В HeartTech, большой компании по производству программного обеспечения в Кремниевой долине, сотрудники, с которыми я познакомилась в фокус-группах, жалуются на перегруженность повестки. Действительно, на совещаниях поднимается столько разнообразных тем, что им с трудом удается вставить слово. Я обсудила этот вопрос с группой менеджеров HeartTech и они указали мне на следующее: наряду с тем, что произносится вслух на любом совещании, почти всегда есть тропинка мемов, та самая параллельная визуальная беседа в онлайн-формате. Тропинка мемов позволяет людям, не имеющим возможности участвовать в беседе, следить за ситуацией и обозначать свое присутствие. Она позволяет им выражать критическое отношение к происходящему и коллегам – даже к вышестоящим. Эти люди могут использовать юмор, воплощенный в забавных фотографиях и рисунках.
Тропинка мемов возникает в качестве компенсации за то, что человек не участвует в беседе, но некоторые на этом совещании говорят, что эта тропинка так же важна для них, как и сама беседа. Или еще важнее: “Возможно, она даже более выразительна, чем разговор”; “Хороший вариант для тех, кто чувствует смущение, когда приходится выступать”; “Она невероятно уместна и провокационна… Если посмотреть на мемы и традиционную беседу, мне бы не хотелось выбирать что-то одно, отказываясь от другого”.
Эта беседа о мемах – в HeartTech, как и в других компаниях, – следует по знакомой траектории. Технологическая возможность – например, использование мемов для коммуникации, отклоняющейся от основной темы, – поначалу предлагалась как некий суррогат, как нечто лучшее, чем ничто. В данном случае это вариант решения проблемы: время совещания ограничено, не у каждого участника есть возможность выступить. Но потом это приспособление получает новый статус. На сей раз я слышу, что у сотрудников, испытывающих трудности с взаимодействием, которое предполагает беседа, теперь есть возможность участвовать. И тут люди начинают прибегать к пословицам. По их мнению, изображения обладают большей силой, чем слова. Тропинка мемов оказывается весьма уместной. “Возможно, она даже выразительнее, чем разговор”. Пожалуй, это не лучше, чем ничто, а попросту лучше.
Я вспоминаю, с каким энтузиазмом относились к мемам студенты фокус-группы в Бостоне, поделившиеся со мной своим каналом в WhatsApp, чтобы я могла “увидеть”, о чем они думают. Подобно менеджерам HeartTech эти студенты утверждали: изображения, которые они выкладывают в своем канале, столь же важны, как и слова, которые они произносят. Однако это утверждение прозвучало в группе молодых людей, признавшихся, что чувствуют себя не в своей тарелке, когда им предстоят беседы по телефону или разговоры лицом к лицу. Выполняют ли мемы свою работу – или же они выполняют работу, которая не по плечу нам?
В любой организации есть определенные идеи, которые можно передать только словами. Есть и конфликты, которые можно проанализировать и разрешить только с помощью слов. Нам нужно озаботиться подготовкой студентов и сотрудников к участию в таких беседах. Какой бы разнообразной и даже провокационной ни была тропинка мемов, по ней вы далеко не уйдете.
Президент одного из нью-йоркских фондов культуры рассказала, что на недавнем заседании правления фонда кто-то из членов правления буквально нырнул в поток изображений на своем IPad. Другой член правления, сидевший с ним рядом, был заворожен, наблюдая, как коллега ищет себе по интернету новый автомобиль.
Все мы бываем на совещаниях, в ходе которых выполняем несколько задач, а наши мысли блуждают где-то далеко, из-за чего возникает стресс. Многозадачность погружает нас в состояние повышенной бдительности: мы постоянно настороже. В таком состоянии можно следить за ходом только очень примитивной дискуссии[233]. Таким образом, многозадачность приводит к быстротечности и упрощенности – даже тогда, когда от нас ожидают большего. Кроме того, вредное влияние многозадачности заразительно. Мы уже видели, как человек, выполняющий несколько задач на своем ноутбуке, не только отвлекается сам, но и отвлекает всех вокруг[234].
И, несмотря ни на что, мы по-прежнему называем это совещаниями. Я встречаюсь с директором и постановочной частью Seahorse[235], маленькой театральной труппы на северо-востоке США. Как только встреча начинается (а за столом нас семеро), Клер Мессинг, директор, замечает, что ее телефон вибрирует. Вспыхнув от неловкости, она говорит: “Вряд ли я смогу продолжать, пока не отвечу”. Мы собрались, чтобы обсудить влияние технологий на работу театральной труппы. В течение нескольких месяцев мы утрясали расписание. И вот теперь, когда мы наконец собрались, все взгляды устремлены на телефон Мессинг.
В “Морском коньке” стандартной практикой стало приносить телефоны и ноутбуки на рабочие совещания. Мессинг поддерживает эту инициативу в надежде, что технологии позволят сотрудникам “замедлить течение времени, которое они проводят вместе”. И вот в ходе рабочего совещания один сотрудник смотрит на экран, проверяя цифры бюджета, а другой в это время просматривает заявления о приеме на работу от художников по свету. План Мессинг таков: если в сети появится какая-то важная информация, группа сможет обсудить ее “живьем”, пока все сотрудники собрались в одном кабинете.
Однако эта стратегия не работает. Когда ноутбуки открыты, у людей возникает соблазн заглянуть в электронную почту и ответить на срочные сообщения. Руководительница образовательного отдела признается, что на совещаниях, где разрешены цифровые устройства, она почти не может “не жульничать”: то есть она читает свою переписку, пока остальные общаются. “Получается, я не до конца здесь нахожусь, потому что я всегда немного жульничаю”. Такие совещания создают иллюзию сотрудничества со всеми недостатками, возникающими из-за того, что человек отвлекается.
Мессинг описывает иронию этой ситуации: “Хотя наша деятельность посвящена созданию живого спектакля, мы не используем время, проведенное вместе, чтобы побеседовать друг с другом”. Руководителю хотелось верить, что технологически оснащенные встречи помогут увеличить продуктивность, но в этой ситуации все разбегаются в разных направлениях.
У Мессинг возникла другая идея, как использовать технологии для увеличения продуктивности: сотрудники должны готовиться к совещаниям, читая материалы в Dropbox, приложении для обмена файлами. Мессинг оставляет им сценарии, биографии потенциальных участников спектаклей и финансовые отчеты. Поначалу эта идея понравилась сотрудникам, но вскоре все они стали оставлять материалы в Dropbox. Все разделяют мнение, что приложение Dropbox способствует магическому мышлению: если что-то находится в Dropbox, значит, оно прочитано. “Dropbox, – говорит руководитель пресс-службы, – формирует у сотрудников ложное впечатление, что часть работы уже выполнена”. На самом деле это не так. Руководитель пресс-службы признается, что и сама приходит на совещания, совершенно измученная неудачными попытками изучить содержимое Dropbox. Доходит уже до того, что у нее вызывают отвращение призывы к мозговому штурму на этих собраниях: “Я не в силах заниматься мозговым штурмом… Я слишком измучена, чтобы заниматься мозговым штурмом”.
Элис Рэттан, менеджер в ReadyLearn, проповедует ценность однозадачности с деловой точки зрения. Ее уже не удивляет, что молодые консультанты стремятся выполнять по нескольку задач во время совещаний. Они на этом выросли; теперь им нужно узнать о более совершенных способах. Однако ее всегда удивляет, что клиенты прибегают к многозадачности, когда обсуждаются их дела. И они хотят, чтобы Рэттан тоже выполняла по нескольку задач. По ее словам, клиенты ждут от нее быстрого решения вопросов, на самом деле требующих времени на осмысление. Она должна объяснить им, что собирается работать с ними, уделяя их проблемам максимум внимания[236].
Рэттан видит некоторую нестыковку. Недавно принятые на работу молодые консультанты приходят из лучших университетов и бизнес-школ. На их счету заметные свершения как в научной сфере, так и за ее пределами. Тем не менее молодые люди испытывают трудности, когда речь заходит о самых, казалось бы, простых офисных условностях и беседах. Элис Рэттан удивляется: “Они уже создают собственные приложения, но их коммуникативные навыки никуда не годятся”. Им крайне сложно проявлять эмпатию на работе. Похоже, они не в состоянии понять точку зрения коллег или клиентов. Таким образом, сегодня обучение молодых сотрудников должно начинаться с беседы. Но обычно беседе не позволяют занять ее законного места в качестве приоритетного аспекта деятельности, потому что мы склонны предполагать, что сотрудники уже умеют слушать и отвечать.
Когда девушка-консультант младшего уровня зашла в Facebook во время встречи с клиентом, Рэттан было не так-то просто объяснить молодой коллеге, в чем ее проступок. С точки зрения молодой женщины, она уже внесла свою лепту в презентацию для клиента. Она объяснила руководительнице, что на занятиях в университете “всегда” заглядывала в интернет после того, как выступала по теме лекции. Элис Рэттан трудно скрыть свое раздражение: “Я сказала ей: «Хорошо, но в профессиональных обстоятельствах это недопустимо»”. В этом случае Рэттан показалось, что недостаточно убедить младшую коллегу вести себя по-другому. С точки зрения Рэттан, нужно было поработать над ее ожиданиями, над ее подходом к тому, каково это – вести беседу. Вот как это видится молодой коллеге: собираясь вместе, люди просто выполняют свою “часть” работы, а потом могут заняться посторонними делами. По мнению Рэттан, под влиянием многозадачности у этой женщины развились рабочие привычки, из-за которых совместная работа становится невозможной.