На мой взгляд, [у Сэндела] студенты переписываются меньше, чем у других преподавателей, поскольку этот курс во многом строится на беседе”.
Нам бы хотелось, чтобы технологии служили образовательным задачам. Это может произойти только в том случае, если мы четко сформулируем эти задачи. Если мы не сможем этого сделать, мы будем вынуждены мириться с технологиями, которые мешают педагогам и студентам сосредоточиться друг на друге.
В ходе недавнего курса я дала студентам задание совместно работать над проектом в середине семестра. Я представляла, как молодые люди беседуют, как они сотрудничают, сидя за длинными столами в столовой. Я представляла поздние вечера и остывший кофе в стаканах из вспененного полистирола. Однако в реальности не было ни поздних вечеров, ни длинных столов. Все сотрудничество проходило в Gchat и Google Docs – программе, позволяющей нескольким людям работать над одним документом одновременно. Когда студенты сдали мне свои проекты, оказалось, что работа выполнена хорошо.
Но ведь когда я давала им это задание, меня интересовал не только результат. Я знаю, что алхимия, возникающая, когда студенты все вместе сидят за столом, может стать импульсом к беседам, порождающим новые идеи. А мои студенты предпочли обратиться к приложению, отменяющему всякую необходимость присутствия. Им дали задание – они его успешно выполнили. Эта ситуация стала для меня конкретным примером того, почему измерение продуктивности в высшем образовании – штука ненадежная. Можно сказать, что с позиции классических мер повышения “продуктивности” Gchat и Google Docs выполнили свою работу. Но ведь ценность того, что вы производите, что “создаете” во время учебы в университете, не сводится к курсовой работе; очень важен сам процесс создания этой работы.
Студенты не жалеют, что работали над проектом дистанционно. Второкурсник Джейсон рассказывает:
Значительная часть моей учебы в прошлом году сводилась к тому, что кто-то создавал документ Google с терминами, которым требовались определения, я вносил туда известные мне данные, а потом мы все вместе работали над документом. Для сотрудничества удобно использовать чат-сессии.
Это безрадостное описание заставило меня по-другому взглянуть на собственные фантазии о длинных столах, остывшем кофе и долгих вечерах. С точки зрения Джейсона, картины, возникшие в моем воображении, требуют того, в чем нет необходимости. Однако реальность, в которой живет этот молодой человек, оставляет слишком мало места разговорам о новой идее.
Иногда студенты, взаимодействующие при помощи онлайн-чата и документов Google, работают в одном и том же здании. Им просто не хочется сидеть в одном помещении, за общим столом. Их куда больше устраивают сессии в онлайн-чате, чем живое общение. Почему? Уже хотя бы потому, что, по словам студентов, в этих условиях можно четко распределить роли, и всем ясно, когда кто-то отстает. А еще важнее следующее: когда вы сотрудничаете в сети, никто не отклоняется от темы. Люди могут отвлечься на переписку или онлайн-шопинг, но, находясь в чате, они сосредоточены на выбранной теме.
Общаясь с людьми лицом к лицу, вы можете увидеть, что их внимание переключается на телефон. А при общении в Gchat вы просто не заметите, когда коллеги отвлекаются. Если предположить, что во время работы люди переключаются на переписку и онлайн-шопинг, это поможет разработать способ связи, скрывающий то, что Джейсон называет “настоящим отсутствием”. Благодаря Gchat, люди довольствуются симуляцией сосредоточенного внимания. Каждый раз, когда мы видим коллег, нам кажется, что они работают над какой-то проблемой, требующей немедленного решения. Таким образом, по словам Джейсона, “мы выбираем технологический путь всякий раз, когда есть такая возможность”.
Использование Gchat позволяет группе Джейсона не отклоняться от избранной темы, даже если они отвлеклись. Однако в этой ситуации не остается места для задач, которые ставлю я, когда призываю студентов заниматься совместной работой. Назову это интеллектуальной интуицией. Возможно, она пробуждается, когда кто-то рассказал анекдот. Или когда один из собеседников погрузился в мечты, а потом вернулся к общему разговору, причем с идеей, дающей беседе новое направление. Нет никакой гарантии, что все это повысит продуктивность работы. Но ведь столь многие из наших идей рождаются именно таким образом – в беседах, где обозначился новый поворот. Вот я и хочу, чтобы у моих студентов был такой опыт.
Однако, получив возможность сотрудничества, мои студенты склоняются к виртуальной форме. По мнению некоторых, любые другие способы коммуникации, невзирая на их достоинства, оказываются совершенно непрактичными в нынешней университетской среде. Все слишком “загружены”. А я не могу не думать о том, что студентам следовало бы загрузить себя живым общением.
Судя по интервью со студентами, большинство из них настаивают на том, что знают, когда придет время для встречи лицом к лицу. Они знают, когда возникнет какой-либо вопрос, который нельзя решить посредством Gchat. Но если опираться на мой опыт, то в действительности нам не известно, когда настанет момент для важной беседы. Придется побывать на многих встречах, кажущихся неэффективными или скучными, чтобы, наконец, оказаться на встрече, способной нас переубедить.
Когда один из основоположников поведенческой экономики Даниэль Канеман получил Нобелевскую премию, его, как и других лауреатов, попросили составить официальную автобиографическую справку. Один раздел его автобиографии стал посвящением покойному коллеге Амосу Тверски. Канеман писал, что идеи, которые принесли ему Нобелевскую премию, зародились в то время, когда он работал вместе с Тверски. В конечном счете, его нобелевскую автобиографию можно рассматривать как любовное письмо, адресованное беседе[222].
Каждый день мы попросту разговаривали – часами. Узнав, что папа опять на работе, старший сын Амоса Орен (ему тогда исполнилось пятнадцать месяцев) пролепетал: “Папа болтать Дэнни”. Конечно же, мы не только работали – мы обсуждали все на свете и начинали понимать образ мыслей друг друга так же хорошо, как и свой собственный. Мы научились (и часто это делали) заканчивать предложения и шутки друг друга, но при этом продолжали друг друга удивлять.
Здесь мы видим разговор не только в качестве интеллектуального двигателя, но и как способ, позволивший коллегам преодолеть границы, которые, как правило, можно стереть только при помощи любви. Беседа привела к интеллектуальному единению. Когда я рассказываю о моем нынешнем проекте, люди часто говорят: “Это так важно, что вы взялись за исследование беседы. В контексте общения беседа обладает наиболее широким диапазоном частот – это лучший способ обмениваться информацией”. Опираясь на опыт Канемана и Тверски, можно предположить, что это и вправду лучший способ обмена информацией, но ведь этим дело не ограничивается. Беседа – своего рода близость. Вы не просто получаете больше информации. Вы получаете другую информацию. А вот аргумент насчет диапазона частот не учитывает этот важный аспект.
Еще больше в нобелевской автобиографии Канемана поражает описание ритма его работы с Тверски. В 1974-м Канеман и Тверски написали статью для журнала Science, ставшую одним из основополагающих документов поведенческой экономики[223]. На создание статьи ушел год работы – по четыре-шесть часов в день. Канеман пишет: “В удачные дни мы добивались прогресса в виде одного или двух предложений”. Таким образом, приверженцы беседы, полагающие, что она ускоряет ход вещей (“Не пиши мне электронное письмо, просто подойди к моему столу и спроси – так получится быстрее!”), видят только маленькую часть того, благодаря чему живое общение обладает подобной силой. Канеман и Тверски пользовались беседой не для того, чтобы двигаться быстрее, а чтобы продвигаться вглубь.
Важно, чтобы преподаватели находили возможность объяснить студентам: неограниченная по времени беседа обладает ценностью в долгосрочной перспективе, однако в нынешних условиях крайне сложно говорить о ценности беседы для обучения, поскольку к ней трудно применить мерку продуктивности, в особенности в краткосрочной перспективе.
Адам Фальк, президент Уильямс-колледжа, решил способствовать продвижению беседы. Он объявил, что в рамках университетского образования по-настоящему важно учиться “писать эффективно, спорить убедительно, подходить к проблемам творчески”, а также “усваивать информацию и учиться самостоятельно”. Он и его коллеги разузнали, при каких условиях эти навыки развиваются лучше всего. Выяснилось, что степень их развития коррелирует с количеством времени, которое студенты проводят с педагогами: речь не о виртуальном, а о живом контакте[224].
Через год после Дня Маквикара, посвященного технологиям в образовательной сфере, было решено посвятить этот день наставничеству. Если в предыдущем году зал был полон, на этот раз он заполнился лишь наполовину. Обсуждение взаимоотношений студентов и педагогов не производит на публику того эффекта, какой дает представление новых инструментов. В ходе дискуссии о наставничестве преподаватели рассказывали, что студенты не приходят к ним в офисные часы[225], а также не являются на мероприятия, устроенные, чтобы объединить преподавателей и студентов. Годом раньше собравшиеся с большим увлечением рассуждали о приложениях, помогающих решить любые вопросы. Однако намного сложнее разбираться с проблемами, не имеющими явного решения. Наставничество как раз относится к таким проблемам. Студенты избегают преподавателей главным образом потому, что их тревожит перспектива взаимодействия с педагогами лицом к лицу.