н вследствие неблагоприятных условий земледелия и торговли, религиозной неприязнью русского населения к инородцам и, наконец, колебанием умов, вызванным трагической кончиной Александра II. Но граф Игнатьев, остановив свое внимание лишь на одном из этих указаний, придал факту погромов такое объяснение, которое должно было превратить еврея из жертвы погромов в их виновника.
«Признавая вредные для христианского населения страны последствия экономической деятельности евреев их племенной замкнутости и религиозного фанатизма, – гласил его всеподданнейший доклад 21 августа 1881 года, – правительство в последние 20 лет целым рядом предпринятых мер старалось способствовать слиянию евреев с остальным населением и почти уравняло евреев в правах с коренными жителями». Между тем антиеврейское движение «неопровержимо доказывает, что, несмотря на все старания правительства, ненормальность отношений между еврейским и коренным населением этих местностей продолжает существовать по-прежнему». Главная причина погромов коренится, по словам Игнатьева, в обстоятельствах экономического характера: евреи за последние 20 лет, то есть со времени смягчения правовых ограничений, захватили в свои руки не только торговлю и промыслы, но приобрели значительную поземельную собственность, «причем благодаря сплоченности и солидарности они, за немногими исключениями, направили все свои усилия не к увеличению производительных сил государства, а к эксплуатации преимущественно беднейших классов окружающего населения… Подавив энергично бывшие беспорядки и самоуправство для ограждения евреев от насилия, правительство признает справедливым и неотложным принять не менее энергичные меры к устранению нынешних ненормальных условий, существующих между коренными жителями и евреями, и для ограждения населения от той вредной деятельности евреев, которая, по местным сведениям, вызвала волнение».
Граф Игнатьев учредил в губерниях черты оседлости особые комиссии, которые должны были ответить главным образом на вопросы, поставленные министром в такой форме, которая заранее определила характер ответов. «Основная почва для разработки и прений комиссий, – как отметила впоследствии Высшая комиссия по пересмотру законов о евреях, – была как бы заранее не только намечена, но и установлена в программе, данной комиссиям, а именно: вред от евреев, их дурные качества и свойства были уже как бы заранее признаны, и комиссии приглашались только указать средства суровой борьбы с еврейским злом». Но и при этих столь благоприятных условиях граф Игнатьев не намеревался считаться с суждениями комиссий*. Еще до получения от них материалов Игнатьевым был учрежден для обсуждения еврейского вопроса во всей его совокупности особый «комитет о евреях», который спешно приступил к работе.
Вновь образованный комитет, руководимый товарищем министра внутренних дел Готовцевым и имевший среди своих немногочисленных членов известного профессора Андреевского, уже вскоре формулировал новую точку зрения на еврейское население, которой правительство должно было бы впредь придерживаться, совершенно отличную от той, которая установилась в «эпоху великих реформ».
Записка, составленная этим комитетом, представляла собою гимн архаическому укладу давней русской государственной жизни и проклятие общественному прогрессу.
«Недавние прискорбные столкновения коренного населения с евреями и трудность разрешения запутанного еврейского вопроса вынуждают обратиться за указаниями к старине, к тому времени, когда разные новшества еще не проникли ни в чужеземное, ни в наше законодательство и не успели еще принести с собой тех печальных последствий, которые обыкновенно наступают, когда к данной стране, к данному обществу применяются начала, * Учреждение комиссий было только внешней данью ходкому в то время обращению к «сведущим людям». Характерно, что граф Игнатьев циркулярно ознакомил губернаторов, то есть будущих председателей комиссий, с содержанием всеподданнейшего доклада, ясно определившего новое направление политики по еврейскому вопросу, но в «Правительственном Вестнике» (№ 194) было только сообщено об учреждении комиссий из представителей разных сословий и обществ для выяснения вредных сторон экономической деятельности евреев; таким образом, казалось, что центральное правительство ждет указаний с мест, что оно самостоятельно ничего не предпримет. Это побудило тогдашний орган русских евреев приветствовать образование комиссий, так как еврейский вопрос изъемлется таким путем из сферы «личного усмотрения» («Русский Еврей», 1881, № 37).
противные духу народному». Евреи издавна почитаются в России инородцами, а между тем им предоставлены права, которые не должны принадлежать им как таковым: «…отказаться поэтому от не принесших пользы новшеств в воззрениях и строго придерживаться выработанных всей предшедшей историей государства начал, выраженных в стародавнем законе, по которому евреи считаются инородцами, казалось бы, и есть тот путь, которого следовало бы держаться в осложнившемся еврейском вопросе».
В связи с этим была выработана обширная программа репрессий, среди коих были намечены в отношении жительства следующие ограничения: запретить выезд за пределы черты оседлости всем вообще евреям, не исключая тех, которым это дозволено законами; выселить из внутренних губерний ремесленников, механиков и других, если «будет дознано полицией или указано жителями, что они ремеслом своим не занимаются, а добывают средства к жизни посторонними занятиями»; удалить евреев из сел и деревень, если того потребуют сельские общества.
Таким образом, карательная власть над многотысячным еврейским населением была передана русскому населению, и притом преимущественно в лице наименее культурных его слоев.
Все эти меры, проходя обычным законодательным порядком, потребовали бы много времени, а между тем заинтересованные лица очень желали по возможности скорее провести хотя бы какие-нибудь репрессии – особые «политические» виды побуждали их «наглядно показать сельскому населению, что правительство заботится об ограждении его от эксплуатации евреев». И комитет разбил намеченные меры на две категории: «временные предупредительные», подлежавшие немедленному осуществлению, вне обычного законодательного порядка, дабы предупредить, как угрожал комитет, возобновление погромов, и «основные законодательные», которые следовало провести установленным законодательным путем. Первой группе ограничений предстояло позже войти в состав будущего законодательства, и наименование «временные» было им дано не в ожидании того, что они будут вскоре упразднены, а в предположении, что они в близком будущем явятся составной частью нового ограничительного законодательства.
Важнейшим из проектированных правил являлось воспрещение евреям жительства вне городов и местечек и производства там питейной торговли, чем, по любопытному объяснению комитета, удовлетворялись не только интересы крестьян, но будто и самих евреев, так как правительство не в силах защищать их от погромов по многочисленным деревням – комитет как бы забыл, что погромы разразились преимущественно в городах.
Меру освобождения уездов от евреев комитет возложил на крестьян, предоставив сельским обществам право выселять евреев по приговорам, принятым сходами простым большинством голосов, а не 2/3, как то требовалось для выселения крестьян; сельским обществам было также разрешено ходатайствовать о выселении евреев из помещичьих имений.
Одобрив и даже дополнив эти предположения комитета, граф Игнатьев направил их в Комитет министров. Но здесь его ждало разочарование.
Даже министр государственных имуществ Островский, отнюдь не благорасположенный к евреям, усомнился, допустимо ли, чтобы «Временные правила», значительно ограничивающие права евреев, были осуществлены не законодательным порядком, а путем рассмотрения их только в Комитете министров; при этом он отметим, что исполнение этих мер должно было бы последовать «с наименьшими насилиями, с возможным спокойствием и с возможным ограничением страданий» десятков тысяч душ «хотя бы и евреев», но правила этому отнюдь не соответствуют, а между тем значительная часть евреев, живущих в деревнях, бедствует «в полном смысле этого слова» и не может выселиться за неимением средств.
С сильной и обоснованной критикой выступил против проекта и министр финансов Бунге.
«Надлежит сознаться, – писал он, – что предлагаемые меры не могут не возбуждать, при самом правильном исполнении их, весьма существенных возражений, особенно при том условии, что они предполагаются к осуществлению немедленно и не как органический закон, а в виде временных правил, хотя правила эти должны применяться к целым сотням тысяч людей, имеющих весьма обширные торговые сношения и сделки и с участью которых связаны, в большинстве случаев, интересы и христианского населения».
Приведя далее статистические данные о торгово-промышленной деятельности евреев, Бунге продолжал:
«Это (торговое) значение было причиною замечаемого неоднократно колебания в правительственных распоряжениях относительно евреев. Неоднократно против евреев предписывались самые крутые меры, и тем не менее меры эти впоследствии отменялись, что происходило, без сомненья, не от слабости Правительства, а по причинам, оправдывавшимся высшими государственными соображениями… Многие из установленных ограничений были отменяемы, так как практика указывала, что эти ограничения дают только повод к злоупотреблениям низших властей, не принося существенной пользы государству… За евреями узаконено было право селиться в деревнях… Постепенно облегчен переход евреев во внутренние губернии… В настоящее время министерство внутренних дел предлагает обращение к противоположному направлению, притом, как уже сказано выше, не в виде общего закона, а в виде отдельных и временных мер, которые, тем не менее, должны отменить многие действующие постановления, изданные законодательным порядком и состоявшиеся на основании особых, без сомнения, весьма важных соображений.