Телефоны дают нам обманчивое ощущение, что они мало просят и много дают взамен. Исследуя ситуацию в различных семьях, я извлекла следующий урок: нужно проявлять больше сочувствия к самим себе. Мы уязвимы. Наши телефоны обладают мощной удерживающей способностью, и нам хочется оставаться с ними. Но мы нужны своим семьям.
Джону даже в голову не пришло поехать на школьную экскурсию, оставив телефон дома. От самой мысли, что можно поехать без телефона, Джон уже не вполне чувствует себя самим собой – ему кажется, что он “только наполовину личность”, “человек без рук”. Значит, ему нужно найти способ видеть себя настоящей личностью и без цифрового устройства – и чтобы именно эта личность смогла пообщаться с Симоной. Дочка ведь тоже должна понять, что можно быть полноценным человеком и без телефона. Увы, в настоящее время отец не способен ее этому научить.
История с Джоном – хорошая иллюстрация того, как все мы научились “ставить на паузу” живое общение, если нам нужно отправить или получить СМС, картинку, электронное письмо, сделать звонок. И Джон поступал так, совершенно не задумываясь. По его словам, только после того как он провел больше часа в автобусе, до него дошло, что он и словом не обмолвился с дочерью.
Когда Луи Си Кей рассказывал перед аудиторией вечерней передачи о своем нежелании давать мобильные телефоны дочерям, это стало для него поводом поразмыслить, как важно чувствовать глубочайшую грусть, присущую нашей жизни. Когда печаль захлестнула известного комика, его первым импульсом было не погружаться в эти чувства, а “достать телефон и написать «Привет» пятидесяти людям или типа того” – а потом дожидаться ответов. Луи Си Кей говорил, что телефоны помогают отгородиться от печали, но мы используем их, чтобы отгородиться и от других чувств. Вот и Джон, испытывая неловкость, сам лишает себя возможности спокойно провести время с Симоной, поскольку вместо этого предпочитает бомбардировать письмами своих друзей, родственников и женщин, с которыми встречается.
Таким образом, исступленная сетевая активность Джона является частью более масштабной картины. Мы привыкаем относиться к жизни как к тому, что можно поставить на паузу, чтобы задокументировать, создать еще одну ветку внутри дискуссии вокруг этого события или сделать на него ссылку в ленте новостей. У нас уже была возможность убедиться в следующем: когда кто-то прерывает нас во время этих действий, мы воспринимаем это не как помеху, а как сигнал, что мы остаемся на связи. Следовательно, мы ищем такие сигналы, а если они не поступают, мы сами их создаем. Когда нас прерывают, это помогает нам уклониться от непростых чувств и неловких моментов. Следовательно, такое вмешательство становится для нас удобным. С течением времени мы приучаем мозг к этому стремиться, что, конечно же, мешает нам обеспечивать спокойную обстановку для беседы.
Когда мы разговариваем с Джоном, он утверждает, что в начале автобусной экскурсии планировал провести день с дочерью, но на пути у него встал телефон. Он признает, что телефон мешает ему разговаривать с Симоной и в домашних условиях. Джон говорит: “Если я хочу с кем-то пообщаться или еще что-то, я ставлю Симоне мультфильм. Обычно я в этом не признаюсь, но вот сейчас решился… Понимаете, нельзя сказать, что я плохо обращаюсь с дочерью, но и образцовым отцом меня не назовешь”.
По словам Джона, когда он усаживает Симону перед телевизором, то, как и в автобусе, девочка какое-то время это терпит, а потом начинает протестовать (описывая возражения Симоны, Джон использует второе и третье лицо – о дочери он говорит “она”, а о себе “ты”). “Она говорит, чтобы ты отложил телефон в сторону и все такое… и тогда тебе становится грустно. Ты сразу думаешь: «О господи! Я столько времени провожу с телефоном». Понимаете, о чем я?.. Мне кажется, дети очень страдают”.
Действительно, многие родители не могут заставить себя отложить телефоны, даже зная, что из-за этого их дети чувствуют себя несчастными. Это бегство от ответственности. С ним можно справиться.
Во-первых, родителям нужно отчетливее понимать, что поставлено на карту, когда речь идет о разговорах с детьми: здесь и укрепление доверия и самооценки, а также развитие склонности к эмпатии, дружбе и близким отношениям.
Во-вторых, родителям не стоит рассуждать о своей привязанности к телефонам, используя простые метафоры зависимости или, как это чаще бывает, полушутливое упоминание “частичной зависимости” – как, например, во фразе “Я отчасти зависима от своего телефона и ничего не могу с этим поделать”. Все дело в том, что все мы уязвимы перед соблазном эмоционального удовлетворения, предлагаемого нам телефонами, – мы ведь и вправду получаем нейрохимическую стимуляцию, постоянно взаимодействуя с цифровыми устройствами.
Когда мы осознаем возможности (аффордансы) высоких технологий – то есть вещи, которые становятся простыми или привлекательными благодаря технологиям, – то сможем взглянуть на нашу уязвимость трезвым взглядом. Если человек испытывает “зависимость от телефонов”, это не его личная слабость, а всего лишь предсказуемая реакция на отлично продуманный дизайн. Глядя на вещи сквозь такую призму, мы сразу же пройдем половину пути в направлении новых решений и назревших изменений.
В своей семье мы можем брать на себя ответственность за использование техники в той же степени, в какой несем ответственность за пищу, которую едим: несмотря на рекламу и пропаганду биохимической мощи сахара, мы понимаем, что именно здоровая пища в разумных количествах наиболее полезна для наших семей. И со временем нам удалось добиться от представителей пищевой индустрии, чтобы они изменили свой ассортимент. В настоящее время приложения на наших телефонах устроены таким образом, чтобы покрепче привязать нас к телефонам. Разработчики приложений зарабатывают на нашем внимании, а вовсе не на том, насколько хорошо технологии помогают нам в жизни, которую мы избрали.
В семье Колина все трое детей избрали себе занятия, не на шутку удивившие родителей. Их определили в частные подготовительные школы в Новой Англии в надежде, что в будущем они отдадут предпочтение традиционным профессиям, однако третьекурсник Колин хочет стать музыкантом, а его старший брат работает инструктором на горнолыжном курорте Вейл. Родители хотели бы время от времени устраивать совместные поездки с младшими членами семьи, но только дочь (программист одной из нью-йоркских технологических компаний) в состоянии подгонять свое расписание под семейные сборы. По словам Колина, когда в его семье случаются конфликты (как правило, вызванные тем, что дети не оправдывают родительских ожиданий), “мы спорим друг с другом в Google Chat”. Молодого человека это устраивает, поскольку “помогает сгладить острые углы”. Его радует, что этот “сглаживающий” фактор дает ему время собраться с мыслями. Сделав паузу, чтобы поинтересоваться, не утрачено ли что-то в процессе (этот вопрос он адресует себе в той же степени, что и мне), Колин сам себе отвечает метафорой из деловой сферы: “А в чем ценностное предложение споров лицом к лицу?”
Колин не может найти ответ. В его семье стремятся урегулировать конфликт, предварительно охладив его в сети. Молодой человек полагает, что как семья они теперь более “продуктивны”. Но что представляет собой “продукт” семьи? Должна ли успешная семья производить детей, чувствующих себя комфортно наедине с “горячими” эмоциями?
Марго, мать двоих детей (ей за сорок), использует СМС-переписку и мессенджеры для сложных семейных бесед. Подобно семейству Колина, Марго считает этот способ коммуникации предпочтительнее всех остальных. Она начала практиковать такое общение после незадавшейся личной беседы с сыном – старшеклассником Тоби. Расстроенный сын сообщил родителям, что хочет с ними поговорить, но при одном условии: ему необходимо высказаться так, чтобы его не прерывали. Он хотел донести свой месседж до родителей и быть “услышанным” – в личной беседе. Мысль мальчика заключалась в следующем: для него важно, чтобы родители понимали, что он изо всех сил старается хорошо учиться в школе, хоть ему и не всегда удается соответствовать ожиданиям родителей.
Этот разговор происходил на кухне. Отец Тоби нарушил правила, установленные сыном. Вместо того чтобы молча выслушать Тоби, отец позволил себе прокомментировать его речь, и в результате сын пулей вылетел из кухни и заперся у себя в комнате. Оттуда он вступил в яростную переписку с обоими родителями, бомбардируя их гневными посланиями. Отец Тоби не захотел отвечать сыну, а Марго решила откликнуться. В ответ Тоби послал еще несколько сообщений, утверждая, что не будет читать послания матери, но Марго проявила настойчивость. “Я неоднократно копировала и дублировала одни и те же послания, пока сын не начал их читать”.
В прошлом такая ситуация могла бы потребовать большего времени, чтобы ее участники остыли, а потом пришлось бы устроить, что называется, “семейный сбор”. Члены семьи собрались бы вместе, пообещав выслушать друг друга. Кроме того, они могли бы обсудить проблемы за трапезой. Даже если атмосфера сильно накалялась, сама практика регулярных семейных обедов предполагала, что завтра состоится очередной обед, а значит, возникал очередной шанс во всем разобраться. Но в этом случае Марго сознательно пошла на то, чтобы дискуссия не оказалась в поле личного общения. Вместо этого конфликт был специально перенесен в сферу онлайн-коммуникации. Это и есть “Семейный сбор 2.0”. Марго понравилось, как это работает, и они с семьей решили продолжить эту практику.
Марго называет “беседами” электронную переписку, в ходе которой семейство решает различные проблемы. По мнению женщины, подобный обмен сообщениями снижает риск того, что члены семьи скажут друг другу нечто такое, о чем в дальнейшем пожалеют. По словам Марго, в результате этой практики семейные отношения наладились. Во время первого опыта переписки Тоби сумел донести до родителей, что считает свои старания в школе недооцененными, поскольку они не всегда приносят плоды. А Марго обрадовалась возможности высказать свою точку зрения, ведь у нее возникло ощущение, что Тоби не пользуется всей той помощью, которую ему предлагает семья.