелькнуло в голове. Их первый и последний поцелуй имел вкус крови. Но она все-таки поцеловала Колю. Она все-таки сделала это.
– Мы кремируем его через пару часов. Если хочешь – посиди рядом. Я уйду, – сказала стоящая за спиной Мэй-Си.
Эмма кивнула.
Наверное, у взрослых так принято – сидеть рядом с мертвыми. Но Эмме просто хотелось побыть одной, чтобы никто ее не жалел и не говорил нужных и хороших слов. От жалости ничто не изменится, и от слов тоже.
Колька по-прежнему лежал перед ней, как последняя часть уходящей жизни, как напоминание о прошлом. Эмма думала, что совсем недавно она была самоуверенной девочкой, строящей большие планы на будущее. Как же она поменялась за последние несколько недель!
Теперь она казалась самой себе холодной космической пустотой. Мраком, лишенным воздуха и света звезд. Пустотой, в которой не осталось ничего.
Теперь ей некого любить…
И в этот момент она вспомнила о Соне и Максиме. Они должны были спастись, они наверняка находятся на главном крейсере миротворцев. Только Эмма даже не поинтересовалась, где они, что с ними, живы ли. Да и о Коле вспомнила только в самый последний момент, когда битва уже закончилась.
А до этого времени все ее помыслы и чувства были на уровне животных. Битва, кровь, ярость, смерть. Она, как животное, желала убивать и терзать, и больше никаких мыслей у нее в голове не было.
Недаром же синтетики сказали, что самый главный враг у людей внутри. Люди сами себе враги, и роботы тут ни при чем. Вирус внутри людей. Не тот, что превращает их в зверей, а тот, что позволяет жить без любви.
Ведь если бы Эмма любила Колю, разве она забыла бы о нем?
Разве Таис забыла о Федоре? Разве бросила его истекать кровью на закрытых базах? Она пошла за ним, несмотря на опасность и смерть, рискнула собственной жизнью и вытащила его, можно сказать, благодаря чуду.
А Эмма просто-напросто забыла о Кольке. И вспомнила-то только благодаря живому дереву. Это оно сняло бешеную ярость и желание убивать. Дерево вернуло ее к человечности.
Эмма стиснула пальцы, закрыла глаза и поморщилась. Синтетики были правы: быть человеком на самом деле очень и очень непросто. Гораздо легче оставаться фриком. Никаких мыслей, никаких сожалений, только инстинкты.
Так есть ли у Эммы право на то, чтобы иметь семью? Какой от нее будет толк, если она вернется к Соне и Максиму? Она забудет о них при первой же битве, она ненадежна, как те фрики, которые бросают собственных детенышей.
И поэтому лучше ей не возвращаться к своим. Ник предлагал остаться на крейсере и примкнуть к их команде. Почему бы и нет?
Эмма бросила прощальный взгляд на Кольку, встала и вышла. За спиной она оставила прошлую жизнь, привязанность и друзей. Теперь она остается здесь. Она будет жить на этом крейсере. Она станет миротворцем, тем более что драться она умеет хорошо, и Ник в этом убедился.
Ей выделили каюту – небольшую комнатку с кроватью, шкафом и столом. В ней не было ни одного монитора, ни одного планшета – ничего электронного. На полу домотканый ковер с ярким цветастым рисунком, на кровати вместо покрывала – оранжевая шкура какого-то животного.
Рядом находилась каюта Мэй-Си, и оттуда все время раздавались детские голоса. По коридору время от времени пробегали черноглазые мальчики – сквозь затемненное стекло Эмма могла их видеть. Ник сказал, что прозрачность стекла варьируется и можно сделать его полностью светонепроницаемым. Но Эмме не хотелось сидеть одной в закрытом помещении.
Она никогда не бывала одна – рядом с ней жили Соня, Колька, Лонька. Бурная жизнь Второго уровня всегда была настолько близкой, что достаточно было просто протянуть руку, чтобы коснуться ее.
Поэтому Эмма призналась себе, что ей нравится наблюдать за бегающими детьми.
А еще ей понравилась колыбельная, которую спела им на ночь Мэй-Си. Незнакомые слова долетали тихими, протяжными нотами и словно отражали ту грусть и печаль, что лежали на сердце у Эммы. Мэй-Си была матерью тех детей, которым пела, и в ее голосе слышалось столько нежности, мягкости и любви, он был глубоким и невероятно прекрасным. Эмма не могла подобрать слов, чтобы описать его.
Она слушала и чувствовала, как по щекам текут слезы.
Наверное, все бы было по-другому, если бы их родители пели детям на ночь колыбельные. Все бы было по-другому.
Потому что, когда в детстве остаешься один, по твою душу приходят чудовища и поселяются внутри. И защитить от них некому, потому что ты одна. И потому что роботы – не люди.
Эмма грустно улыбнулась, вытерла слезы и повернулась на бок.
Ей больше ни о чем не хотелось думать.
Глава 13Таис. Деревня нелегалов
– Как твое плечо? Как ты себя чувствуешь?
– Болит. Здесь холодно. Я бы поспал, но здесь очень холодно.
– Плащей тут нет, укрыть тебя нечем. Моя куртка промокла почти насквозь.
Таис вздохнула, дотронулась до лба Федора и почувствовала, что ее друг стал очень горячим. Видимо, поднялась температура, и потому его знобит. Сама она уже не ощущала холода, только нервное напряжение, заставляющее быть настороже. Она не доверяла нелегалам.
Ей не нравилась темная субмарина – или как там называется эта посудина с решетчатыми полами, железными стенами и громыхающими дверями?
– Здесь, Федька, все такое старье, как будто делали их корабль еще до Эры Робототехники. В Средневековье. Ты видел эти круглые колеса, которые надо поворачивать руками, чтобы открыть и закрыть двери?
Федька слабо кивнул, не открывая глаз.
Он устроился на железной полке в небольшой каюте, где слабо горела одна-единственная лампочка, а вдоль стен тянулись четыре ровные полки, когда-то покрашенные в белый цвет. Сейчас краска почти слезла, и оставалось только гадать, для чего они предназначались.
Впрочем, Таис было все равно.
Плыли они медленно и совсем не погружались в воду. Единственное окошко в их закутке было круглым и очень маленьким. Вода доходила ровно до половины окошка, и ничто ни внутри, ни снаружи не менялось – субмарина плыла медленно и осторожно, и океан тоже плескался за стеклом медленно и осторожно.
– Они не погружаются, – пробормотала Таис, заглядывая в окно, – их корыто уже не способно плавать на глубине.
Федор промолчал. Видимо, ему удалось уснуть, и это было к лучшему. Сейчас Федьке лучше отдохнуть.
Таис взяла на руки Пуша, который безостановочно скалился и рычал, так его нервировало путешествие в этой темной и тесной посудине, и вышла с ним в коридор. Ей хотелось осмотреться. Что на самом деле представляет собой субмарина нелегалов?
Темный и узкий коридор, в котором и развернуться было нелегко, не то что руки раздвинуть, вывел к капитанской рубке – или как там у нелегалов называлось помещение, из которого управляли этим ржавым тазом?
Бородатый стоял у какой-то круглой штуки, сильно смахивающей на штурвал, и отдавал распоряжения двум мальчишкам – Нату и второму, очень на него похожему.
Еще один мужчина, тоже бородатый и широкоплечий, возился с какими-то приборами у широкого окна, за которым совсем рядом плескался океан, залитый утренним солнцем.
– Мы плывем на ваш остров? – спросила Таис. – Эта лохань не может погружаться на глубину? Или вы не умеете ею управлять?
– А ну пошла отсюда, девчонка, – грубо накинулся на нее чернобородый, что находился у окна. Главарь лишь поморщился, но на Таис даже не взглянул.
Пушистик оскалился и зарычал, вытянув шею и сузив глаза. В его быстрых движениях было столько ярости и злости, что мужчина отпрянул и замолк, уставившись на фрика так, словно это была маленькая живая бомбочка, готовая вот-вот взорваться. Главарь же посмотрел на Пуша с некоторой долей уважения и тревоги, глаза его сверкнули из-под черных бровей, на лбу обозначилась складка, словно он чем-то серьезно озадачился.
– Мы плывем на остров Дальний, так он называется, – принялся нехотя пояснять главарь. – Субмарина очень старая, на глубину не опускается – никто не владеет достаточными навыками управления, чтобы опустить вниз. Это все твои вопросы или еще что?
– Федору моему холодно, надо бы одеяло. И лекарств. У вас есть лекарства?
– На острове есть знахари. Мы к вам их пришлем. Одеяло даст Нат. Слышал?
Последние слова относились уже к мальчишке, и тот тут же шмыгнул к каким-то ящикам в небольшой кладовке, а после протянул Таис сложенный в несколько раз клетчатый плед, толстый и тяжелый. От него пахло шерстью и травами, он был мягким, пушистым и приятным на ощупь. Не плед – настоящее сокровище, так показалось Таис.
Сейчас этот плед был очень важен. Теплая одежда, еда и крыша над головой – вот что во все времена по-настоящему имело значение.
Таис удалилась со своей ношей, опущенный на пол Пушистик еще какое-то время порычал на бородатых мужчин и удалился за своей хозяйкой, гневно хлеща себя по бокам коротким хвостом.
Таис старательно укутала спящего Федьку, накрыла краем пледа собственные ноги, прислонилась к железной стенке каюты и закрыла глаза. Ей тоже хотелось спать.
Их путешествие было недолгим, и едва солнце приблизилось к зениту и стало жарко, субмарина остановилась. В крошечное окошко каюты невозможно было рассмотреть, куда они приплыли. Только вода да временами кусочки водорослей – вот все, что попадало в поле зрения.
Федор, словно почувствовав остановку, открыл глаза, приподнялся, поморщился и здоровой рукой обхватил раненое предплечье. Он выглядел хмурым и уставшим, глаза ввалились, губы потрескались. Скорее всего жар у него не прошел и сейчас изматывал слабостью и головной болью.
– Остров нелегалов, – пояснила Таис. – Надо бы выходить. Готов?
– Мне бы сейчас что-нибудь от головной боли… – пробормотал Федор.
В каюту заглянул Григорий.
– Нам с Надей пришлось поработать внизу, в машинном отделении. Тут все работает на горючем материале. Прошлый век, – сообщил он. – Вы как? Живы?
– Вроде того, – хмуро ответил ему Федор.
– Тогда пошли. Будем держаться вместе, так легче выжить.
Пуш подскочил к Григорию, обнюхал его брюки, возмущенно фыркнул и лязгнул зубами, словно бы напоминая, что кусаться – это его любимое занятие.
– Ты не понравился фрику. Вернее, запах, что к тебе привязался, – заметила Таис и поднялась.
Федор тоже встал, скинул одеяло, и стало видно, что повязка на его плече вся пропиталась кровью.
– Рана все еще кровоточит? – встревожился Григорий.
– Уже нет, – ответил Федька. – Но болит зверски.
– Держу пари, что ты очень скоро разочаруешься в жизни на Земле. Без лекарств и роботов это адский труд и множество проблем, – заметила Таис и двинулась прямо по коридору, к лестнице, ведущей на выход.
В глаза ударили жаркие лучи солнца, резкий душный ветер рванул волосы, слепящие блики на воде заставили зажмуриться. Запахло чем-то сладким, приторным, и едва Таис оказалась на мостике, перед ней встали высокие зеленые горы, уходящие к самым облакам.
Остров казался огромным, его краев не видно было вовсе – лишь длинный песчаный берег, за которым тут же поднимались склоны, поросшие густым лесом. Деревья на склонах цвели оранжевым, розовым, белым и красным, зелень переливалась всеми оттенками, от малахитово-зеленого до нежно-изумрудного и серебристо-серого. Чирикали птицы – вернее, даже орали и трещали – так громко звучал над берегом их гомон.
Причал был выложен из ровных овальных булыжников, в шершавые перила въелась морская соль. У самого края причала возвышалась огромная статуя, вытесанная из белого камня. Здоровенный фрик смотрел на людей каменными глазами, скаля в напряженной усмешке каменную морду, и у его лап лежало множество цветов и горело множество свечей.
Бородатый главарь шел впереди. За ним топали два загорелых парнишки в кожаных потертых штанах. Все трое одновременно поклонились статуе, высыпали в небольшую глиняную чашку между ее лапами что-то, издалека напоминающее монеты, и ступили на берег.
– Вам надо поклониться Белому семуку, – прогремел над ухом бас моряка, шагавшего следом. – Это нужно обязательно сделать, чтобы получить благословение предков.
– Вот этому камню? – Таис мотнула головой в сторону статуи и усмехнулась. – Это же глупость! Это всего лишь камень!
– Тихо, – проговорил Григорий и положил ладонь на плечо Таис.
Федька, шедший рядом, и вовсе промолчал. Миролюбивая Надя принялась объяснять, что дети, мол, прилетели со станции и здешних правил не знают, и потому не следует обращать внимание на опрометчивые слова Таис.
– Если бы не семук у вашей девчонки на руках, ее бы скинули в воду на съедение акулам, – хмуро сказал моряк. – Она только что совершила святотатство. За оскорбление Белого семука можно поплатиться жизнью.
Голос моряка был таким угрожающим, что Пушистик на руках у Таис зарычал, обнажая клыки, и зло забил хвостом.
Моряк попятился и замолчал.
– У той, кого ты так неосторожно назвал девчонкой, на руках священный семук, который признает ее своей, – повысил голос Григорий. – Так что смотри, как бы тебе самому не прогневить великого предка.
Моряк ушел вперед. Ему нечего было ответить, и Таис немного успокоилась. Поклоняться камням она все равно не станет, не заставят. Уж лучше действительно отправиться к акулам, чем подчиняться дурацким правилам отсталых людей.
Григорий и Надя, едва ступили на песок около статуи, тут же опустили головы и преклонили колени. Федор тоже слегка поклонился. Лишь Таис гордо прошествовала мимо с высоко поднятой головой. Она крепко прижимала к себе Пушистика и думала, что здешние люди – всего лишь дикари, несмотря на свой вполне человеческий вид. Люди-дикари.
– Девочка и не должна кланяться, – прозвучал совсем рядом теплый, медленный голос.
Из густых зарослей высоких кустов, росших рядом с каменным семуком, показался высокий старик с длинными седыми волосами, спускающимися до самых плеч. Его голубая накидка доставала до кожаных сандалий, а множество ожерелий из ракушек болталось у самого пояса. Старик улыбался так, будто увидел собственную внучку.
– Скажи, дитя, всегда ли тебе повиновались семуки? – ласково протянул он, обращаясь к Таис.
Это еще кто? Выглядит как страшный сон, несмотря на новый и чистый плащ. Лицо с уродливыми морщинами, будто кожи на черепе было слишком много и она устроилась тяжелыми складками на лбу, на щеках и вокруг носа. Глаза маленькие, ресницы такие короткие, что их и не видно вовсе, отчего взгляд напоминает крысиный. Крысиный старик какой-то…
Таис подняла голову и скорчила рожу.
– Мне подчиняется мой семук, – резко ответила она и отвернулась.
– Девочка, которой покровительствуют священные звери, сама является священной, – важно проговорил старик в голубой накидке и обратился к бородатому главарю: – Йомен, тебе я доверяю священное право оберегать девушку и ее спутников. Ты привез на остров удивительных людей, за это тебе будет прощен полугодовалый долг, Йомен.
Бородач тут же принялся кланяться и кивать головой, словно старик был великаном, внушавшим ему ужас. А между тем Йомен почти на голову возвышался над дедом и мог бы одной рукой скинуть того в море. Двое мальчишек, стоявших рядом с Йоменом, тоже принялись кланяться, и Таис не удержалась и фыркнула: такой смешной и комичной ей показалась эта картинка.
Григорий тут же положил руку ей на плечо и еле слышно пробормотал:
– Тихо.
– Вот оно и славненько, – закудахтал старик, лукаво поглядывая на нервничающего фрика. – Вот оно и славненько. Йомен – он человек хороший, он вас не обидит. И дом для вас найдет, и работу. Пусть забирает всех четверых в свою деревню. Раз вы здесь – это воля предков. Того желал Белый семук, а мы всегда подчиняемся его воле. Разве не так?
И старик с радостной улыбкой потер сухонькие темные ладошки.
Йомен еще раз поклонился, развернулся и прогрохотал тяжелым басом:
– Двигаемся за мной. До деревни еще шагать и шагать. Да не кутайся ты в плед, парень. Жара стоит такая, что пот течет.
Последние слова были обращены к Федору, тот по-прежнему стоял с накинутым на плечи клетчатым одеялом.
Федька лишь поморщился, но ничего не ответил. Он неважно себя чувствовал, и Таис это видела. Несмотря на жару, он был красным, медленным и молчаливым. И постоянно придерживал здоровой рукой раненую.
– Сможет он дойти до деревни? – коротко спросил у бородатого Григорий.
– Дойдет. Сделаем носилки – мои парни вон сделают – и донесем.
Йомен фыркнул в бороду и быстро зашагал по уходящей вверх тропе. Тяжелые ветки незнакомых деревьев скрыли его высокую фигуру, и пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать.
Долгий подъем начался.
– Деревни наши за перевалом. Моя называется Чон, и я там хозяин. Улавливаете? – тяжелым басом говорил Йомен, продолжая двигаться вверх, не останавливаясь и не оборачиваясь.
Шагал он быстро, и двое его парней держались рядом. Они уважительно молчали, и Таис начинало казаться, что Йомен подчинил себе их и лишил права на разговоры.
Впрочем, Григорий тоже не задавал вопросов, и только бас бородатого главаря гремел над выбеленной солнцем дорогой.
Высокие деревья создавали что-то вроде резной арки из ветвей и листьев, милосердно прикрывая людей от злого маленького солнца, озорные птицы неугомонно трещали, то и дело перелетая с ветки на ветку. Неподвижный жаркий воздух застыл, окутывая все плотной пеленой, из-за чего страшно хотелось пить, по спине струйкой стекал пот.
– Чон – это моя деревня, – неустанно пояснял Йомен. – Я тамошний хозяин, потому подчиняться будете мне. Тот старик, что нам встретился, – это один из младших жрецов, от него лучше держаться подальше. Жрецы – неприятные типы. Он, видимо, вспомнил старую легенду о том, что однажды придет девочка, которая уведет за собой всех семуков. Вот поэтому и пожелал держать вас недалеко от храма. А моя деревня находится к нему ближе всего. К храму, я имею в виду. Понятно вам? – Не дождавшись ответа, Йомен снова заговорил: – Жрецам все равно, со станции вы или нет. Главное, что у вас нет чипов. Значит, вы свои. А если вам подчиняется священный зверь, то тем более свои. Так что, можно сказать, вам неслыханно повезло. Иначе оставили бы вас на Мусорке, и пусть бы роботы решали, что с вами делать.
– Значит, теперь вы уверены, что мы без чипов? – уточнил Григорий.
Бородатый на него даже не оглянулся. Крякнул, провел рукой по короткой бороде, пожелал сдохнуть всем морским чертям и только после пояснил:
– Остров окружен блокираторами, которые действуют и на чипы. Вы бы лежали в отключке, если бы у вас в головах что-то было. Тут все просто и все само собой, понимаете? Тебя вот как зовут?
– Я Григорий. Моя подруга Надя. Ребят зовут Таис и Федор.
– Про младших и про женщину я не спрашивал, это совсем без разницы, как их зовут. Ты среди них главный, ты за них и отвечаешь. Мы поселим вас в одном доме, и ты будешь за своими приглядывать. Есть у меня свободная постройка, очень даже хорошая. Честно говоря, и жаль ее отдавать каким-то пришельцам, но, видимо, ничего не поделаешь. Дом раньше принадлежал Корулам, да умерли они все. Отец с двумя сыновьями утонул во время ночной рыбалки. Мать у них умерла еще во время родов, ну а дочери все прошли инициацию. Вот и остался дом пустым.
– Что такое инициация? – не выдержала Таис.
– А ты молчи, это не твоего ума дело пока. Ты уже выросла, тебе это не грозит, судя по всему. И спутнику твоему тоже, вот и радуйтесь. Потому что вам крупно повезло, детишки, вы оказались среди нормальных людей, и вас тут приняли. Можно сказать, с ходу приняли. И дом у вас будет, и еда, и земля. У Корулов был хороший участок, сейчас-то его никто не обрабатывает. Так что жить будете нормально. Насобираете жемчуга и устроите свадьбу у жрецов. Две пары – это хорошо. А там видно будет.
– Легко вы решаете за нас – кому жениться, а кому нет, – ровным голосом проговорил Григорий.
Он старался сдерживать раздражение, но ему не очень хорошо это удавалось.
– А что вы думали? Вам позволят просто так жить парами? У нас тут все делается быстро. У детей должны быть родители, законные родители. Потому никто просто так друг с другом не живет. Свадьбу сделаем через пару дней, а жемчуг после отработаете. Каждая свадьба стоит пяти жемчужин – это плата жрецам за обряд. Я вам найду жемчуг, а вы уже мне отработаете. Иначе вас быстро вышвырнут отсюда. И куда пойдете? Обратно к роботам, за чипами?
Йомен весело крякнул, словно его очень сильно рассмешила сама мысль о возвращении на Саб.
Дорога между тем вывела на лысую высокую скалу, с которой вниз вело множество широких белых ступеней. Сразу же за ними дорога становилась широкой и удобной, а справа от нее начиналось поросшее кустами и травой плато, на краю которого стояли деревянные двухэтажные дома.
Причем нижний этаж у них нависал над самой водой – плато обрывалось у кромки океана.
– Пришли. Вот она – деревня Чон, – заявил наконец бородатый. – А дом ваш у самого края. Тот, где дым из трубы не идет. Два этажа, печь и земля. Все, что нужно для жизни. Там даже одеяла и посуда остались от старых хозяев, все чистое, все сложено в сундуках. Наши женщины всегда за таким следят.
Федор, закутанный в плед, устало выдохнул: «Слава богу!», качнулся, и Таис вовремя поддержала его.
– Сейчас сможешь отдохнуть. Я сменю повязку и попробую найти тут каких-нибудь лекарств, – пообещала она.
– Здесь есть растения, снимающие жар, – негромко сказала Надя. – Я сделаю отвар. Главное – у нас будет крыша над головой.
И Таис была с ней согласна. Главное – это крыша над головой. У них снова будет дом, и снова будет гореть очаг, и они будут в безопасности. На острове нелегалов действительно нет ни одного робота. Ни электричества, ни современных новшеств. Ничего, что скрашивало и облегчало бы людям жизнь.
И ничего, что угрожало бы и несло опасность. Разве что разгуливающие на свободе фрики – но, судя по всему, их тут не боялись: деревню не окружал даже низенький заборчик. Все открыто и свободно.
Теперь им предстоит тут жить, заниматься тяжелым трудом, обрабатывать землю – Таис уже сейчас видела нескольких женщин, склонившихся над длинными грядками. Под палящим солнцем, потные и уставшие, женщины, не разгибая спины, усердно работали и даже голов не подняли, чтобы посмотреть на пришельцев.
– Огородом занимаются женщины, – снова принялся пояснять Йомен. – Мужчины охотятся и ловят рыбу. И смотрите, будьте очень внимательны. Тут у нас полно ядовитой и опасной живности. Змеи, мохнатые пауки, зеленые червяки – каждый вечер надо внимательно осматривать дом, чтобы никакая тварь не заползла. И сжигать в очаге горькую траву – это помогает. Моя дочь вам все объяснит и покажет, ясно? Теперь шагайте к дому и присматривайте за своим семуком.
Йомен почтительно поклонился Пушистику, повернулся и жестом велел своим парням следовать за ним.
Таис, Федор, Григорий и Надя остались стоять на узкой тропинке, вившейся вдоль огородов.
– Ну, теперь осталось только найти дом, – проговорил озадаченный Григорий. – Пошли, что ли.
Только у самого крайнего деревянного домика не топилась печь: из черной квадратной трубы, сложенной из мелких камешков, не тянулся вялый дымок. Деревянный тротуар, тянущийся от тропинки до самых дверей, потемнел от влаги, расшатался и жалобно поскрипывал под ногами непрошеных гостей.
За ним начинался деревянный мостик, проходивший над самой водой. Мостик одновременно был и верандой дома. Он выводил к плоской скале, по которой струился кристально чистый родник, и Надя заметила, что воду для дома, скорее всего, нужно будет брать отсюда.
Отлично. Значит, и воду в дом придется носить ведрами. Или кувшинами – чем в этой отсталой деревне носят воду?
– Это хорошо, – тут же одобрил Григорий, – значит, за водой не придется далеко ходить.
Федор молчал. Он настолько ослабел, что ему было уже все равно. Он подставил ладони под журчащие струи, напился, умыл лицо и молча зашагал к дому.
На первом – верхнем – этаже находились широкие сени с сундуками и большая горница с каменным очагом, где стояла широкая кровать, стол со скамейками и еще несколько сундуков. Из сеней вниз уходила деревянная лесенка, ведущая на нижний этаж, лепившийся к скальному обрыву. Дальние окна домика смотрели на океан, и Таис могла сколько угодно наблюдать за снующими в нервном волнении чайками и белыми барашками волн.
Федор опустился на кровать, вздохнул и сказал, что хочет только одного – подольше поспать.
– Сейчас затопим печь, сделаем целебный отвар и промоем твою рану, – пообещала ему Надя. – А заодно и посмотрим, что тут можно поесть.
– Я принесла вам еды, – раздался у двери тонкий голосок.
Таис повернулась и увидела русоволосую девчушку, заглядывающую в домик. Ряд частых бус на шее и красные сережки в ушах гостьи удивляли яркими красками. Ее длинные волосы были заплетены в две косы и украшены деревянными бусинами, на чистом высоком лбу поднимались черные тонкие брови, а мягкие губы складывались в идеальную улыбку.
Девочка была настолько красива, что Таис даже удивилась. И ведь это не робот, это настоящая девочка. Она смущалась, опускала длинные ресницы и сжимала в руках ручку глубокой корзины.
– Ты кто такая будешь? – спросила ее мама Надя.
– Я Амалика, дочь хозяина деревни, Йомена. Папа велел принести вам еды, – тихим голосом ответила она.