По личной воле императора Николая I, в силу его словесного приказания, отданного в бытность на юге Крыма генерал-губернатору графу Воронцову, столь энергично боровшемуся против ограничения евреев в правах, водворение евреев было запрещено и в Ялте. Это распоряжение не вошло в свод законов, но оно строго исполнялось.
Особый мир в отношении права жительства евреев представляла и полоса вдоль западной границы России. Еще в 1812 году, чтобы побороть контрабандные промыслы среди евреев, было постановлено удалить их в Волынской губернии из помещичьих селений вблизи границы и домов в пограничных поветах в те местечки и кагалы, к которым они приписаны. Однако это распоряжение не было выполнено, и в 1816 году соответствующее требование пришлось повторить, причем было указано, что евреи должны быть удалены за 50 верст от границы; в пограничной полосе они могли оставаться только в местечках. По донесению местных властей, это выселение продолжалось до 1821 года, но потом многие евреи вновь водворились в деревнях и корчмах. Так прошло три года, пока правительство опять не вспомнило, что под видом содержания корчем и мельниц евреи могут заниматься контрабандой, и тогда запрещение жить в пограничной полосе вне городов и местечек было распространено на все западные губернии; исключение было сделано для собственников корчем, мельниц и домов, причем, однако, император Александр I по личной инициативе внес дополнение в том смысле, что свою недвижимую собственность здешние евреи могут продавать только христианам, дабы таким образом не передавалось право проживания другому лицу путем уступки ему недвижимости (1825 г.). Позже эти правила были распространены и на Бессарабскую губернию (1839 г.). А затем (1843 г.) последовало высочайшее повеление о выселении поголовно всех евреев из 50-верстной пограничной полосы, «…предоставя имеющим собственные дома продать их в двухгодичный срок и исполнить без всяких отговорок»*.
Как ни решительно было это повеление, правительство всё же признало нужным осторожными шагами склонить государя хотя бы на некоторое смягчение условий выселения, и государь согласился увеличить двухгодичный срок до четырехлетнего, фабрикантов вовсе не выселять, а представить их список государю и проч. Но вся разрушительная сила повеления, заключавшаяся в удалении евреев не только из селений, но и из городов и местечек, была полностью сохранена.
Эта мера явилась столь же бедственной, как и предпринятое в начале века поголовное удаление из сел и деревень. В многочисленных местностях здесь проживало весьма значительное еврейское население, которое в своей известной части обладало недвижимой собственностью. И единственное, что спасло евреев от окончательной гибели, это то, что распоряжение было выполнено только частично: евреев выселяли, но не выселили. Терпя преследования, притеснения, многие из них остались на местах, потому что им некуда было идти. И местная администрация была бессильна бороться с этим открытым нарушением закона, не отвечавшего требованиям жизни.
Когда правила о 50-верстной полосе были распространены и на Бессарабскую губернию, евреи, жившие в уезде города Кагула, стали просить о дозволении им поселиться в городе. Это ходатайство было поддержано новороссийским генерал-губернатором; в своем представлении министру внутренних дел он указывал, что водворение евреев принесло бы пользу Кагулу, в котором мало жителей и нет ни одного торговца, а вместе с тем город находится в таких условиях, которые устраняют возможность контрабандных промыслов. Предложение генерал-губернатора было принято Комитетом министров, но на его журнале император Николай I положил резолюцию: «Никак не согласен; и впредь во вновь открываемых городах и местечках в полосе 100 верст вдоль по границам не дозволять селиться евреям» (1840 г.).
Параллельные «черты оседлости»
Курляндия и Царство Польское – Меры к «уменьшению числа евреев» в Курляндии – Специальный сбор «гелейт-цолль» – Разнообразные стеснения в Варшаве в отношении жительства – Борьба среди христиан из-за евреев
Пределы черты еврейской оседлости, установленные Екатериной II (закон 1791 г.), постепенно значительно расширились: в ее состав вошли обширные польские области, перешедшие к России по двум последним разделам; в 1799 году право гражданства было распространено на Курляндию; в 1815 году Россия присоединила к себе территорию Царства Польского, на которой проживало многочисленное еврейское население; в 1818 году в русское подданство были приняты евреи, жившие во вновь присоединенной Бессарабской области.
Бессарабская губерния слилась с чертой еврейской оседлости – принимая меры к заселению края, правительство не отказывало и евреям в льготах, которые побуждали бы их водворяться здесь.
В исключительном положении оказались Курляндская губерния и Царство Польское. Эти местности были превращены в особые, своеобразные «черты оседлости». Евреи не местного происхождения не могли селиться здесь, причем евреи Царства Польского были лишены права водворяться на постоянное жительство в черте оседлости[76], а евреи из Курляндии, селившиеся вне ее, или еврейки, выходившие замуж за некурляндского еврея, утрачивали право возвращаться на родину.
Уже в момент предоставления курляндским евреям гражданских прав местные власти, под влиянием, несомненно, некоторых общественных элементов, обнаружили свое нерасположение к ним; закон 1799 года был истолкован в том смысле, что правом проживания здесь пользуются лишь потомки евреев, в то время приписанных (1806 г.); тем не менее число курляндских евреев постепенно возросло благодаря тому, как объясняли власти, что курляндские евреи давали чужим евреям удостоверения, что последние также местного происхождения. Наконец, в 1827 году митавские купцы и ремесленники обратились к государю с просьбой об ограничении числа евреев в Митаве, вследствие чего генерал-губернатору Паулуччи было предписано выработать план «об уменьшении числа евреев». Так как в Лифляндии евреи могли жить только в Риге и Шлоке, причем из других губерний здесь евреев не приписывали, то Паулуччи нашел, что никаких мер против здешних евреев принимать не следует[77]. Что касается Курляндии, то евреев, которые фактически принадлежат к другим губерниям, надо водворить на старые места; евреи неизвестного происхождения, если имеют средства, могут остаться в Курляндии, неимущие же подлежат высылке в Сибирь. Предложение Паулуччи было несколько смягчено Еврейским комитетом в том смысле, чтобы евреи, отмеченные по последней переписи, почитались местными, а ссылка в Сибирь заменена высылкой в губернии черты, и эти-то меры получили силу закона (1829 г.)[78]. Но уже вскоре оказалось, что закон не может быть выполнен; слишком много было незаписанных по последней ревизии и подлежавших высылке; поэтому два года спустя пришлось исходатайствовать разрешение не высылать тех из этой категории, которые докажут, что у них имеются законные занятия[79].
Привилегия, которою пользовалась Курляндия в отношении евреев, не была конечной целью, к которой могли бы стремиться их недруги-конкуренты; как ни заманчиво было право исключать из числа своих жителей евреев, временно переселившихся в другой край, или еврейку, вышедшую замуж за чужака, Курляндия, думается, отказалась бы от этой льготы, чтобы воспользоваться той, которая была предоставлена Царству Польскому; этот край извлекал ощутительную пользу от каждого еврея из России, который по торговым или иным делам на время приезжал сюда. Для евреев из России Царство Польское представлялось иностранным государством; наравне с иностранными евреями русские евреи уплачивали здесь специальный сбор, так называемый гелейт-цолль, установленный еще прежней прусской властью.
В 1819 году «депутат еврейского народа» Зунд ель Зонненберг выступил с ходатайством о том, чтобы евреи из России не подлежали таможенному сбору, так как они не могут почитаться в Царстве Польском иностранцами, но наместник Зайончек высказался против удовлетворения ходатайства. А министр статс-секретарь Царства Польского Соболевский выставил следующие мотивы в пользу сохранения сбора: гелейт-цолль составляет определенный доход казны Царства Польского; в случае же отмены сбора в отношении русских евреев австрийские и прусские евреи стали бы приезжать в край под видом русских, избегая таким образом уплаты сбора, а это было бы убыточно.
В 1826 году подобная же просьба была возбуждена ковенскими евреями; по поводу нее возникла переписка между членами Еврейского комитета, и один из них, считая правильной отмену сбора в отношении русских евреев, указал на то, что евреи Царства Польского, приезжая в Россию, не облагаются специальными сборами, а потому, по взаимности, русские евреи также должны быть свободны от сбора в Царстве Польском. Эта мысль едва не оказалась роковою. Цесаревич Константин Павлович не только признал необходимым сохранить этот сбор (уменьшив его лишь соразмерно полу, возрасту и промыслу каждого еврея в отдельности), но даже предложил, «в видах взаимности», распространить гелейт-цолль также на евреев Царства Польского, приезжающих в Россию. Этот проект был в принципе одобрен императором Николаем I, поручившим министру Канкрину составить соответствующие правила. Но Канкрин предложил уменьшить гелейт-цолль наполовину (9½ польского злотого), отнюдь не распространяя этого сбора на евреев Царства Польского, приезжающих в Россию, что и было принято, и в таком виде налог существовал до 1850 года[80].
Было бы ошибочным думать, будто доступ евреям из России в Царство Польское был потому затруднен сбором, что жизнь евреев протекала здесь в лучших условиях. Напротив, такие стеснения, какие чинились евреям в Царстве Польском, не были известны в черте оседлости. Ограничения, существовавшие в Киеве, Вильне и некоторых других городах, являлись исключением из общего пр