Петербургское купечество следовало в этом случае по стопам московского, которое добилось в свое время запрещения евреям записываться в московское купечество, что и послужило поводом к учреждению черты оседлости. Московские купцы мотивировали свое домогательство безнравственностью конкурентов; петербургские были более откровенны: они готовы были разрешить евреям вести в Петербурге оптовую торговлю, но только «чрез приказчиков или комиссионеров из русских купцов, дабы чрез то воспользовался жалованьем или некоторой частью барыша россиянин, а не еврей». Сенат признал правильным недозволение евреям записываться в петербургское купечество и мещанство; что же касается запрещения евреям самим торговать в столице, то это корыстное домогательство городского правления побудило Сенат объяснить особым указом (3 августа 1800 г.), что «заключение, что барыш в торговле преимущественно принадлежит россиянину, не может почесться основательным»; к тому же, отмечал Сенат, еврейские купцы, платя двойные подати, несут одинаково со всеми подданными обязанности и, следовательно, они не должны быть «отчуждаемы от общих прав и выгод в торговле и промыслах», а потому запрещение купцам-евреям производить оптовую торговлю, недопустимо.
Этот указ предоставил евреям право оптовой торговли, между прочим, и в Москве; однако здесь им иногда запрещали не только вести торговлю, но даже временно проживать; когда же, ссылаясь на указ 3 августа 1800 года, белорусские евреи-купцы обратились (1802 г.) с жалобой в Сенат, то, напомнив о злоупотреблениях со стороны евреев в торговле (контрабанда) и опираясь на существование черты оседлости и двойной подати, Сенат признал, что евреи не только не могут выходить за пределы черты, но и не должны пользоваться выгодами, предоставленными другим, и поэтому он определил уничтожить силу указа 3 августа 1800 года. Что же касается временного пребывания во внутренних губерниях и в столицах «для доправления старых долгов, хождения по тяжебным делам и для общественных их нужд», то власти должны следить за тем, чтобы под этим предлогом евреи не приобретали прочной оседлости.
Это решение Сената, направленное к охране корыстных интересов русского торгового класса путем уничтожения конкуренции, подверглось резкой критике со стороны членов Совета: граф Салтыков, граф Воронцов, Трощинский и другие высказались в том смысле, что, запретив евреям водворяться вне черты, законы 1791 и 1794 годов не лишили их права производить повсеместно оптовую торговлю; городовое положение поощряет иностранную оптовую торговлю, «кольми же паче не можно воспретить подданным российским, немаловажную часть населения составляющим и еще двойную подать платящим». Что же касается контрабанды, «то частные злоупотребления не могут быть основанием правил на целое состояние». К этому мнению присоединился и граф Мордвинов, еще шире развивший мысль о необходимости не стеснять евреев в торговле.
Такой взгляд являлся в то время доминирующим, и вот почему положение 1804 года предоставило фабрикантам, купцам и ремесленникам право приезжать по делам на время с семьями во внутренние губернии и столицы с одним лишь обязательством – носить «немецкое» платье.
Естественно, что приезды во внутренние губернии нередко – в силу самого характера широких торговых дел – превращались в длительное пребывание, каковое часто не встречало противодействия ни со стороны местных обществ, ни со стороны администрации. Евреям-винокурам было даже особым законом (1819 г.) разрешено проживание в великороссийских губерниях «впредь до усовершенствования в оных русских мастеров». Конечно, эти единичные евреи терялись в массах христианского населения. Тем не менее центральное правительство неоднократно принимало меры к стеснению евреев в проживании вне черты оседлости. Так, в 1826 году последовало распоряжение о выселении евреев из тех мест, где обнаружатся последователи секты иудействующих (жидовствующих), хотя опыт показал, что эта ересь распространялась там, где евреев было очень мало. Позже было разъяснено, что только фабриканты, купцы и ремесленники – если искусство последних необходимо для общественной пользы! – могут переступать черту, но не мещане, причем были установлены особые правила (1827 г.). Любопытно отметить, что сверхсрочное пребывание еврея вне черты оседлости почиталось делом столь важным, что о каждом случае, когда еврею разрешалось оставаться в каком-либо городе сверх десяти месяцев, доводилось до сведения Комитета министров*.
Однако всякие выдуманные сроки для временного пребывания вне черты и связанные с ними стеснения находились в резком противоречии с потребностями евреев как торговых людей; коммерческие предприятия привязывали евреев к отдельным местам, и установленные законом стеснения нередко обходились с согласия властей. И правительству приходилось в отдельных случаях мириться с открытым нарушением закона. Вообще противоречие между общепризнанным государственным значением торгово-промышленной деятельности евреев, с одной стороны, и ограничительными законами, препятствовавшими ее естественному развитию, с другой, было слишком явно, чтобы государственные люди не останавливались над этим обстоятельством. Действительно, когда вырабатывалось Положение о евреях 1835 года, был поднят вопрос о предоставлении особой группе – купцам первой гильдии – права на постоянное пребывание вне черты оседлости. Об этом очень много говорилось в Комитете министров; но здесь министр финансов выразил ряд опасений: купец, например, находясь вне черты еврейской оседлости, может обеднеть или умереть – что тогда делать с его семейством? Вообще же, по словам министра, евреи добиваются этого права, в сущности, не для оптовой торговли, а «только чтобы сделать первый шаг к жительству в России, предвидя по всеобщим примерам, что, где уже раз они поселились, оттуда выжить их более нельзя»; впрочем, в Санкт-Петербурге и других городах, прибавил министр, живет много «евреев перекрестившихся», из чего, как видно, следовало заключить, что, если нужда заставит, еврей может путем крещения приобрести необходимое право.
Департамент законов Государственного совета не согласился с мнением министра финансов. Указав на то, что купцы первой гильдии несут значительные денежные повинности, что материальная обеспеченность дает этой категории евреев возможность получать хорошее образование, к чему и видно уже стремление в лучших еврейских домах, что число русских оптовых торговцев еще не велико, – департамент предложил предоставить право постоянного жительства вне черты купцам, пробывшим три года в гильдии.
Такое благоприятное разрешение впервые выдвинутого вопроса о праве повсеместного жительства вызвало в Государственном совете резкое разногласие.
Двадцать два члена заявили следующее: «Евреи многократно домогались дозволения селиться в великороссийских губерниях, но от времен императора Петра Великого доныне правительство постоянно отклоняло покушения их к сему, предвидя важные в том неудобства. Если дозволить жительство в России и одним купцам первой гильдии, то, быв поддерживаемы обширными связями и духом единомыслия с своими единоверцами в западных губерниях, не имея нужд и потребностей, свойственных классу образованнейшего купечества, и довольствуясь вообще в домашнем быту своем весьма малым, – купцы сии могут легче всякого другого делать подрыв торговым предприятиям прочих, одинакового с ними звания людей».
Этот мотив – ограждение русского купечества от серьезной конкуренции – имел уже свою историю; в Киеве, например, евреев выселили в угоду местному торгово-промышленному классу, несмотря на то, что эта мера должна была вызвать вздорожание товаров в городе; а еще раньше московское купечество подчеркнуло, что не религиозная вражда, а только торговые интересы побуждают его просить об удалении евреев, причем из разных обвинений, предъявленных купечеством к ним, существенным являлось то, что евреи продают товары по более низкой цене.
Группа из 22 членов выставила и другие соображения против допущения евреев во внутренние губернии: евреям придется разрешить держать при себе в услужении христиан, что законом запрещено, или брать с собою единоверцев, которые по своему званию не должны бы пользоваться правом проживания внутри России; кроме того, вместе с купцами черту оседлости покинут также их семейства; вообще же занятия, которые и по закону, и по обычаю присвоены купцам первой гильдии, чужды «обыкновенному духу еврейской промышленности»; наконец, право вступать в гильдию основано на капитале, а не на нравственных качествах и не на образовании, которое могло бы устранить препятствия к допущению евреев во внутренние губернии. Таким образом, можно было бы думать, что 22-членная группа имеет в виду облегчить положение евреев, удовлетворяющих известному образовательному цензу. Но уже следующее, заключительное соображение устраняло всякую мысль о том, чтобы эти государственные люди согласились предоставить водворение внутри России какой бы то ни было группе евреев.
«Дозволение евреям, в каком бы то звании ни было, постоянного пребывания во внутренних губерниях произвело бы весьма неприятное впечатление в нашем народе, который и по понятиям веры, и по общему мнению о нравственных свойствах евреев вообще привык чуждаться и презирать их. Некоторые иностранные державы, где евреям предоставлены все гражданские права наравне с прочими подданными, не могут служить примером для России, сколько по несравненно большему у нас числу евреев, столько и потому, что правительство и народ наш, при всей известной веротерпимости, весьма, однако же, далеки от того равнодушия, с коим некоторые другие нации смотрят на предметы веры».
Итак, противники евреев окутали возбужденный вопрос атмосферой, в которой при тогдашних благоприятных условиях грубое чувство не могло не победить разума. Фанатизм массы был окружен ореолом векового патриархального народного уклада. Религиозные антипатии до того овладели этой группой членов Государственного совета, что, отуманенные предубеждением против евреев, они не остановились пред тем, чтобы представить в искаженном виде даже те качества евреев – скромность в личной жизни, – которые всегда и всюду с