Попытки Ковенского и Киевского городских обществ удалить от себя евреев – Черта еврейской оседлости в Вильне – Восстановление привилегии Киева и изгнание евреев (1828 г.) – Неудачная попытка к удалению евреев из Каменец-Подольского (1827 г.) – Выступление караимов против евреев – Выселение евреев из Севастополя и Николаева (1829 г.) – Ялта
«Переселить в города!» – таков был лозунг многочисленных законодательных актов, сурово применявшихся к евреям, жившим в деревнях и селах. Эти мероприятия объяснялись торгово-промышленной деятельностью евреев, в связи с чем признавалось естественным и справедливым создать для них в городах условия, благоприятные для их занятий, соответствующие их значению в сословно-городской жизни, подобающие их достоинству. Сообразно с этим Екатерина II предоставила евреям участие в сословно-муниципальном самоуправлении.
Но некоторые христианские общества стали делать попытки совершенно удалить евреев из своих городов.
Мысль о насильственном освобождении города от местного еврейского населения являлась отголоском прошлого. В Польше право евреев проживать в том или другом городе зависело от выгоды, которую представляло собою присутствие евреев; правильнее сказать, вопрос разрешался тем, в чью пользу склонялся спор по этому поводу между заинтересованными сторонами. Часто интересы королей, например, и городского населения не совпадали; короли за покровительство, оказываемое евреям, получали от них в той или другой форме вознаграждение, а города порою смотрели на торговлю евреев как на подрыв благосостояния городского христианского населения, и, таким образом, судьба евреев зависела от взаимоотношений между королем и городами. И если в одних случаях, помощью королевской власти, евреи добивались права проживания и торговли в том или ином пункте, то в других случаях евреям не только ставились препятствия к расширению в городе площади своей оседлости, хотя бы таковое вызывалось ростом населения, но привилегиями, которые короли даровали городам, евреи изгонялись с насиженных мест. Споры из-за евреев происходили и между отдельными группами городского населения.
Ко времени разделов Польши стремление городов удалять евреев, по-видимому, улеглось. Всё же подобные домогательства возбуждались и при русском правительстве.
Весьма любопытные сведения сохранились о многолетнем споре из-за проживания евреев в Ковно. По жалобе ковенского общества литовский надворный суд предписал в 1753 году «очистить от жительства евреев» городские земли, кому бы таковые ни принадлежали, при этом, однако, декрет не был распространен на старостинские замковые дома, вследствие чего ковенский староста поселил евреев «на грунтах старостинских», находившихся в стенах города же, и христиане не выразили тогда никакого недовольства. Но в 1761 году, превратно толкуя декрет и нарушая права старосты, горожане выгнали евреев. Евреи выступили с жалобами, и только в 1782 году надворный асессорский суд предоставил старосте вернуть евреев, которые и заняли свои прежние улицы – Замковую и Повил ейскую.
Христиане не протестовали против этого восстановления евреев в правах. Прошло еще несколько лет, и евреи постепенно перешли границы Замковой и Повилейской улиц и даже стали владеть домами в разных местах города; такое нарушение запрета вызывалось как потребностями окрестных евреев, торговая деятельность которых тяготела к Ковно, так и интересами христиан, связанных с евреями деловыми сношениями. И в этом случае одинаково бессильны были как декреты судов, так и «протестация» кагала (31 октября 1792 г.) в ковенском земском суде, имевшего, очевидно, причины быть недовольным тем, что христиане отдавали евреям дома в запретных улицах. Но в начале 1797 года христиане выступили со всеподданнейшим прошением, в котором, ссылаясь на привилегию Станислава Августа, запретившую евреям жить в Ковно, ходатайствовали об их изгнании.
При переходе Литвы к России за городами были сохранены их привилегии, и потому Павел I повелел литовскому губернатору выяснить, действительно ли Ковно имеет привилегию, и в утвердительном случае привести ее в исполнение.
Этим высочайшим повелением была поставлена на карту судьба многочисленной части еврейского населения: немало было городов, которые могли теперь вспомнить давние привилегии, совершенно закрывавшие евреям доступ в город или разрешавшие им селиться лишь на известном городском участке, и удаление евреев из Ковно повлекло бы за собою изгнание их и из других пунктов.
Просьба ковенских христиан заключалась в том, чтобы всех без изъятия евреев выселить из стен и окрестностей города, даже с употреблением воинской силы, и чтобы их товары были конфискованы в пользу христианского общества. Любопытно отметить, что в то время в уезде было 2701 христиан-мещан и 1508 евреев, причем первые платили податей 5834 р., а евреи, число коих, как мы видим, было чуть ли не вдвое меньше, платили 6633 р. И при таких-то условиях христиане жаловались, что евреи не дают им жить…
Надворный суд счел проживание евреев на Замковой и Повилейской улицах вполне законным (запретив вместе с тем евреям расширять старые дома или строить новые!); но, дабы не дать евреям возможности выйти за пределы этого участка, он предписал образовать особую комиссию, которая определила бы черту еврейской оседлости в городе. Что касается домов в запретной части города, перешедших к евреям по долгам, то суд потребовал, чтобы христиане, задолжавшие евреям, расплатились с ними и приняли обратно свои дома; в противном же случае христианское общество Ковно как юридическое лицо обязано заплатить евреям стоимость домов и вступить во владение ими.
Прося об изгнании евреев, ковенские мещане имели в виду извлечь двойную выгоду: избавиться от конкурентов в торговле и, кроме того, конфисковать в свою пользу их товары и воспользоваться суммами, выданными евреями под дома. По решению же надворного суда товары остались бы при евреях, а их дома в запретной части города не были бы безмездно возвращены христианам; более того, христианское общество должно было бы выплатить долги своих членов. Поэтому ковенские мещане «взяли на апелляцию» решение литовского надворного суда.
Между тем, пока литовский надворный суд рассматривал ковенское дело, возник вопрос о проживании евреев в Каменец-Подольском, каковой и был разрешен повелением императора Павла I (1797 г.): евреев «не высылать, а оставить на том основании, как они и в других городах свободное пребывание имеют».
Этим указом был нанесен удар привилегиям, охранявшим города от евреев, и прежде всего ковенским привилегиям.
Решение литовского надворного суда было составлено соответственно привилегии города Ковно, но такое решение теперь стало в противоречие с высочайшим повелением не выселять евреев из Каменец-Подольского. Ввиду этого, не решаясь войти к государю с докладом, основанном на постановлении надворного суда, генерал-прокурор предложил литовскому генерал-губернатору князю Репнину «определить цену» этого решения. И Репнин оценил по достоинству домогательства христианского общества: он объяснил, что все обыватели Ковно, за исключением малого числа иностранных и нескольких польских купцов, находятся в таком бедном состоянии, что удаление евреев опустошило бы город, – утруждавшие государя сами не знали, чего просили, и «следовали только застарелой их, легкомысленной и, так сказать, несмысленной к евреям зависти».
В результате государь повелел (июнь 1798 г.), чтобы поселившиеся в Ковно евреи были оставлены «в спокойном собственностью их владении, невозбранно отправляли ремесла и производили бы торговые дела беспрепятственно».
Однако старые напевы нелегко забываются. И когда в 1803 году три литовских города, среди них и Ковно, по уговору выступили с ходатайствами о том, чтобы евреи не избирались в магистраты, ковенское общество, как бы воспользовавшись случаем, вновь возбудило требование об изгнании евреев из города. Но Александр I согласился с мнением губернатора, «что просьба ковенского христианского общества о выводе евреев не может ныне иметь места…»[69].
Сообразно с этим были отклонены тожественные домогательства киевского христианского общества.
Ссылаясь на высочайший указ 1797 года, возобновивший старые грамоты и привилегии, дарованные Киеву, киевский магистрат предложил (1801 г.) губернатору Феныпу выселить из города всех евреев (11 купцов и 656 мещан с семействами). Действительно, привилегия 1619 года гласила, «чтобы ни один жид в городе Киеве и в части сего города под правом местных не жил, <…> чтобы каждый жид, откуда-либо в город приехавший, имел квартирование в гостином городском доме и, не проживая здесь больше одного дня, прочь из города выезжал». Но евреи поселились здесь на законном основании, согласно указу 1794 г., включившему Киевскую губернию в пределы черты оседлости, и мысль о выселении евреев из города, в силу архаического акта, представилась русским администраторам совершенно бесцельной и дикой. Губернатор Феныи не нашел «никакого резона», почему бы евреям жительство в Киеве могло быть воспрещено, а в донесении генерал-прокурору он отметил, что в городе среди мещан-христиан нет искусных мастеров, что большинство таковых евреи; равным образом христиане-купцы не заботятся о том, чтобы в лавках были нужные товары, городу же необходимы хорошие мастера и купцы, – следовательно, надо оставить евреев. Генерал-прокурор поддержал донесение губернатора; государь присоединился к их взгляду и повелел (февраль 1801 г.) «евреев, никуда не переселяя, оставить на жительстве в Киеве».
Все же несколько лет спустя киевское общество вновь возбудило ходатайство об удалении евреев, дабы, будто, с одной стороны, сохранить прежние привилегии, которыми запрещалось им торговать, а с другой – прекратить «происходящие от них беспорядки, многочисленные тяжбы и ссоры». Министр внутренних дел в своем докладе императору Александру I указал, что новой грамотой, данной Киеву в 1801 году, были сохранены лишь те права и преимущества, которые до сих пор не отменены и которые соответствуют общим законам; евреям предостав