— Тесновато было в этой рыбьей спальне, — замечает Лялё. — Наверное, рыбы плавали бок о бок. Ну, зато ужин нам гарантирован.
— Выбрось эту гадость! Ведь сабало пахнет тиной.
— Так считают в городе. Там не знают, как ее следует приготовлять. Научу тебя.
Багаж моих рыбацких познаний увеличился. Вдоль тела сабало, с обеих сторон, в белом мясе тянутся две черные жилки. Именно они и служат источником неприятного болотного запаха. Надо сделать в рыбе глубокие разрезы с одной и с другой стороны, сразу за головой и у хвоста. В надрезе видна черная точка жилки. Схвати пальцем и вытащи. Вот и все.
Поджаренные на решетке сабалос были очень вкусные.
Держаться вблизи берега, а особенно углубляться в речные протоки и лабиринт проходов между островами нравилось нам гораздо больше, чем плавание по стрежню посередине широкой реки. Там ничего, собственно, не было интересного: бескрайность воды, пустыня. Поразительно мало птиц. Мы видели только черные головки ныряющих бакланов и водяных курочек. А вот у берега и среди островов кипела жизнь, там можно было подметить немало любопытного.
Как-то мы ночевали на острове. На берег высаживались поздно, а перед восходом солнца нас разбудил птичий гомон, который звучал вблизи и становился все громче. Звуки были странные: какое-то кваканье, верещанье, уханье. Все это неслось из глубины острова, из-за зеленой стены кустарников. Заинтересованные, мы стали продираться сквозь чащобу. Никогда не забуду картины, которую я тогда увидел. Это было озеро не озеро, какая-то заросшая лагуна или болото. И чистое окно воды, и пронзительная зелень ряски, и плавающие тарелки водяных лилий с раскрытыми цветами, и пучки стройного тростника. Показалось солнце, первые низкие его лучи осветили, вызолотили это птичье святилище. Птичье, потому что там полно было водяных птиц. Всевозможные виды уток, гуси, цапли серые, в крапинку и снежно-белые, с хохолками. И южноамериканские аисты, черноногие, черноклювые. И какие-то неизвестные мне большие взъерошенные птицы с длинными клювами и пышными воротничками — жабо.
И все они двигались, плавали стайками вместе с молодняком, бродили по отмелям, начиная свой птичий день. Вопили, не жалея глоток… Шум стоял неимоверный! В гордой изоляции, стоя на длинных ногах в воде, пребывало стадо фламинго. Силуэты сотни стройных фигурок, словно нарисованные тоненькой кисточкой китайского живописца. Испугавшись, птицы замахали крыльями и побежали по воде, набирая разгон, пока не взлетели в виде розового трепещущего в солнечных лучах облака.
А однажды мы наблюдали за настоящим воздушным сражением. Аисты учили летать своих птенцов. Вероятно, это был уже второй этап обучения, высший класс, групповые полеты. В небе находились одновременно по крайней мере десятка полтора семейств аистов. Каждое держалось обособленно. Внизу кружились молодые птицы, а над ними — ширококрылые папа и мама. Феерическое зрелище!
И вдруг в вышине появилась черная точка. Она росла на глазах. Сложив крылья, камнем падал ястреб. Он атаковал семью аистов, круживших как раз над нами. Словно по команде, молодняк сгруппировался потеснее, а родители пригнули шеи к спинам и выставили вверх клювы. Атака была отбита. Ястреб развернул крылья и еще раз попробовал напасть. Но снова и снова встречал направленные в его сторону острые клювы старых аистов.
Земля не гарантировала спасения, нужно было защищаться в воздухе. Переживая разыгрывающуюся над нами трагедию, мы кричали, махали руками, стреляли, чтобы отпугнуть хищника. Однако мы были в положении пехотинцев, стреляющих из карабинов по самолету. Ястреб не обращал на нас никакого внимания и раз за разом возобновлял свои атаки. Чем же все кончится? Кто возьмет верх?
Совсем неожиданно группа небольших вертких птиц тучей бросилась на ястреба. Откуда они взялись? Не знаю. Но в результате была полная победа. Атакованный со всех сторон ястреб признал себя побежденным и с позором покинул место боя, спасаясь бегством. Семья аистов вновь спокойно кружила в воздухе. Лялё утверждал, что то были попугаи. Сомневаюсь. Они, правда, держатся стаями, но представляют собой скорее лишь крикливую компанию воришек, нападая, в частности, на плантации кукурузы. Я не верю в агрессивность, а тем более в отвагу попугаев.
Небольшие храбрые птицы исчезли, скрылись, гонясь за ястребом.
— Ты ел когда-нибудь карпинхо? Молодые они очень вкусны, если их испечь.
Нет, не ел. Карпинхо, или капибара, — это грызун, родич водяной крысы, по величиной он порой не уступает хорошему кабану. Живут карпинхо в прибрежной чащобе, делая себе глубокие норы. Лялё загорелся:
— Это деликатес, который можно отведать только здесь, у Большой Реки. Кроме того, шкура…
Долго уговаривать было не нужно, я согласился поохотиться на капибару. Но как? Ведь собак у нас не было, а без них невозможно отыскать в зарослях этого крупного грызуна. Единственная возможность — встретить капибару на открытом пространстве. Встретить — это значит увидеть зверя раньше, чем он тебя увидит или почует. Легче сказать, чем сделать, но попробовать стоит.
Утром мы стали красться вдоль самого берега острова, медленно, бесшумно, стараясь не плеснуть веслом. От излучины к излучине. Карабин под руками. Я не очень верил в успех такой индейской забавы.
Уровень реки был тогда невысоким. Зеленая шуба растительности на острове оборвалась на отвесном обрыве, от его подножия до воды тянулась широкая полоса пляжа. В этом месте береговая линия острова изгибалась плавным полукругом, образуя что-то ироде открытого залива. От острова до берега реки около ста метров спокойной, почти стоячей воды. Рукав, по-видимому, был мелким. На пляже находилось целое семейство карпинхо. Однако нас разделяло расстояние настолько значительное, что о метком выстреле нечего было и мечтать.
Несколько контргребков, и мы отплыли назад. Совещаемся. Нужно подобраться к животным сверху, через заросли, подползти к обрыву и стрелять. Я высаживаю Лялё на берег, и он бесшумно пыряет в зелень, ему нужно сделать большую дугу. Сам я остаюсь в байдарке. Под заслоном свисающих ветвей лодка хорошо укрыта. Лишь после выстрела, если раненая капибара достигнет воды, я начну грести изо всех сил, чтобы постараться настигнуть добычу на мелководье. А пока незамеченный, я нахожусь на превосходном наблюдательном пункте, сильные линзы бинокля приближают сцепу, редкостный спектакль разыгрывается прямо перед моими глазами.
Семейка не подозревает об опасности, малыши играют как ни и чем не бывало. Быстро перебирая короткими ножками, они гоняются друг за другом, кувыркаются, словно расходившиеся щенки. Сколько очарования в их неловких движениях! Все это, разумеется, под присмотром чуткой мамы капибары. Она стоит над расшалившимся потомством, огромная, как свиноматка, неподвижная и, однако, все видящая и слышащая. По ее спине прогуливается птица, похожая на сойку. Она старательно ищет что-то в шерсти капибары, которая не только терпит ее, но словно бы с удовольствием поддается этой очищающей процедуре. Просто идиллия. Сейчас ее прервет выстрел. Лялё так расхваливал вкус печенки молодой капибары…
Проходят минуты. Четверть часа, полчаса. Ничего не происходит, поросята по-прежнему заняты игрой, неподвижная мама ничего не предчувствует, птица на ее спине насытилась, видимо, паразитами и сидит спокойно.
Что случилось с Лялё? Быть может, заросли в глубине острова оказались настолько густыми, что через них невозможно продраться? Прошло уже, пожалуй, около часа. Меня охватывает беспокойство. Наконец мое терпение иссякает. Видимо, что-то нам помешало. Попробую сам добраться до капибар со стороны реки, отрезать их от воды. Может, мне удастся подплыть на расстояние пистолетного выстрела. Кладу оружие под руками и сильными ударами весел гоню байдарочку вперед. Тревога на пляже! Мама капибара сгоняет малышей в реку, сама бросается в воду последней. Я гребу изо всех сил. Мне понятен маневр беглецов: хотят переплыть, перенырнуть рукав, отделяющий остров от берега реки. По-видимому, там у них убежище, а остров служит только пляжем для малышей. Я отчетливо вижу темные пятнышки голов, плывущих через речной рукав. Мчусь на байдарке в ту сторону, но они исчезают под водой. На один миг появляются черные носики и снова погружаются. Один из малышей высовывается прямо рядом с бортом байдарки. Испугавшись, он словно проваливается под поверхность. Вода тут спокойная и прозрачная. Вижу, как нырнувший зверек проворно перебирает лапками. Он не меняет под водой направления, я нахожусь как раз над ним. Сейчас вынырнет. О, уже плывет вверх. На секунду показывается носик, и снова в глубину! Схватил глоток воздуха…
Выступая в роли преследователя, я имею преимущество над ним: все время его вижу, угадываю замыслы бесхитростных маневров. И могу спокойно отдыхать. А он нет. Когда он, задыхаясь, вынырнул еще раз, то был так близко, что я мог дотянуться до него веслом. Разогнанная байдарка скользила с ним рядом. Я отложил весло и взял пистолет. Не сомневался в меткости выстрела по цели, видимой так отчетливо. По поверхности скользила головка с прилипшей мокрой щетиной. Он медленно перебирал ножками, совершенно, наверное, вымотанный. Представляю, как колотится его сердце. Через прорезь мушки вижу устремленный на меня глаз. Круглый, черный, как блестящая пуговица. И наполненный страхом!
Я не выстрелил. Притормозил веслом байдарку. До берега было уже недалеко. Я смотрел, как мой малец доплыл до него, выкарабкался, шатаясь, из воды и исчез среди бурелома. Остальные члены семейства вместе с мамой доплыли, должно быть, раньше.
Возвращаясь к острову, я увидел Лялё, стоявшего на обрыве, как раз над пляжем, где еще недавно возились маленькие капибары. Он спрыгнул, добрел до байдарки, влез в нее, разрядил карабин.
— Почему ты не стрелял? Не успел? Я спугнул их у тебя из-под носа? Но ведь у тебя было много времени! Я ждал очень долго.
— Просто я лежал на обрыве. Смотрел…
Мы гребли молча, почему-то не спеша начать разговор.