Известная часть нееврейской учащейся массы удовлетворяется средним образованием, открывающим доступ, например, в военную и гражданскую службу, к преподавательской деятельности в низших школах и проч. Все такие сферы труда закрыты для евреев, и поэтому почти всем евреям, обучающимся в среднеучебных заведениях, поступление в высшее учебное заведение представляется вопросом всей их будущей жизни.
Между тем отнюдь не все евреи, пропущенные процентной нормой в среднеучебные заведения, имеют свободный доступ в высшую школу. Здесь их встречает новая процентная норма.
В 1886 году министру народного просвещения было предоставлено ввести необходимые меры к ограничению числа евреев в высших учебных заведениях, вследствие чего была установлена норма: в черте оседлости – 10 %, вне черты – 5 % и в столицах – 3 % всех студентов каждого университета.
В Горном институте была установлена 5 % норма, в Технологическом институте – 3 %, такая же норма введена в женском медицинском институте.
Евреи вовсе не принимаются в Электротехнический институт в Петербурге, в Московский сельскохозяйственный институт, в Институт инженеров путей сообщения в Петербурге, в Инженерное училище ведомства путей сообщения в Москве, в Военно-медицинскую академию, в Императорские театральные училища и некоторые другие школы.
Указанная выше общая норма фактически ниже той, которая существует в средних учебных заведениях, так как она вычисляется не с более многочисленной массы христиан, обучающихся в средней школе, а с меньшего числа христиан, вступающих в высшие учебные заведения, причем процентный расчет производится, как это часто случается, не с общего числа этих христиан и даже не с числа христиан, вступающих в данное учебное заведение, а лишь с христиан, вступающих на данный факультет: этим путем процентное соотношение учащихся-евреев к христианам, во вред евреям, значительно понижается, так как часть христиан направляется в школы, совершенно закрытые для евреев (Военно-медицинская академия, Институт путей сообщении и др.), и, кроме того, уже в стенах данного учебного заведения разбивается по факультетам, на которые евреям бесцельно поступать в смысле дальнейшей практической деятельности (историко-филологический).
Процентная норма не всюду соблюдалась с одинаковой строгостью: число евреев, тщетно годами стучавшихся в двери школы и ждавших очереди, столь возрастало, что под напором этой живой силы учебному ведомству приходилось делать уступки. Но всё же значительная часть евреев, получивших среднее образование, остается за стенами высшей школы и не находит применения своим знаниям.
Хотя законодательных ограничений для приема евреев в общие низшие учебные заведения и не существует, однако фактически доступ евреям в начальные школы затруднен. Вызывается это как малочисленностью учебных заведений, так еще в большей степени произволом учебной администрации.
Преграждение евреям доступа в общие учебные заведения шло рука об руку с подавлением общественной инициативы в открытии нормальных еврейских школ – министерство народного просвещения всячески тормозило открытие новых школ. Это заставляло многих учителей устраивать у себя на дому занятия с группами детей. Но практика признавала такие занятия недозволенными, и полиция, разгоняя детей, привлекала к ответственности родителей.
Более благоприятное отношение правительства к хедеру, с его односторонней программой и плохой постановкой учебного дела, вызывалось не заботой о свободном развитии народной школы, а стремлением удержать еврейскую массу от культурного общения с остальным населением. При издании закона 1893 года о надзоре за деятельностью меламедов и содержимых ими школ было заявлено, что «введение обучения евреев русской грамоте преждевременно и не отвечает видам правительства», вследствие чего было постановлено, что меламеды могут обучать только закону веры, равно чтению и письму по-еврейски. Преподавание русской грамоты стало преследоваться.
Наряду с этим министерство запретило открывать хедеры для девочек.
В настоящее время положение еврейской школы представляется, в общих чертах, в следующем виде.
Число организованных еврейских училищ, сравнительно с нуждой в них, крайне недостаточно. Существующие в черте оседлости и Царстве Польском 800 школ, с присоединением к ним правильно устроенных талмуд-тор, с 60 тысячами учащихся, не обслуживают и десятой части еврейских детей школьного возраста. Из общего числа населенных пунктов с достаточным для школы составом детей почти 2/3 не имеют ни одного организованного училища.
Казенные училища составляюсь 1/6 часть общего числа еврейских школ, общественные – свыше 1/5, а частные – почти 3/5.
Число детей, стремящихся поступить в общественную школу, значительно больше того, которое она по своему бюджету и организации может вместить, – свыше половины детей, желающих учиться, остается за бортом.
Подавляющее большинство учащихся (свыше 9/10), вследствие бедности родителей, не имеет возможности остаться в школе до конца курса и выбывает раньше времени. Процент оканчивающих курс в еврейских училищах почти вдвое ниже, чем в русских. Особенно затруднителен для учащихся из бедной среды курс казенных начальных училищ. Совершенно ничтожен также процент оканчивающих курс в талмуд-торах.
Еврейские организованные училища 15 губерний черты оседлости обходятся ежегодно еврейскому населению в сумму свыше миллиона рублей, из коих 2/5 поглощают общественные школы, предназначенные для беднейшего класса.
Что касается неорганизованных школ-хедеров и талмуд-тор, не вышедших из первобытного состояния, то их насчитывается свыше 25 000 с 300 000 школьников.
Больным местом еврейских народных школ является недостаток в надлежаще подготовленных учителях. Единственный еврейский учительский институт (в Вильне) не удовлетворяет потребности в них, учебное же ведомство противится учреждению общественного учительского института.
Внутренним быт
В течение многих веков, всюду в местах своего рассеяния, евреи встречали враждебное отношение со стороны окружающего населения. Законы страны налагали на них обязанности, но не давали им прав. Всюду евреи были беззащитными. Уже из-за одной только борьбы за существование, помимо религиозно-бытовых мотивов, они должны были сплачиваться, организовываться в особые общины.
Особливо же в Польше, в стране борьбы всех против всех, где в течение веков отношения между различными группами населения регулировались началами взаимной ненависти, евреи могли отстоять свое существование только в виде организованной общественной единицы при широком внутреннем самоуправлении. А при том положении, какое евреи занимали в Польше, еврейское общественное самоуправление было легко осуществимо. Являясь фактически составною частью торгово-промышленного класса, евреи, однако, не причислялись ни к одному из общих городских сословий, дела которых ведались своими особыми учреждениями; они даже не были подсудны в своих внутренних делах общим судебным установлениям. Они составляли как бы особое своеобразное «сословие», самостоятельный класс граждан, имевших собственные органы самоуправления и суды.
Правительство «сословного государства», из-за удобства иметь сношения с группой представителей народа, а не с неорганизованной массой, само поощряло развитие общинного – катального – строя еврейской жизни. Кагал был признан представительным учреждением, выступавшим посредником между еврейским населением и польским правительством, а вместе с тем и органом внутреннего самоуправления. Таким образом, еврейская община получила значение самостоятельной национально-духовной и административно-гражданской единицы.
Кагал, как представительное учреждение, широко пользовался своей властью – при всеобщем произволе в Польше он бдительно охранял интересы не только целых групп еврейского населения, но и отдельных личностей.
Кагал являлся ответственным перед правительством как в фискальном отношении, так и в административном; сообразно с этим правительство и подчинило личность еврея кагалу, кагально-раввинской администрации. Власть катальных старшин, выборных представителей еврейских общин, являлась в сфере хозяйственной и административно-судебной почти неограниченной.
Катальные управы находились во всех городах и местечках еврейской оседлости; каждый еврей был приписан к определенному кагалу, которому он и подчинялся всецело. Внося в казну государственные подати, кагал взыскивал их с населения по собственной раскладке; он также производил раскладку и взимание общинных сборов. В связи с этим кагал имел возможность налагать руку на право передвижения, избрания места жительства, на право занятий и проч. Никто из евреев не мог без разрешения кагала покинуть свое место и переселиться на новое, заняться тем или другим делом.
Кагал вместе с тем заведовал синагогами, ешиботами, кладбищами и другими общинными учреждениями, выдавал купчие крепости на недвижимые имущества; он регулировал дела обучения юношества, благотворительности, торговли и ремесел и т. д. В заведовании общественными делами принимали участие также избиравшиеся населением раввины и «судьи», призванные разъяснять народу вопросы религиозного ритуала, разбирать тяжбы на основании «закона Моисеева» и дополнительных к нему норм. Еврейское население обязано было подчиняться раввинам и судьям, которые совместно с катальными старшинами могли налагать взыскания на ослушников и даже предавать их отлучению. Если подвергнутые отлучению не заглаживали своей вины в течение месяца, это доводилось до сведения короля, который мог приговорить виновника к смертной казни с конфискацией имущества. Местная королевская администрация обязана была содействовать исполнению распоряжений еврейских раввинов и старшин.
Катальное управление носило в общем олигархический характер: низшие классы не имели в нем своих представителей. Кагал давил народную массу тяжестью непомерных налогов, заставлял простолюдина покупать каждый свой шаг и вообще всячески его угнетал. В XVIII веке непрерывно шла борьба «рядовых евреев» против гнета катальной олигархии. Однако победу одержал кагал, ибо за ним стояло польское правительство.