авила, в силу которого евреи пользовались в городах полной свободой в жительстве. Здесь же, в Царстве Польском, ограничение евреев в праве жительства и передвижения в городах было возведено в целую систему.
Не уходя в более отдаленное прошлое, нельзя, однако, не остановиться на истории этих ограничений с того момента, когда власть в герцогстве Варшавском, официально представленная в лице бессильного саксонского короля, фактически принадлежала польскому обществу.
Ранее всего ограничения были введены в Варшаве, которая и стала прототипом для других городов.
Еще прусское правительство потребовало удаления евреев из главных улиц Варшавы, и это правило магистрат стал приводить в исполнение в конце 1808 года, несмотря на то, что распоряжения прусской власти уже не могли в то время иметь значение, а евреи еще недавно, в тяжелые дни, пережитые новым государством, приняли участие в займе городу. В следующем же году последовал специальный королевский указ о месте жительства евреев в Варшаве. Приняв в соображение, будто слишком большое скопление евреев влечет за собою разные опасные последствия, как то пожары и потерю здоровья, и что переполнение евреями главных улиц домов мешает удобству публики, указ закрыл для евреев ряд лучших улиц.
Впрочем, дабы внушить еврейскому народу мысль, будто правительство не стремится исключить его из среды других жителей в том случае, если он постарается быть того достойным, указ сделал изъятие: на запретных улицах могли проживать по два семейства, которые удовлетворяли бы ряду условий; так, например, следовало обладать капиталом в 60 тысяч польских злотых, уметь читать и писать по-польски или по-французски, или по крайней мере по-немецки, посылать своих детей в общие школы, не иметь внешних отличий от прочего населения и так далее.
Распоряжение о выселении евреев из запретных улиц вызвало в варшавском христианском обществе раскол.
Правда, эта междоусобная борьба – не во имя справедливости к евреям, а из личных интересов – была по необходимости прервана, когда 21 апреля того же года Варшава была занята австрийцами; пред лицом этого врага варшавское правительство оказалось не столь сильным, как пред группой обывателей-евреев. Но когда, помощью Наполеона, Варшава вновь перешла к полякам, выселение евреев из запретных улиц стало как бы важнейшей государственной задачей. В защиту евреев выступили христиане, заинтересованные в том, чтобы евреи по-прежнему занимали помещения в их домах, но муниципалитет воспротивился подобным домогательствам, подчеркивая, что эти христиане преследуют лишь личные цели. Видные местные евреи представили королю ходатайство хотя бы об отсрочке выселения: «В отношении общественных обязанностей, – говорили они, – нас признают гражданами и в то же время считают недостойными пользоваться благами законов». Однако ограничительные правила были сохранены в силе и даже усугублены: на запретных улицах было возбранено не только жить, но и содержать лавки; угловые дома, выходящие одной стороной на запретную, а другой – на доступную улицу, были объявлены закрытыми для евреев. Это вызвало новый протест со стороны домохозяев, которые, в ожидании нанимателей-евреев, приспособили свои здания к условиям, специально установленным для евреев; в виду этого дома были разделены на две части: дозволенную и недозволенную для сдачи в наем евреям.
Все эти ограничения были не только подтверждены, но даже расширены русской властью. Мотивируя тем, что некоторые населенные евреями улицы не соответствуют, по своему внешнему виду, близ расположенному Саксонскому саду, служащему лучшим местом для гуляний, наместник предложил императору Александру I причислить их, а также другие центральные улицы, к запретным частям города, что и было санкционировано.
И опять домовладельцы, которым предстояло лишиться жильцов, обратились к государю с просьбой не выселять евреев: если вопрос идет о чистоте улиц, они сами сделаюсь всё необходимое. Сами же евреи просили государя (1823 г.) об отсрочке нового закона на десять лет, указывая, что если новый закон имеет целью побудить евреев приобретать или строить новые дома, то нужно дать на это время; но государь отклонил ходатайство. Когда срок приблизился, домовладельцы стали просить государя оставить евреев хотя бы еще на одну зиму, и государь поручил наместнику высказать свои соображения. Но тут вмешались в дело те домовладельцы доступных для еврейского населения улиц, которые, предвидя, что выселенные евреи по необходимости направятся к ним, сделали нужные приготовления в своих домах – они умоляли правительство не лишать их давно ожидаемых жильцов, и к этому ходатайству об оставлении в силе указа о выселении присоединились и сами евреи, именно те, которые владели домами: в их интересах было, чтобы евреи с запретных улиц переселились в их район. Несколько позже, «принимая в соображение, что часть улицы Хмельной, от Нового Света до Братской, как значительно уже застроенная, может быть причислена к разряду главных, а по близости к железной дороге постепенно еще будет принимать лучший вид», Совет Управления (1847 г.) причислил и эту улицу к запретным.
Вообще ни один еврей не мог поселиться в Варшаве без специального разрешения правительственной комиссии внутренних дел, а такое разрешение получали лишь те, кто владел капиталом в 60 тысяч злотых, обязывался строить каменный дом и т. п.
Особая стеснительная мера была установлена для евреев, прибывавших сюда на время, в виде так называемого «билетного сбора» (Tagzettel); сбор шел значительнейшей частью в кассу города, кое-что поступало в пользу еврейских училищ. Пропускные билеты продавались на заставе; кто оставался несколько дней, должен был брать ежедневно такие билеты в городской ратуше. Билет был действителен с 12 часов ночи на одни сутки; чтобы пробыть хотя бы лишний час, надо было брать новый билет. Варшавские евреи при выходе из города, во избежание уплаты сбора, снабжались у рогатки знаками, отбиравшимися при возвращении домой.
Стеснения, существовавшие в Варшаве, были введены в несколько смягченной форме и в других городах. Еще правительство герцогства Варшавского, надеясь, что при удачном походе Наполеона в Россию к герцогству будут присоединены земли со значительным еврейским населением, побуждало муниципалитеты ходатайствовать об ограничении евреев в праве жительства, но гибель самого герцогства (1813 г.) положила конец этой провокации[81]. Когда же выяснилось, что петербургское правительство вообще санкционирует предложения варшавского правительства в пользу умаления прав евреев, длинный ряд городов легко добился введения у себя разнообразных ограничений; были возобновлены старинные привилегии; этому помогло и то, что в свое время господствовавшее в некоторых частях Царства Польского австрийское правительство дало право городам воспользоваться старыми привилегиями De non tolerandis Judaeis[82], если только таковые действительно имеются. В момент образования Царства Польского (1815 г.) было 83 города, имевших право не принимать евреев на жительство; в 20-х годах, с санкции наместника, прибавилось около 30 таких городов; в 1856 году из числа 453 городов края только в 246 городах евреи пользовались свободой водворения и жительства; в 31 городе существовали определенные кварталы, вне которых, наподобие Варшавы, могли жить лишь привилегированные евреи, отвечавшие особым материальным или культурным условиям; в 90 городах евреи или вовсе не могли жить, или только в отдельных частях. Впрочем, здесь, как и всюду, жизнь не всегда стеснялась бумажными требованиями, и были города, в которых евреи жили вопреки запретам, и христиане не роптали.
Помимо упомянутых стеснений, указом Совета Управления (1823 г.) в 21-верстной пограничной полосе вдоль Австрии, Пруссии и России было запрещено жительство всем евреям, за исключением лишь отдельных групп (земледельцы, ремесленники и др.); для жительства требовалось особое разрешение, которое надо было возобновлять ежегодно; позже (1851 г.) эти стеснения были усилены: водворение в пограничной полосе изнутри края было окончательно запрещено. Между тем в этой полосе насчитывалось свыше 100 городов, в которых, таким образом, жительство евреев было сковано ограничениями.
Вне черты оседлости
Доступ для торговых и иных целей – Вопрос о постоянном жительстве купцов первой гильдии – Благоприятное решение Государственного совета (1833) – Заявление адмирала Грейга – Московское гетто – Закрытие Астраханской губернии и Кавказской области для жительства евреев – Сибирь – Финляндия
Черта еврейской оседлости возникла стараниями московского и смоленского купеческих сословий, не желавших иметь вблизи себя серьезных конкурентов в лице евреев. Корыстные интересы отдельных групп русского торгово-промышленного класса и в дальнейшем нередко служили опорой для законодательной стены, ограждавшей так называемые «внутренние» губернии от поселения евреев. Но запрещение выходить за пределы черты оседлости противоречило интересам не только еврейского, но также и остального населения, вот почему оно отнюдь не осуществлялось в полной мере; можно с уверенностью сказать, что не было такого момента, когда бы все евреи, живущие в России, находились в границах черты. В самом Петербурге в конце XVIII века существовала прочно осевшая еврейская община. Евреи встречались и в других городах.
Вообще на рубеже XIX века русские государственные люди считали необходимыми как в интересах торговли и промыслов, так и во имя справедливости открывать евреям доступ в города не только в черте оседлости, но и за ее пределами.
Много поучительного дает в этом отношении эпизод, относящийся к обеим столицам.
В 1800 году белорусские еврейские купцы первой и второй гильдий жаловались Сенату на то, что городское правление камерального департамента препятствует им производить в Петербурге по-прежнему оптовую торговлю.