В тот день в доме престарелых меня крайне встревожило, что все мы позволили себе быть вытесненными на обочину, быть превращенными в зрителей роботом, который ничего не понимал. Та ситуация бросила тень не на робота, а на нас и на то, как мы смотрим на стариков, когда они пытаются рассказать нам историю своей жизни. В последние десятилетия, когда возникла идея роботов-компаньонов для пожилых людей, упор был сделан на то, захочет ли старик разговаривать с роботом. Сумеет ли робот поддержать эту беседу? Достаточно ли он для этого убедителен?
Но если поразмыслить о жизненной ситуации, которую мы здесь рассматриваем, дело ведь не только в том, что пожилым людям нужно говорить. Хорошо бы, чтобы молодые люди их слушали. Таков договор между поколениями. Однажды мне сказали, что в некоторых древних культурах есть поговорка: если молодой человек плохо себя ведет, значит, “у него не было никого, кто рассказал бы ему старые истории”. Когда мы с энтузиазмом относимся к роботам-слушателям, которые на самом деле не умеют слушать, это свидетельствует об одном: нас слишком мало интересует то, о чем готовы рассказать наши старики. Мы создаем машины, гарантирующие, что человеческие истории будут доверены “глухим ушам”.
Есть столько замечательных вещей, посредством которых роботы могут улучшить жизнь пожилых людей, оказав им помощь в трудной ситуации. Роботы могут помочь старикам (или больным, привязанным к дому людям) почувствовать бо́льшую независимость, доставая для них банки супа или предметы одежды с верхних полок; роботы способны помочь человеку с трясущимися руками приготовить пищу. Роботы помогут неуверенно стоящему на ногах человеку лечь в постель. Они найдут очки, оказавшиеся не в том месте. Одним словом, они способны принести массу пользы. Кто-то скажет, что робот, болтающий с пожилым человеком, – тоже, безусловно, хорошая вещь. Однако в этом случае нам, по-моему, стоит внимательно подумать о сугубо человеческих свойствах беседы и эмоциональной заботы.
Коммуникабельные роботы действуют как объекты, вызывающие воспоминания: объекты, способствующие нашим размышлениям о себе и о своих наиболее значимых ценностях. Мы находимся на территории того четвертого стула, где в центре нашего внимания оказывается природа – наша собственная, а также вторая природа, которую мы создаем. В этом контексте разговор с машинами подталкивает к вопросу: какова ценность взаимодействия, которое не содержит общего жизненного опыта и не вносит никакого вклада в общее хранилище человеческого смысла, а, по сути дела, может его обесценить? На этот вопрос нет готового ответа, но его стоит задать и к нему стоит вернуться.
Непросто заводить разговор такого рода, когда мы относимся к идее роботов-компаньонов всерьез. Едва мы начинаем воспринимать ее как новую норму, это может привести к исчезновению беседы.
Прямо сейчас мы берем за основу следующую установку: если мы пользуемся роботом для выполнения какой-то работы, это уже лучше, чем ничего. Эта установка небезупречна. Если у вас проблемы с заботой и общением, и вы пытаетесь их решить с помощью робота, значит, вы не делаете попыток решить их с помощью друзей, семьи и вашего сообщества.
Если робот “как будто” действует, то и взаимодействующий с ним человек тоже начинает “как будто” действовать, а это ничем не поможет детям в период их взросления. Взрослым это тоже ничем не поможет, если они стремятся к подлинности.
А если мы говорим, что роботов можно использовать только для того, чтобы помочь пожилым людям в период, когда они пытаются разобраться со своей жизнью, то мы таким образом принижаем этих людей. Уж кому-кому, а старикам нужно давать возможность говорить об их настоящей жизни, наполненной потерями и любовью, – причем говорить именно с теми, кто понимает, что это такое.
Мы способны на такие беседы, но иногда я боюсь, что они могут не состояться вовсе.
Заканчивая работу над этой книгой, я побывала на большой международной встрече, где одна из сессий называлась “Отключиться, чтобы подключиться”. Там психологи, ученые, технические специалисты и представители делового сообщества рассуждали о нашей эмоциональной жизни в цифровой век. Многие согласились с тем, что у молодых людей, выросших в атмосфере эмоционального “отключения”, наблюдается разрыв эмпатии, хотя они постоянно “подключены” к телефонам, играм и соцсетям. Участники встречи были полны энтузиазма по поводу того, какую помощь могут оказать технологии. Теперь для людей, не проявляющих особой эмпатии, будут созданы “эмпатические приложения”, призванные научить их сочувствию и вниманию к другим людям[332]. Предполагаются компьютерные игры, где награждаться будет сотрудничество, а не насилие.
Идея состоит в том, что мы сами виноваты в своих проблемах с технологиями, а значит, именно технологии помогут нам эти проблемы решить. Это та самая помощь в трудной ситуации. Если мы когда-то мечтали о роботах, которые позаботятся о нашей физической уязвимости, то теперь приложения помогут разобраться с нашими эмоциональными оплошностями. Если мы стали холодны друг к другу, приложения нас “обогреют”. Если мы забыли, как слушать друг друга, приложения научат нас быть внимательнее. Но тот факт, что мы обращаемся к технологиям за помощью в ликвидации эмпатического разрыва, кажется ироничной реакцией на проблему, которой, возможно, у нас вообще могло не быть.
Я уже говорила, что создавать приложения может быть куда легче, чем вести беседы. Когда я думаю о родителях, которые буквально не вылезают из своей электронной почты вместо того, чтобы поговорить за обедом с детьми, я не уверена, что можно с помощью технологий устранить возникающую из этого эмоциональную дистанцию. Да, при разработке приложений необходимо учитывать нашу уязвимость – телефоны должны отпускать нас, а не стараться удержать, – но я стараюсь думать о том, чем сами люди могут заполнить эмпатический разрыв. Я думаю о родителях, экспериментирующих с охранными зонами и технологическими тайм-аутами, чтобы снова стать идеальными собеседниками для своих детей и друг для друга. Я думаю о студентах и руководителях организаций, которые на время убирают телефоны, чтобы сосредоточить все свое внимание на друзьях и коллегах. Я думаю о новом энтузиазме в отношении медитации как способе присутствовать здесь и сейчас и открывать мир, который мы держим в себе. Когда люди находят время для саморефлексии, они начинают больше ценить то, что могут предложить другим.
Сейчас подходящий момент. У нас был роман с технологиями, казавшийся волшебным. Но, как и вся великая магия, этот роман требовал нашего внимания и заставлял нас смотреть только на то, что предлагал нам волшебник. Теперь мы готовы вернуть себе свое внимание – для уединения, для дружбы, для общества.
Заботливые машины бросают вызов нашим основополагающим представлениям о том, что значит быть преданными друг другу. Эмпатические приложения заявляют, что помогут нам вновь обрести полную человечность. Эти предложения могут положить конец нашему забыванию: теперь мы должны спрашивать, станем ли мы человечнее, если отдадим свою самую человечную работу машинам. Именно сейчас нам надо пересмотреть свой подход к делегированию таких полномочий. И речь не о том, чтобы отвергнуть технологии, а о том, чтобы обрести самих себя.
Это наш момент “как раз вовремя”, момент, когда мы должны четко следовать избранной линии: признать нежелательные последствия технологий, перед которыми мы оказались уязвимыми, и отдать должное приспособляемости, которую мы всегда демонстрировали. У нас есть время, чтобы исправить ситуацию. Чтобы вспомнить, кто мы такие. Вспомнить, что мы сформированы историей, глубокой психологией, сложными отношениями. И, конечно, беседами – безыскусными, рискованными, лицом к лицу.
Благодарности
В этой книге я изучаю феномен, на мой взгляд, близкий к исчезновению – особого рода беседу лицом к лицу. Незапланированную. Пространную. Требующую времени. Чтобы понять, чего нам не хватает, нужно изучить то, что у нас есть. Поэтому, чтобы исследовать несостоявшиеся беседы, я спрашивала людей, о чем они говорят, с кем они говорят и как вообще все это происходит. Отвечая на этот вопрос, многие люди обращались к своим ноутбукам и телефонам, чтобы показать мне свою последнюю переписку. Но потом, когда я говорила, что тоже хочу с ними побеседовать, они любезно откликались. Мои рассуждения о беседе основаны на разговорах лицом к лицу, причем многие мои собеседники признавались, что обычно им трудно так разговаривать. Тем сердечнее моя благодарность этим людям.
Чтобы осуществить это исследование, мне в течение нескольких лет требовалась помощь коллег. Когда я интервьюировала студентов и молодежь, мне помогала Эмили Карлин. Когда нужно было поговорить с представителями делового сообщества, я сотрудничала с Эрикой Кесвин. Во многих случаях логика моих рассуждений вырастала из бесед с Эмили и Эрикой, и дальнейшие беседы вносили неоценимый вклад в интерпретацию того, что мы с ними находили.
Кроме того, Карлин была моей научной ассистенткой на протяжении всего проекта; она расширила диапазон материалов, с которыми я знакомилась, а также показала себя замечательным собеседником. В эту группу коллег также вошла Келли Грей: ее вкус и прекрасные идеи помогали мне обдумывать и осознавать многое с тех пор, как я запустила инициативу “Технологии и «я»” в МТИ в 2001 году. Грей сыграла ключевую роль в этом проекте, а также в создании всех книг, появившихся в результате этой инициативы. Книга, которую вы держите в руках, – шестая.
Я хотела бы поблагодарить Катинку Мэтсон, Сьюзен Поллак, Нэнси Розенблюм, Мерилин Саломон, Наташу Шулл, Сьюзен Силби, Дэниела Стерна и Сьюзен Стерн за то, что они помогли мне сформулировать задачи этого проекта. Я также выражаю признательность Мелу Блейку, Роджерсу Брубейкеру, Джексону Давидоу, Амире Элтони, Эмили Грандджин, Элис Кертц, Хербу Лину, Нелли Менса, Крису Майер