– Н-ну да, зачем-м со м-мной ра-а-азговаривать, – промычал я голосом, звучавшим на всех видеокассетах в девяностые, и разлепил веки.
Похоже, меня хорошо тряхануло – всё тело ломило после мышечных судорог. Щека до сих пор дёргалась. На шее зудела отметина от электродов. На самом деле там две, но ощущалась как одна, но большая.
Я хотел почесаться и обнаружил, что обездвижен. Мог дышать, моргать, чуть-чуть крутить головой, пальцами шевелить – это сколько угодно, но повернуться, двинуть рукой или ногой – нет. Чуть позже пришло стойкое ощущение, будто я парю в воздухе. Что примечательно, снова голый.
Спина не чувствовала опоры совсем, но какая-то сила прочно удерживала меня в подвешенном положении. Очевидно, где-то подо мной стоял источник этой силы, но по понятным причинам его я увидеть не мог.
Смена обстановки, а возможно, и статуса, напрягла не по-детски – мозг заскрипел извилинами в попытке найти объяснение. Пока ясно было одно: меня за каким-то лядом перевели из карантинного бокса сюда. Но куда сюда? Зачем сюда? И на хрена с применением электричества? Могли бы просто сказать… ну или потребовать, если такие крутые.
Используя отпущенную свободу движений, я как мог огляделся.
Потолок белый, высокий. По центру обязательная камера кругового обзора мигала красным глазком. Люминесцентные лампы, расположенные квадратом, испускали рассеянный свет с уже знакомым голубоватым оттенком УФ-облучения. По углам жужжали коробки ионизаторов. Гудела электромотором мощная вытяжка.
Это удалось рассмотреть без труда.
Дальше пошло сложнее. Пришлось косить так, что чуть глаза не завернулись внутрь черепа.
Стены расчерчивала клетка белого кафеля. Тускло блестели остеклёнными дверками навесные шкафы. Стекло было матовым, так что их содержимое осталось загадкой. Ниже по всему периметру выстроилась в ряд мебель и оборудование: столы, закрытые стеллажи, холодильники, герметичные боксы, сложная аппаратура…
На столах громоздились колбы, кюветы в штативах, пробирки с разноцветными жидкостями. А назначение приборов я даже не пытался угадывать. Опознал только большой микроскоп, судя по всему, электронный, и центрифугу. Да и то не до конца был уверен, что это они.
Постепенно сложилось предположение, что меня разместили в лаборатории. А когда нос уловил характерный запах химических реактивов, предположение переросло в уверенность. Спокойствия, правда, этот факт не добавил.
В качестве кого разместили?
Ответ пока был один: в качестве подопытной крысы.
С лёгким гулом отъехала сдвижная дверь. В помещение, оставляя за собой перестук каблуков, ворвался кто-то стремительный. Меня окатило волной запаха терпкого одеколона с изрядной примесью табачного духа. Не успел я глазом моргнуть, как надо мной вырос мужчина.
Высокий. В годах – седые волосы уложены в аккуратный пробор. Лицо вытянутое, сухое, немного костистое, но ухоженное: щёки тщательно выбриты, бородка клинышком, волосок к волоску. На носу, чуть с горбинкой, блестели золотой оправой очки. Тонкие губы строго поджаты. Белейший халат сидел, как дорогой бальный фрак, пошитый по спецзаказу.
На требовательного, но справедливого дядюшку был бы похож, если б не оружейная сталь, сверкавшая в серых глазах.
Он заметил мой изучающий взгляд, прищурившись, хмыкнул:
– Сафонов Алексей Валентинович?
– А вы кого-то другого ожидали застать? – теперь уже скептически хмыкнул я. Простите, не знаю вашего имени-отчества, но…
– Крестовоздвиженский, – отрекомендовался он с лёгким поклоном. – Иннокентий Петрович. Профессор. Доктор наук.
– Простите за мой внешний вид и что не встал в вашем присутствии, док. Некоторые обстоятельства мешают мне проявить вежливость… – Я для наглядности пошевелил пальцами рук.
– Ах, это, – протянул мой новый знакомец. – Для безопасности вас поместили в обычное стазис-поле. Не препятствует кровообращению, и в плане профилактики пролежней незаменимая вещь. Мера вынужденная, но необходимая, придётся вам потерпеть.
«Во как, стазис-поле у них обычное», – мысленно поразился я, вслух же сказал:
– Потерпеть не проблема, но хотел бы уточнить, как долго? Раз уж встал вопрос о профилактике пролежней.
– О, не стоит так беспокоиться, – мило улыбнулся Иннокентий Петрович. – До пролежней не дойдёт.
Эти слова заставили меня надолго задуматься. Что он имел в виду? Почему не дойдёт? Меня раньше отпустят? Или я просто не доживу?
Хотя, с другой стороны, причин для обострения паранойи не было. Приятный в общении дядька. Учёный. Второй человек, который вообще здесь со мной разговаривал. Может, это как раз он меня опасается. Я лось здоровый – мало ли, кинусь сейчас с кулаками или, не приведи Господь, в ожившего мертвяка обращусь. Так что лучше не загоняться и плыть тихонечко по течению, а там куда волною прибьёт.
Пока я размышлял, Иннокентий Петрович снял с одного из столов тонкий планшет, который я до этого не заметил, потыкал пальцем в экран.
– Врач? Даже так? – чуть вскинул он бровь. – Ну что ж, занятно будет пообщаться с иномирным коллегой.
Вот тут-то я и выпал в осадок.
– Откуда вы…
– Всё до банального просто, молодой человек, – перебил Иннокентий Петрович и в доказательство продемонстрировал мне планшет, как будто это могло что-нибудь объяснить. – Ваша кровь всё рассказала за вас.
– В смысле моя кровь? – вытаращился я на него в полнейшем недоумении.
– Я сейчас поясню. Вы же никуда не торопитесь?
– Ха-ха, – сказал я, обозначив, что оценил шутку, и уставился на собеседника с нескрываемым интересом: – Ну?
– Так вот… – Иннокентий Петрович заложил за спину руки с планшетом и принялся мерить пол шагами. – Думаю, не ошибусь, если предположу, что для вас не секрет, какая у нас здесь случилась беда…
– Это было нетрудно, – перебил я, чем заслужил его неодобрительный взгляд.
– В связи с вышеизложенным, каждого помещённого в карантин мы тщательно обследуем…
– Док, а нельзя ближе к телу, а то вы с «поцелуй меня в спину» начали.
– С чего, простите? – удивлённо посмотрел он поверх очков.
– Анекдот такой есть, при случае расскажу. Вы продолжайте, продолжайте, профессор, извините, что перебил.
– Так вот, каждого помещённого в карантин мы тщательно обследуем. И среди прочего получаем данные по группе крови. Это автоматически происходит, аппаратура так настроена…
– А что не так с моей группой? – снова не утерпел я. – Первая отрицательная. Ноль, эр аш минус.
– Вот именно, – зажглись глаза у профессора. – Ноль! Эр аш минус! А у нас, в смысле в нашем мире, ни такой группы, ни тем более резуса попросту нет. Не су-щест-ву-ет! Отсюда я делаю вывод, что вы, юноша, выходец из другого мира. Ну, скажете, что я неправ?!
– Да нет, не скажу. Отрицать было бы глупо, – легко признался я.
Решил не создавать интригу на ровном месте. Меня даже Джул вычислила на раз-два, а у дока на руках лабораторные данные. Он всё равно от меня не отвяжется, а так, возможно, посодействует возвращению домой. Как коллеге.
– Не расскажете, каким образом вы здесь очутились? – Голос дока оставался доброжелательным, но взгляд сделался жёстким.
– Да нечего рассказывать. Запустил МРТ, потом взрыв, очнулся в тоннеле.
– А как, простите, аппарат назывался?
– МРАК–5.
– Индекс, индекс какой? – Голос Иннокентия Петровича предательски дрогнул.
– Какой индекс? – недопонял я. Вряд ли собеседник подразумевал почтовый.
– Литера в скобках. Т или П?
– П.
– Замечательно! – Док отбросил планшет на стол, не заботясь о судьбе дорогущего гаджета, лихорадочно потёр руки. – Вы даже не представляете, насколько это замечательно.
– Да что за МРАК–5? Чего вы с ним так носитесь? – не выдержал я.
Нездоровая возня вокруг аппарата реально бесила. А собственное неведение бесило нереально. Я, как деревенский дурачок, всё всем рассказываю как на духу, а в ответ ни конфетки, ни фантика. Это образно. А если конкретно, то концепцию надо срочно менять и по максимуму извлекать из ситуации личную выгоду. Информация – вполне себе ходовой товар, почему бы его не продать? Так что хрен я теперь стану забесплатно откровенничать. Остался пустяк – придумать, какую именно выгоду…
Удивлённый голос Иннокентия Петровича сбил меня с мысли.
– МРАК–5 расшифровывается как магнитно-резонансный альт-компульсатор. Пятая модель. Индекс П означает «пространственный», Т, соответственно, «темпоральный», – пояснил он и пристально посмотрел на меня поверх очков. – Даже странно, что вы не знаете. Один перенеслись или в составе исследовательской группы? А может, боевого отряда?
– Да чтоб вас, док, какой группы?! Какого отряда?! – вспылил я, решив не упоминать про Аню и Штиля. – Говорю же, случайно всё вышло. Я простой рентгенолог, работаю на простой работе, и откуда взялся этот грёбаный агрегат, в душе не скребу! Сам до сих пор в шоке от случившегося.
– Успокойтесь молодой человек, не нужно повышать на меня голос. И уж тем паче употреблять бранные слова, мы же с вами образованные люди, – урезонил меня Иннокентий Петрович менторским тоном. – Допустим, отряда не было. Допустим, случайно. Но точку-то выброса вы сможете показать?
– Шутите, док? – ответил я, одарив его честнейшим из взглядов. – Я же не местный, забыли?
– Это да, это да, – пробормотал явно расстроенный профессор, но тут же вернул себе прежнее настроение. – Ничего страшного, ваша спутница нам поможет, она, насколько я понял, как раз из местных.
– Джул? – удивился я. – Она здесь? И раз уж зашёл разговор, где мы?
– Центральный испытательный комплекс СК, – машинально ответил Иннокентий Петрович, занятый своими мыслями. – И да, она тоже здесь. Переместили на всякий случай.
– Док, вас не затруднит ответить ещё на один вопрос?
– Безусловно, мы же беседуем, – задумчиво кивнул тот, блеснув золотой оправой очков.