Она подбежала к нам, взяла Перл за левую руку, положила ее в мою правую, обернула мои пальцы вокруг нее, затем отбежала назад к своей удачной позиции и направила камеру на нас.
Рука Перл безжизненно повисла. Моя тоже. Мы оба уставились на Норму.
– Боже, – сказала она, – похоже, здесь никаких шансов.
По дороге обратно в Чинук мать сказала:
– Дуайт, я не знала, что ты играешь на музыкальных инструментах. На чем ты играешь?
Дуайт жевал незажженную сигару. Он достал ее изо рта.
– На маленьком пианино, – ответил он. – Но главным образом на саксе. На альто саксе.
Скиппер и Норма быстро переглянулись, затем снова стали смотреть каждый в свое окно.
Когда Дуайт приглашал нас в Чинук, он заманил меня сообщением о том, что клуб по стрельбе будет устраивать праздничный турнир пальбы по индейкам. И если я захочу, могу привезти с собой винчестер и поучаствовать в соревновании. Я не стрелял и даже не держал в руках винтовку с тех пор, как мы уехали из Солт-Лейк. Каждую пару недель или около того я перерывал весь дом вверх дном в поисках винтовки, но мать прятала ее где-то, может быть, даже в своем офисе в городе.
Я думал о поездке в Чинук как о новой встрече с моей винтовкой. Во время уроков рисования я изображал ее и показывал Тэйлору и Сильверу, которые делали вид, что не верят в ее существование. Еще я намалевал картинку, как целюсь из винтовки в большого индюка с закатанными глазами и длинным красным гребешком.
Стрельба по индейкам проходила днем. Дуайт, Перл, моя мать и я поехали на стрельбище, а Скиппер отправился в гараж возиться со своей машиной, которую сам собирал. Норма осталась дома готовить ужин. Уже когда мы прибыли на стрельбище, Дуайт подошел ко мне, чтобы сообщить, что на самом деле не будет никаких индеек. Мишени будут бумажные. Индейку даже не выдавали в качестве приза; призом была копченая ветчина «Вирджиния».
Стрельба по индейкам была лишь фигурой речи, сказал Дуайт. Он думал, все это знают. Он также как будто случайно, мимоходом, словно эта информация не имела никаких последствий, бросил мне, что я не могу быть допущен до соревнований. Они рассчитаны на взрослых, а не на детей. Только этого им и не хватало – стайки детишек, бегающих вокруг с оружием.
– Но ты говорил, что я смогу участвовать.
Я мог с уверенностью сказать, что он лгал, он знал это всегда. Я не мог ничего сделать, кроме как стоять, уставившись на него.
Дуайт собрал мою винтовку, из которой он, очевидно, намеревался стрелять сам.
– Мне стало известно об этом всего пару дней назад, – ответил он.
Я мог с уверенностью сказать, что он лгал, он знал это всегда. Я не мог ничего сделать, кроме как стоять, уставившись на него. Перл, слегка улыбаясь, смотрела на меня.
– Дуайт, – вступилась моя мать, – ты действительно сказал ему именно так.
– Я не устанавливаю правила, Розмари, – ответил он.
Я начал спорить, но мать потрясла меня за плечо. Когда я взглянул на нее снизу, она трясла головой.
Дуайт все не мог сообразить, как собрать винтовку, поэтому я сделал это для него, пока он смотрел.
– Это, – сказал он, – самая идиотская конструкция огнестрельного оружия, которую я когда-либо видел, без сомнений.
Человек с планшетом в руках подошел к нам. Он собирал взнос с участников. После того, как Дуайт заплатил, он уже собрался уходить, но тут моя мать остановила его и протянула деньги. Он посмотрел на них, затем на свой планшет.
– Вулф, – сказала она. – Розмари Вулф.
Все еще изучая планшет, он спросил, хочет ли она стрелять.
Она ответила, что да.
Он посмотрел на Дуайта, который был занят винтовкой. Затем вновь опустил глаза и пробормотал что-то по поводу правил.
– Это же клуб Национальной стрелковой ассоциации, верно? – спросила моя мать.
Он кивнул.
– Что ж, я являюсь членом этой ассоциации и плачу взносы, что дает мне право участвовать в мероприятиях других отделений, когда я далеко от своего.
Все это она говорила очень вежливо.
Наконец, он взял деньги.
– Вы будете единственной женщиной-участником, – сказал он.
Она улыбнулась.
Он записал ее имя.
– Почему нет? – сказал он неожиданно, неуверенно. – Почему, черт возьми, нет?
Он дал ей номер и побрел к другой группе участников.
Номер Дуайта вызвали скоро. Он быстро отстрелял свои десять раундов непрерывно, едва делая передышки, и выдал слабый результат. Пара выстрелов вообще не попали в бумагу. Когда его счет был озвучен, он вручил матери винтовку.
– Где ты подобрал это барахло? – спросил он меня.
– Один мой друг подарил ему, – ответила за меня мать.
– Один друг, – сказал он, – звучит угрожающе. Ты должен избавиться от нее. Она стреляет куда попало.
И затем добавил:
– Ствол заржавел.
– Ствол в полном порядке, – сказал я.
Номер матери должен был идти по идее следом за Дуайтом, но этого не произошло. Один за другим мужчины подходили к линии, а она стояла и наблюдала. Я беспокоился и зябнул. После долгого ожидания я пошел прогуляться к реке и попытался попрыгать по камням. Туман стелился над водой. Мои пальцы окоченели, но я продолжал ходить, пока звук стреляющей винтовки не прекратился, оставив после себя тишину, в которой я чувствовал себя слишком одиноко. Когда я вернулся, моя мать закончила стрелять. Она стояла в окружении нескольких мужчин. Другие складывали свои винтовки в машины, подзывая друг друга, так как уже смеркалось.
– Ты пропустил мою стрельбу! – сказала она, когда я подошел.
Я спросил, как все прошло.
– Дуайт привез темную лошадку, – сказал один из мужчин.
– Ты выиграла?
Она кивнула.
– Ты победила? Без шуток?
Она встала в позу с винтовкой.
Я ждал, пока мать перешучивалась с мужчинами, смеялась, обмениваясь необидными подколками, взволнованная непредвзятостью и удовольствием от того, что ею восхищались. Затем она попрощалась со всеми и пошла к машине. Я сказал:
– Я не знал, что ты член Ассоциации.
– Я немного задержалась со взносами, – ответила она.
Дуайт и Перл сидели впереди, между ними лежала ветчина. Никто из них не произнес ни слова, когда мы уселись в машину. Дуайт быстро тронулся и поехал обратно домой, где с шумом прошел через коридор в свою комнату и закрыл за собой дверь.
Мы присоединились к Норме и Скипперу на кухне. Норма вынимала индейку из духовки, и дом наполнился ароматами. Когда она узнала, что моя мать выиграла, она сказала:
– О боже, теперь мы действительно попали. Он считает себя чем-то вроде большого охотника.
– Он однажды убил оленя, – сказала Перл.
– Это было с машиной, – сказала Норма.
Скиппер встал и пошел по коридору в комнату Дуайта. Несколько минут спустя они оба вернулись, Дуайт был холоден и груб. Скиппер поддразнивал его несмело, с любовью, и Дуайт воспринимал это нормально, а моя мать вела себя так, будто ничего не произошло. Затем Дуайт оживился и сделал напитки для них двоих, и совсем скоро нам всем было хорошо. Мы уселись за прекрасный стол, который Норма накрыла для нас, и ели индейку со сладким картофелем и жарким из гусиных потрошков с клюквенным соусом. После еды мы пели. «Harvest Moon», «Side by Side», «Moonlight Bay», «Birmingham Jail» и «High above Gayuga’s Waters». Меня хвалили, что я знаю все слова песен. Мы пили за Норму, что она приготовила такую великолепную индейку, и за мою мать, что она выиграла турнир.
Я ждал, пока мать перешучивалась с мужчинами, смеялась, обмениваясь необидными подколками, взволнованная непредвзятостью и удовольствием от того, что ею восхищались.
Мама все еще была взволнованна и несдержанна. Любые разговоры об индейке напоминали ей о Дне благодарения, который она, мой брат и я провели на ферме индеек в Коннектикуте после войны. Мы жили бедно, денег не было, поэтому мой отец поселил нас с одними фермерами, пока сам работал в Перу.
Фермеры были новичками. Перед Днем благодарения они зарезали своих птиц в неотапливаемом сарае, и вся кровь замерзла в их тельцах, отчего они стали фиолетовыми. Местный мясник пришел посмотреть на это. Он предложил подержать птиц несколько дней в теплой ванне – возможно, это поможет и они снова станут розовыми. Ванна, которую они использовали, была наша. В течение почти двух недель в нашей ванне плавали эти синюшные туши.
Дуайт молчал, пока мать рассказывала эту историю. Затем он рассказал об одном из своих Дней благодарения, который провел на Филиппинах, когда голодающие японские солдаты выбегали из джунглей и хватали еду прямо из очереди за раздачей, но никто из американцев даже не пытался пристрелить их.
Эта история напомнила Перл о китайских шашках. Дуайт и Скиппер отказались играть, но все остальные присоединились. Сначала мы сражались каждый за себя, а потом в командах. Перл и я играли последний раунд вместе. Это было захватывающе – даже очень. Когда Перл сделала победный ход, мы запрыгали как умалишенные, толкаясь и колотя друг друга по спине.
Дуайт отвез нас в Сиэтл рано утром. По пути он остановился на мосту, чтобы мы смогли посмотреть на лососей в воде. Он указывал нам на них, на темные силуэты среди камней. Они проделали огромный путь из океана, чтобы метать здесь икру, говорил Дуайт, а затем умрут. Они уже умирали. Смена соленой воды на пресную приводила к тому, что их туши начинали гнить. Длинные полоски плоти свисали с тел, колыхаясь в потоках воды.
Тэйлор, Сильвер и я иногда зависали в туалете во время обеда. Курили, делали модные прически, обменивались интересными фактами, недоступными обычной публике, болтали о женщинах.
Это было сразу после Дня благодарения. Я рассказал Тэйлору и Сильверу и парочке приятелей, которые практически жили в туалете, историю о том, как пристрелил индейку в Чинуке.
– То есть я ее вырубил по-настоящему, я снес ей башку нахрен.