Допуская даже, что оставление евреев в селениях нежелательно и что нежелательно также сохранение за ними права раздробительной торговли питьями в деревнях, нельзя не согласиться, что едва ли было бы удобно сразу установить такие меры, последствием которых было бы неизбежное разорение многих лиц».
Здесь Бунге сослался на новороссийского генерал-губернатора Дондукова-Корсакова, указавшего на то, что выселение евреев вызовет расстройство экономической жизни во всем крае, а также на харьковского генерал-губернатора Святополк-Мирского, выступившего против лишения евреев права торговли питьями, так как, толкая евреев, оставшихся без средств к жизни, на путь обхода закона, эта мера приведет лишь к тому, что «прибавится еще новый вид эксплуататоров (христиан), известных под названием целовальников, заинтересованных в спаивании народа настолько же, насколько и евреи».
«Что касается воспрещения евреям торговли в селениях и изгнания их оттуда по приговорам крестьянских обществ, то подобная мера, – заявил Бунге, – может причинить вред торговле и вызвать громадные убытки, а вместе с тем даст повод к разного рода злоупотреблениям со стороны крестьянских обществ, отдавая в полный произвол еврейское население и открывая, таким образом, широкое поле для взяток, насилий и всякого рода притеснений мирскими властями; составление приговоров крестьянскими обществами об удалении евреев из селений, без сомнения, сопровождаться будет во многих случаях подкупами, попойками и другими безобразиями». К тому же выселение евреев в города может поставить в затруднение не только переселенцев, но и жителей городов; наконец, «настоящая крутая мера несомненно причинит еще большие затруднения для правительства и усложнит в политическом отношении положение государства, создавая массу недовольных лиц не только между евреями, но и между прочим населением, имевшим торговые сношения с ними, и нисколько не содействуя улучшению взаимных отношений евреев с коренным населением, а, напротив, еще более усиливая вражду первых, что, без сомнения, никак нельзя признать целью, к которой должно стремиться правительство».
Вообще же меры, подчеркнул Бунге, которыми изменяются существующие постановления, не могут быть предприняты без рассмотрения их в законодательном порядке; было бы осторожнее, не приступая к рассмотрению мер, предлагаемых графом Игнатьевым, подвергнуть их обсуждению в Государственном совете.
Министр юстиции Д.Набоков, ознакомившись с запиской Бунге, всецело поддержал высказанный в ней взгляд на необходимость следовать установленному законодательному пути.
В заседании Комитета министров граф Игнатьев понял, что записка Бунге разрушила его замыслы, и он пошел на уступки: он отказался от выселения евреев из сел и деревень, заявив, что считает достаточным воспрещение им впредь там водворяться. Этой поправкой были в значительной степени смягчены «Временные правила», так как тяжесть их заключалась, главным образом, в насильственном удалении еврейской массы из уездов, против чего на протяжении восьмидесяти лет многократно высказывались важнейшие администраторы. Но опасаясь, что и это предложение не будет принято, граф Игнатьев, в заключение, в целях воздействия на Комитет министров, заявил, что, по сообщениям генерал-губернаторов, отсрочка в принятии мер против евреев угрожает новыми погромами.
Однако в оценке «Временных правил» Комитет министров во всем согласился с Бунге, подчеркнув при этом, что принятие репрессивных мер по отношению к евреям может быть истолковано массою в том смысле, что правительство отступило пред уличным движением толпы.
Меры, предложенные комитетом Готовцева, были отвергнуты. Однако вместе с тем Комитет министров занялся обсуждением заявления, сделанного графом Игнатьевым, на заседании Комитета министров.
Всё различие между готовцевским проектом, представленным графом Игнатьевым, и его личным заявлением заключалось в том, что предполагавшаяся мера выселения евреев из уездов была заменена запрещением евреям впредь водворяться там. При таких условиях Комитет министров мог бы принять первоначальный проект, сделав в нем соответствующее изменение. Между тем он всецело отверг правила, выработанные комитетом Готовцева, и стал обсуждать заявление графа Игнатьева, как совершенно новое предложение. Этим путем Комитет министров положил резкую грань не столько между мерами, предлагавшимися в обоих случаях, сколько между теми соображениями, которыми они объяснялись. Проект комитета Готовцева обнимал не только «временные меры», но и ту будущую законодательную реформу, органической частью которой они являлись. Заявление же графа Игнатьева в Комитете министров касалось только уже смягченных временных мер, которыми имелось в виду будто предотвратить погромы. Таким образом, отвергнув проект Готовцева, Комитет министров осудил его общую точку зрения на разрешение еврейского вопроса…
Комитет министров, быть может, в виду угрозы графа Игнатьева, что погромы возобновятся, если не будут приняты меры против евреев, согласился на запрещение евреям впредь поселяться в деревнях, так как эта мера не нарушала прав тех, кто там уже жил, а затем ею предотвращался дальнейший наплыв евреев в уезды, что при тогдашних условиях могло бы вызвать возобновление беспорядков.
Комитет министров также принял предложение о том, чтобы евреям сейчас же было запрещено вновь вступать во владение или пользование недвижимым имуществом вне городов и местечек, так как, пока состоится пересмотр законов о евреях, многие евреи, опасаясь возможного запрета, поспешили бы овладеть новыми имениями. Комитет министров одобрил и запрещение евреям производить торговлю в христианские праздники, с тем, однако, чтобы еврейская торговля прекращалась в те дни и в течение того же срока, как христианская, отнюдь не более.
Из широкого проекта графа Игнатьева осталось сравнительно немногое.
Но предстоял еще общий пересмотр законов о евреях, порученный комитету Готовцева. Комитет министров решил парализовать его деятельность, и с этой целью счел нужным учредить новый комитет, особую Высшую комиссию, под председательством лица, назначенного государем.
«Временные правила», а также указанное предложение Комитета министров были 3 мая 1882 года высочайше утверждены[118].
Торжество реакции
Паленская комиссия, ее взгляды; требование отмены «Временных правил» – Новые ограничения, попытка преграждения доступа в Сибирь – Иностранные евреи – Усиление административных репрессий – Возобновление представлений о смягчении «Временных правил» – Паллиативные меры в этом вопросе
Разработка нового законодательства о евреях, вырванная Комитетом министров из рук Готовцева, была передана образованной в 1883 году междуведомственной Высшей комиссии для пересмотра действующих о евреях в Империи законов, председателем которой был по высочайшему повелению назначен граф К.И.Пален.
Вслед за уходом графа Игнатьева в отставку, состоявшимся вскоре по издании «Временных правил», наступил момент, когда мелькнула надежда, что нервность, внесенная правительством в разрешение вопросов еврейской жизни, уступит место более трезвой оценке создавшегося тревожного положения.
В течение десятилетий евреи, гонимые нуждою, проникали в запретные поселения, и нередко местные полиция и администрация относились к этому снисходительно. Это явление столь явно представлялось неизбежным результатом несоответствия между требованием жизни и законом, что, ввиду предполагавшегося пересмотра законов о жительстве евреев, министр внутренних дел циркуляром от 3 апреля 1880 года даже предписал губернаторам не выселять евреев, хотя и не имеющих права на жительство вне черты оседлости, но всё же успевших поселиться там. Когда же, после погромов 1881 года, в атмосфере разыгравшихся страстей, последовали массовые высылки евреев из внутренних губерний, граф Толстой, заместитель графа Игнатьева, циркуляром 21 июня 1882 года напомнил о циркуляре 1880 года и потребовал, чтобы губернаторы ограничились принятием мер только против дальнейшего незаконного водворения евреев.
Но уже вскоре стало ясным, что наступило время, неблагоприятное для рассмотрения жгучего вопроса. И общие условия политической жизни страны, а еще более «Временные правила», послужившие в представлении общества заслуженным наказанием для евреев за вызванные ими антиеврейские погромы, создавали атмосферу, в которой нельзя было ожидать беспристрастного отношения к евреям.
О том, в каких условиях пришлось работать графу Палену, красноречиво говорит вскоре наступившая эпоха притеснений. И тем не менее паленская комиссия, в лице большинства ее членов, среди коих, помимо председателя, особенно выделяется имя Н.Н. Герард а, осталась глухой к влиянию извне. После пятилетнего изучения «еврейского вопроса» она высказала слово, которое явилось в то время смелым протестом против надвинувшейся реакции. Решительно отвергнув антигосударственную точку зрения на евреев, установленную комитетом Готовцева, паленская комиссия твердо заявила, что и закон страны, и чувство справедливости, и наука государственного права поучают, что все подданные находятся под общим покровительством законов, все они имеют одинаковые гражданские права, все они пользуются свободою передвижения и жительства. Когда население нарушает долг присяги, правительство, подавив даже вооруженное восстание, налагает на него только временно некоторые ограничения. Но сила этой кары не может идти в сравнение с ограничениями, установленными для еврейского населения: они имеют характер бессрочной меры, хотя евреи по преимуществу мирный народ.
Если в силу своего исключительного положения, вызванного ограничительным законодательством, евреи и не выполняют государственных обязанностей в равной мере с другими подданными, то всё же нельзя «лишать еврея тех основ, на которых зиждется его бытие, его равноправие как подданного, его свобода как гражданина».