ением и, согрешив, попадает после смерти в ад и стражи адовы ведут его к богу смерти Яма и говорят: «О царь, этот человек не чтил нИ друзей, ни монахов, никого из людей, накажи его, владыка». И начнет царь Яма испытывать его и спросит его: «Разве ты не видел первого вестника смерти среди людей?» «Не видел, владыка». И скажет ему бог смерти, царь Яма: «Разве не видел ты стариков и старух, согбенных, искривленных, опирающихся на посох, трясущихся, беззубых, плешивых, покрытых морщинами?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный, взрослый человек, не подумал — и для меня существует старость, и я не избегну старости? И думая так, неужели ты не сказал себе: сотворю благое делом, словом, помышлением?» И отвечает человек: «Не мог я, владыка, не понимал я». И скажет ему тогда бог Яма: «По недомыслию, человек, ты не творил благого делом, словом, помышлением; истинно, человек, поступят с тобою, согласно недомыслию твоему: не матерью твоею, не отцом твоим, не братом, не сестрою, не друзьями, не советчиками, не родными, не свойственниками, не богами, не монахами, но тобою самим содеян грех и возмездие за него испытаешь ты сам». И о втором вестнике спросит тогда человека бог Яма: «Не видел ты разве больного, страждущего, мучащегося, лежащего так, что другие должны поднимать и укладывать его?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный и взрослый человек, не подумал, что и для тебя существует болезнь? Не подумал о том, чтобы творить благое?» «Не мог, владыка, не понимал». И скажет ему царь Яма, что за все он будет отвечать сам, и никто другой. О третьем вестнике спросит человека владыка смерти: «Разве не видел ты людей, умерших день, два, три тому назад, чье тело вздулось, почернело, начал разлагаться?» «Видел, владыка». «И что же, ты, сознательный и взрослый человек, не подумал — и для меня существует смерть, и я не избегну смерти? И подумав так, не стал творить благое?» «Не мог я, владыка, не понимал я». «По недомыслию не делал ты благих дел, и возмездие за грехи твои испытаешь ты сам». И замолкнет царь Яма, и возьмут человека того стражи адовы и ввергнут его в страшные муки адские.
И слушали монахи и миряне слова Учителя и думали о них, думали о жизни, о делах человеческих и о смерти, о которой надо думать непрестанно, но которой не надо бояться никогда.
И Будда понимал, что мысль о смерти особенно мучит и страшит людей, и потому часто говорил он о ней. Однажды, когда он был в городе Шравасти, у одной молодой матери умер ребенок; она не видела никогда смерти и потому не позволила унести ребенка, чтобы сжечь его, и сказала: «Пойду спрошу лекарство для сына».
И стала ходить с трупом ребенка из дому в дом, спрашивая: «Не знаете ли вы лекарства для моего сына?» Но люди говорили ей: «Милая, ты, верно, обезумела, что ходишь и спрашиваешь лекарство для умершего сына?» Она же говорила: «Наверное, я найду человека, который будет знать лекарство для моего сына».
Один мудрый человек увидел ее и подумал: «Она, наверное, родила первого сына и не видела смерти». Сказал он ей: «Сам я не знаю лекарства, но знаю знающего лекарство». «Отец, скажи мне, кто же знает?» «Учитель, милая, знает, поди и спроси его».
Пошла она к Учителю, преклонилась перед ним и спросила: «Знаешь ли ты действительно лекарство для моего сына?» «Да, знаю», — ответил Будда. «Что же надо взять?» «Надо взять щепотку горчичных зерен». «Возьму, господи, но из чьего дома надо взять?» «Из дома того человека, у которого не умерли ни сын, ни дочь, ни кто-либо другой». Она сказала: «Хорошо», преклонилась перед Учителем, взяла мертвого ребенка и вошла в город.
Став у первой же двери, она спросила: «Есть ли в этом доме горчичные зерна? Они лекарство для моего сына». Ей ответили: «Есть». «Так дайте». Когда дали горчичные зерна, она спросила: «Что, в этом доме, не умирал ли сын или дочь, или кто-либо другой?» Ответили: «Милая, что ты говоришь, живущих мало, а мертвых много». «Так берите ваши горчичные зерна, они не лекарство для моего сына». И пошла она дальше, спрашивая в каждом доме горчичных зерен.
И ни в одном доме не могла она взять их и к вечеру начала думать: «Увы, тяжкое это дело, я думала, только мой сын умер, а вот, во всем городе умерших больше, чем живых». И когда она размышляла так, сердце ее, мягкое от нежности к сыну, стало твердым. Пошла она в лес, оставила там труп и предстала затем перед Учителем.
«Что же, — спросил ее Будда, — получила ты хоть одну щепотку горчичных зерен?» «Нет, господи, не получила: во всем городе больше мертвых, чем живых». Сказал Учитель: «Ты думала — только мой сын умер, а вот, это непреложный закон для живых существ: владыка смерти, как поток, вырывает все существа, даже те, чьи намерения не исполнены, и ввергает их в море погибели. Внемли: смерть уносит с собою человека, приверженного к детям своим, стадам своим, преданного наслаждениям, подобно тому, как бурный поток уносит спящую деревню».
И вняла молодая мать слову Учителя, поняла слова учения, вступила на Путь — стала монахиней, а впоследствии известною старицею, учившею других тому, чему ее научил Учитель; многих женщин она привела на Путь, указывая на причину их тяжкой женской доли, учила жить настоящею жизнью, которая не боится смерти.
Будда любил напоминать людям о том, что надо думать о ближнем, надо думать о всем, и бедным и богатым, и людям простым и людям у власти, и однажды он рассказал собравшемуся народу притчу о «Царе и великом барабане»:
— Некий царь сказал однажды: «Велю изготовить великий барабан, такой, что, если в него ударить, будет слышно на несколько дней пути. Кто сможет мне его изготовить?» «Мы не можем», — сказали царские советники.
Пришел тут один из вельмож, преданный государю, который всегда старался помогать неимущим. Он сказал:
«Государь, я смогу сделать такой барабан, но обойдется это очень дорого».
«Хорошо», — сказал царь и велел открыть царскую казну и дать тому человеку все, что он спросит. Вынесли сокровища из дворца, и вельможа велел огласить по всей стране: «Царь, любящий своих подданных, хочет всячески помочь всем, кто беден, пусть все бедные придут ко дворцу».
И потянулись ко дворцу царя со всех концов страны бедные и неимущие. Прошел год, и царь спросил: «Готов барабан?»
«Готов», — отвечал вельможа.
«Отчего же я не слышал его звуков?» — спросил царь.
«Государь, прошу тебя выйти из дворца и поехать по твоему государству. Ты услышишь тогда барабан закона Будды, который звучит во всех странах света».
Царь велел приготовить колесницу и отправился в объезд по стране, и увидел он, как со всех сторон спешит народ, удивился и спросил: «Откуда эти огромные толпы?» И ответил ему тот вельможа:
«Государь, в прошлом году ты велел мне изготовить громадный барабан, звуки которого были бы слышны на несколько дней пути, дабы во всем царстве была слышна слава о твоих добродетелях. Я подумал, что сухое дерево и высохшая кожа не смогут истинно распространить хвалу твоих благодеяний. И вот богатства, которые ты передал мне, я разделил, как пищу и одежду, между бедными и между монахами и брахманами, дабы помочь наиболее нуждающимся в государстве твоем. Все они были созваны оглашением раздачи, и со всех концов страны они теперь сошлись к источнику благостыни, как голодные дети бегут к матери».
Будда чувствовал, что люди увлечены стяжанием и что любовь к деньгам и вещам развращает людей, и когда однажды пришел народ слушать проповедь учения, он рассказал притчу о «Пахаре и куске золота»:
— Однажды Ананда путешествовал со мною по царству Шравасти, и у одного поля мы нашли кучу чистого золота, и я сказал Ананде: «Это лежит ядовитый змей».
И Ананда сказал: «Действительно, это ядовитый змей».
Наши слова услыхал пахарь и пошел посмотреть на то, что мы назвали ядовитым змеем, посмотрел, увидел золото и удивился: «Ведь то, что монах назвал ядовитым змеем, — чистое, прекрасное золото!» Собрал и отнес его домой. Этот человек, который сперва был так беден, что не имел пищи и одежды, стал теперь богачом, облегся в великолепные одежды, вкушал отборные яства. Царские соглядатаи, видя, что он внезапно разбогател, заподозрили его и посадили в тюрьму. Он растратил все свои деньги и не мог освободиться и ему угрожали казнью. Тогда он воскликнул: «Это истинно ядовитый змей, о Ананда, это истинно ядовитый змей, о Будда».
Сторожившие его люди донесли царю о странных словах заключенного, и царь велел позвать его к себе и спросил о смысле сказанного им.
«О царь, — сказал он, — когда я был еще пахарем, я услыхал, как Будда сказал Ананде: «Это сокровище — ядовитый змей». Теперь я понимаю, что сокровище — истинно ядовитый змей.
Иногда Будда любил простым или забавным рассказом дать людям какое-либо наставление. Так, однажды он рассказал им басню о «Болтливой черепахе» по поводу того, что надо уметь молчать:
— На берегу пруда жили два гуся, которые свели дружбу с черепахою. С течением времени пруд начал высыхать, и гуси сказали: «Пруд высыхает, наш друг верно страдает», отправились к черепахе и сказали: «Вода в пруде высохла и тебе тут нечем жить, возьми в рот эту палку посередине, а мы ее схватим по концам и так перенесем тебя в другое место, где много воды. Только смотри, пока держишь палку во рту, не говори».
Взяли и понесли черепаху, полетели с нею над городами и селами. Увидели их мальчишки и стали кричать: «Гуси черепаху несут, гуси черепаху несут!..»
Рассердилась черепаха, крикнула: «Вам какое дело?» Но чтобы крикнуть, она выпустила изо рта палку, упала и разбилась о землю.
В другой раз Будда говорил о том, что надо делать в меру, и рассказал притчу о «Земледельце и соли»:
— Жил земледелец и никогда не видал соли. Однажды он увидел, как какой-то человек ел мясо и овощи и клал в них соль. «Что это такое?» — спросил земледелец. «Это соль, которая дает прекрасный вкус всякой пище».
Тогда земледелец сказал себе: «Если соль дает прекрасный вкус всякой пище, то наверное она сама по себе особенно вкусна». Взял он горсть соли и проглотил ее, и соль остротою своею обожгла ему рот. Тогда он сказал тому человеку: «Как мог ты мне сказать, что у соли прекрасный вкус?»