Во второй четверти ХУНТ века евреи встречались в России преимущественно, да и то в небольшом числе, в Малороссии, Смоленской губернии и Риге. В 1727 году императрица Екатерина I повелела нарушить контракт на откуп таможенных и кабацких сборов в Смоленском уезде, заключенный с двумя евреями, и выслать обоих с их товарищами из страны. А затем, в том же году, приказала удалить немедленно всех евреев, находящихся на Украине и в других российских городах, и впредь их в Россию «ни под какими образы» не впускать.
Эта мера не была еще, по-видимому, осуществлена, как уже начались послабления. В следующем году, в недолгое царствование Петра II, евреям было разрешено приезжать в Малороссию на ярмарки для оптовой, но отнюдь не розничной торговли. При этом, правда, была подтверждена сила предыдущего указа, запретившего постоянное проживание евреев в стране. Но можно было предвидеть, что временные приезды, с согласия местной власти, легко превратятся в длительное пребывание. В 1731 году, при Анне Иоанновне, право временного проживания было распространено на Смоленскую губернию. Затем евреям разрешили торговать на ярмарках не только оптом, но и в розницу. Наконец, указом 6 февраля 1736 года Сенат разрешил сдавать евреям, приезжающим из Польши в Смоленскую губернию, поставку вина в губернии, если их цена будет выгоднее прочих[37]. Таким образом, интересы фиска заставили Сенат согласиться на более или менее долговременное пребывание евреев в стране: исполнение подобных договоров с казною требовало, чтобы подрядчики пребывали в крае на срок контракта. Нельзя сказать, чтобы Сенат не сознавал, что он нарушает закон о евреях; «…а впредь о жидах поступать по прежним указам», – говорилось в том же указе, но раз нарушение закона обещает прибыль казне, можно сделать исключение, несмотря на то что за несколько лет, по повелению императрицы Екатерины I, контракты с евреями по откупу сборов были расторгнуты, а они сами подверглись высылке из России.
Вскоре, действительно, обнаружилось, что предоставленное евреям в Малороссии временное пребывание послужило им основанием для прочной оседлости. Для этого было, конечно, мало одной лишь доброй воли самих евреев, необходимо было также согласие местных властей. Последнего евреям, в сущности, не приходилось добиваться. Об этом заботились те, кому евреи нужны были в качестве шинкарей. Доходы с питейных промыслов составляли в ту пору основу бюджета частных лиц, монастырей и самого государства. Общие интересы требовали, чтобы питейные промыслы широко развивались, и с этой целью евреев привлекали и монастыри, и сановные лица. Так, за Киево-Софийским монастырем числилось три еврея, в «отписных маетностях» – одиннадцать, за генерал-фельдмаршалом Минихом – пятнадцать; далее следовали титулованные тайные советники, офицеры, священники, а из среды «малороссийцев» – обозный генерал, генеральный войсковой судья, бунчуковые товарищи, сотники. Все эти лица числили за собою по одному или несколько евреев, каковых всего, вместе с женщинами, было до 600 душ. Не имея недвижимой собственности, евреи не вели самостоятельных дел, а служили при шинках, принадлежавших монастырю, отписным на имя Ее Величества маетностям и ряду влиятельных лиц.
Неизвестно, по чьей инициативе, но в 1740 году последовало высочайшее повеление выслать всех евреев за пределы государства. Однако это мероприятие не было осуществлено. И вступившая на престол императрица Елизавета Петровна, ссылаясь на указ своей матери, императрицы Екатерины I, не замедлила потребовать (2 декабря 1742 г.), чтобы все без исключения евреи как из малороссийских, так и великороссийских городов, сел и деревень были немедленно высланы за границу, – начальству предписывалось за осуществлением этой меры «смотреть накрепко, под опасением за неисполнение по сему Высочайшего Нашего гнева и тяжчайшего истязания». Указ был опубликован по всему государству, дабы повеление стало известным всем подданным. Несмотря, однако, на эту торжественность, долженствовавшую всех убедить в решительности государыни, были сделаны попытки склонить ее к отмене повеления.
Со слов Малороссийской Генеральной войсковой канцелярии Сенат донес государыне, что часть евреев уже выслана, но греки, откупщики сборов, указывают, что если евреи, с которыми они находятся в торговых связях, не будут впредь допускаться на ярмарки, то в казенных сборах может оказаться нехватка, а сами они, греки, потерпят разорение. Одновременно, по докладу Лифляндской губернской администрации и рижского магистрата, Сенат донес императрице, что временное пребывание евреев в Риге «без ущерба Вашего Императорского Величества интереса и разорения торгующего мещанства не весьма запрещено быть может». Сенат также признал, что запрещение евреям въезда в страну повлечет за собою ущерб интересам купечества и казны; он осмелился заявить об этом государыне, но в ответ ему была сообщена следующая высочайшая резолюция: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли»[38].
Сенату после этого пришлось повторить требование об удалении из страны всех без исключения евреев и предупредить, чтобы в дальнейшем местные власти отнюдь не входили с представлениями по этому поводу.
Официально, хотя, вероятно, и не фактически, Россия осталась без евреев. Но не надолго. Интересы не только отдельных лиц, но и государства требовали присутствия евреев как торгово-промышленного элемента, и едва Екатерина II заместила Елизавету на престоле, после насильственной смерти Петра III, вопрос о евреях был без всякого промедления вновь возбужден тем же Сенатом, который двадцать лет назад вынужден был положить предел домогательствам о допущении евреев в страну.
Об этом сохранилось вполне достоверное известие – собственноручная автобиографическая заметка на французском языке самой императрицы Екатерины II, составленная ею в третьем лице.
«На пятый или шестой день по вступлении на престол Екатерины II прибыла она в Сенат… Так как все дела в Сенате производятся по журналу, за исключением дел крайне спешных, как нарочно оказалось, что в это заседание первым находился в списке проект разрешения евреям приезда в Россию; покамест записывали решение по предыдущему делу, Екатерина, стесненная обстоятельствами, чтобы дать свое согласие на это предположение, признанное единогласно полезным, была выведена из этого положения сенатором князем Одоевским, который встал и сказал ей: “Не угодно ли Вашему Величеству, прежде чем решиться, посмотреть то, что Императрица Елизавета собственноручно начертала на полях подобного предположения?” Екатерина приказала принести доклады и нашла, что Елизавета, по набожности, написала на поле: “Я не желаю выгоды от врагов Иисуса Христа”. Не прошло еще недели, как Екатерина вступила на престол; она возведена была на него, чтобы защищать православную веру; она имела дело с набожным народом, с духовенством, которому еще не возвратили его имений и которое нуждалось в необходимом чрез эту дурно направленную меру. Умы были в сильном возбуждении, как это всегда бывает после столь важного события: начать царствование таким проектом не могло быть средством успокоения; признать его вредным было невозможно. Екатерина просто повернулась к генерал-прокурору, когда он, после отбора голосов, подошел принять ее решение, и сказала ему: я желаю, чтобы это дело было отложено до другого времени. И вот, как часто недостаточно быть просвещенным, иметь наилучшие намерения и власть и привести их в исполнение. И, однако, часто выражают смелые суждения о разумном поведении…»[39]
Итак, вопрос о допущении евреев в страну – по исключительным соображениям политического характера, связанным с обстоятельством, сопровождавшим воцарение Екатерины II, – был отложен. Но важно было то, что и Сенат, и государыня признали пользу, приносимую евреями государству. Пусть манифест Екатерины II от 4 декабря 1762 года, последовавший полгода спустя по вступлении ее на престол, разрешив иностранцам водворяться в России, сделал исключение для «жидов», – государыню уже не покидала мысль о необходимости не только открыть евреям доступ в страну, но и самой проявить в этом отношении инициативу, принять меры, чтобы побудить евреев к переселению в Россию.
Сознание, что общество отнесется отрицательно к появлению евреев, смущало императрицу. Но мысль, что евреи могут способствовать оживлению в стране торгово-промышленной деятельности, о которой государыня так много заботилась, особливо на малонаселенном юге, – эта мысль настолько овладела Екатериной II, что она решилась с этой целью на шаг, к которому вряд ли пришлось когда-либо прибегнуть другому венценосцу. Добиваясь привлечения евреев в страну, она обратилась к конспиративным действиям, причем без всякого официального акта евреи были признаны купцами и жителями Новороссии.
Это произошло при таких обстоятельствах. В апреле 1764 года секунд-майор Ртищев доставил генерал-губернатору в Риге Броуну следующий документ за подписью императрицы: «Если будут рекомендованы от канцелярии опекунства иностранных несколько купеческих людей Новороссийской губернии, то им позволить жительство иметь в Риге и торг производить на таком основании, как прочих российских губерний купечеству в Риге дозволяется в силу законов. Сверх того, когда от оных будут отправляемы их приказчики, поверенные и работные люди в Новую Россию, также и для поселения туда же, то для препровождения и безопасности оных, несмотря на законы и веру, давать пристойное провожание и паспорты от вас, да сверх того, если из Митавы будут три или четыре человека, которые пожелают ехать в Петербург для некоторых требований, имеющихся на короне, дать им паспорты, не упоминая их наций и о законе оных испытания не чинить, а писать только в паспортах имена их, а чтобы знать их, то должно, чтобы они имели письмо от находящегося здесь купца Левия Вульфа, которое они вам показать должны…»