едакционных, в кафе, в домах общих друзей), выглядели как близнецы, одетые одной мамашей.
Иногда Габо по вечерам оставался дома (со своей несравненной дисциплинированностью он тогда работал над окончательным вариантом «Недоброго часа»), и я водил Мерседес в кино.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Потом они поехали работать на Кубу.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. Тем не менее всякий раз, когда я возвращался в Гавану (Гарсиа Маркес приедет туда позже), я замечал, что засилье партийцев увеличивалось, они все больше вмешивались в редакционные дела, и разделение между ними и остальными репортерами агентства выпячивалось все сильнее.
Партийцы начали устраивать мутные идеологические собрания, и с их подачи в кулуарах все активнее обсуждалась идея коллективного руководства агентством Пренса Латина.
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Время от времени в Барранкилье объявлялся какой-то коммунист из Пренса Латина.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. Появление в Боготе некоего Хосе Луиса Переса в качестве уполномоченного посланца агентства стало для нас с Гарсиа Маркесом первым тревожным звоночком.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Потом Габо уезжает в Нью-Йорк.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. Габо вернулся в Гавану после нескольких недель практической подготовки. Вместо Монреаля его собирались отправить в Нью-Йорк. Он буквально бурлил переполнявшими его новостями…
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Контрреволюционеры-эмигранты, гусанос, повадились звонить ему с угрозами. А у Габо был сын новорожденный, и да, Габо сильно напугался тогда.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. На случай нападения Габо, когда работал, всегда держал под рукой железный прут.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Плинио уволился из агентства.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. Мерседес повернулась ко мне с улыбкой, а малыш — она его придерживала — возле нее прыгал: «Так что, кум, захватили-таки красные Пренсу?» — «Захватили, кума, ох захватили».
Когда я ей сказал, что увольняюсь, она, как всегда невозмутимая и спокойная, обронила: «Габито уже написал заявление. Но дожидался твоего возвращения, чтобы отослать его».
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. В Мехико он добирается наземным путем. И впечатление у него, будто все это он уже видел, потому что «Палая листва» — очень в духе Фолкнера. Его романа «Когда я умирала». Он знает истинного Фолкнера. Видит его в его образах. И уже понимает, что духовно Фолкнер ему как брат-близнец. Думаю, Фолкнер сильнее всего воздействовал на него в плане литературной техники, поскольку потом уже он сочиняет целый мир. Сложно сказать, пошло ли это во благо литературе или навредило ей, ведь Габо очень хорош, а вот подражатели его совсем никудышные.
ПЛИНИО АПУЛЕЙО МЕНДОСА. И теперь Габо намерен наконец осуществить свой давнишний, хотя и вечно откладываемый замысел — перебраться на жительство в Мехико. Без денег это предприятие было столь же безумным, как и то, давнишнее, когда он решил остаться на житье в Париже, не имея гроша за душой.
УИЛЬЯМ СТАЙРОН. Думается, в этом причина его великого восхищения Фолкнером, ведь Фолкнер, не прибегая к средствам магического реализма, тем не менее умудрился мысленно увидеть и создать целый мир, даже вселенную, на основе реалий окружающей действительности, то бишь штата Миссисипи, перелицованного им в его собственный вымышленный мир под названием Йокнапатофа. А его Макондо — это эквивалент Йокнапатофы. На мой взгляд, это важный вклад Фолкнера в то, как Габо понимает смысл литературного творчества.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Да, так как же Габито оказался в Мехико? Полагаю, это Альваро Мутис сказал ему: «Приезжай в Мехико». Сам Мутис уехал в Мехико, спасаясь от обвинений в растрате, которую совершил в Колумбии, и здесь, в Мехико, он отсидел в «Лекумберри»[68]. У него есть книга об этой тюрьме, самой знаменитой на всю Мексику. Выйдя из заключения, он работал на телевидении. Озвучивал одного из персонажей очень известного североамериканского сериала. Когда Габо приехал в Мехико, Мутис сразу пришел повидаться со старым приятелем, с которым дружил еще в Колумбии, и представил его всем нам — тем, кто в те времена занимался литературой.
ДАНИЭЛЬ ПАСТОР. Это были «Неприкасаемые»[69]. Черно-белый телесериал о команде Элиота Несса, который засадил в кутузку Аль Капоне. Мутис там за кадром читает пролог к каждой серии.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Его голос принес ему известность, на этом он хорошо заработал и приобрел авторитет. Он встречался с самыми интересными людьми, тогда жившими в Мексике. А когда приехал Габо, он его со всеми перезнакомил.
Глава 15. «Рассказывай дальше»
В этой истории Габриэль Гарсиа Маркес едет в Мехико и пересказывает знакомой весь сюжет книги, которую задумал написать
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Где мы познакомились? Он тогда еще не переехал в Мексику. Работал в агентстве Пренса Латина и направлялся через Мехико в Париж. Очень, очень молодой. Тощий, кожа да кости. Нет, не вспомню. Где именно мы познакомились, уже не помню. Там еще Альваро Мутис был. В какой-то момент Альваро ему говорит: «Габо, расскажи ту историю про галеон», и Габо начал рассказывать о галеоне, который упоминается в «Сто лет одиночества». Вы должны помнить, как они обнаруживают этот корабль посреди сельвы. Помните? Вот тогда мы с ним и познакомились.
РОДРИГО МОЙЯ. Как-то раз пошел я навестить маму, а у нее — гости. Я тогда уже изучал фотодело с Гильермо Ангуло; смотрю — на кушетке какой-то мужик развалился, всю ее занял, а гостей целая толпа собралась, не протолкнешься: на стульях по двое-трое теснятся, кто-то на подлокотнике, как на жердочке, примостился, а тут этот молодой человек; не понравился он мне, очень уж надменно держался. Это был Габриэль Гарсиа Маркес. На диванчике возлежал, словно индийское божество, растянулся, будто диванчик ему принадлежит и он у себя во дворце. На тот момент он был писатель — один из множества в Колумбии, чем-то там награжденный. Но все уже им очаровались и ловили каждое его слово.
Переехав в Мехико, он часто бывал у моей матери в гостях. Позже он мне сказал — мы тогда болтали, и разговор о маме зашел: «Что греха таить, частенько я у твоей матушки подкреплялся». Он туда поесть ходил, блюдами антиокийскими полакомиться. Мама колумбийской кухни придерживалась. Могла приготовить на скорую руку стейк сочный из пашины, и холодная запивка у нее всегда находилась, вода с тростниковым сахаром. Она ее в леднике держала, пока первый электрический холодильник не купила. Позже я снова Габо у нее в гостях застал, нас познакомили, и как-то так получилось, что мы друг другу понравились, а затем мы на разных других сборищах сталкивались. Я помню длительную совместную прогулку, которую он после подробно описал в одной из своих вещей: «Мы выходили прогуляться с Родриго Мойей, у которого была кошка, знавшая толк в прогулках на свежем воздухе». Он всегда много вопросов задавал, и мы подолгу с ним беседовали.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Это я руку приложил к тому, чтобы Габо присудили первую премию. Премию «Эссо».
Да. Он получил первую премию литературного конкурса «Эссо», который уже лет десять как проводился, а то и больше. В Колумбии эта премия считается очень престижной. Я работал на «Эссо». Нет, не штатным сотрудником компании — фото для них делал, кино снимал. Несколько документальных фильмов о неразведанных местах на побережье, о городе — Боготе в смысле, и еще о паре других городов. В то время я очень тесно общался с людьми из отдела общественных связей. Был там такой Ботеро. Оформитель, делал макет журнала. Фернандо Ботеро. Однажды узнал, что у них проходит конкурс, очень престижный. А первая премия знаете какая была? Пятнадцать тысяч песо. Солидная сумма, огромная. На такие деньги можно было машину купить. Первая модель «Фольксвагена», которую сюда импортировали, за 3800 песо продавалась. Ну, я им и сказал: «Знаете, братцы, есть у меня дружок один, очень важный он человек». Тогда Габо уже сделал себе имя как журналист, а по литературной части еще немногого добился, однако благодаря «Палой листве» публика знала, что появился здесь такой писатель.
Габо пользовался уважением, но оно было замешано, скорее, на ожиданиях, в него верили, потому что он уже выдал нечто солидное. В общем, мне ответили: «Пусть он пришлет нам что-нибудь из своих вещей». И он прислал мне роман — рукопись, перевязанную галстуком. А название ее я убрал. Так ему и сказал: «С таким названием премии тебе не видать». Назывался текст «Это дерьмовое село»[70]. Ну, я им и говорю: «Только у романа названия нет. Потерялось оно». И добавляю: «Вообще-то это значительный роман, Габо написал. Нет никаких шансов, что премия достанется кому-то другому». Вот премию и дали Габо. За роман «Недобрый час».
МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. В конкурсном жюри состоял Херман Варгас, он в 1960-х годах был в большом авторитете, потому что Гарсиа Маркеса в Колумбии тогда еще не оценили. Из его вещей только и напечатали, что два-три отрывка из «Полковнику никто не пишет», и то лишь благодаря его друзьям из журнала «Мито». Первый роман, «Палая листва», оплаченный им из собственного кармана, опубликовали в 1950-х годах. Он вышел малым тиражом и ничего особенного, как сегодня выражаются в Колумбии, собой не представлял. Работая репортером в «Эль Эспектадоре», он писал рассказы, которые получали премии в Боготе. Потом уехал сначала в Европу, а дальше — в Мексику. В Колумбию больше не возвращался и создал роман под названием «Недобрый час», хотя сначала он иначе назывался — «Это дерьмовое село». В таком виде, с таким названием, он и послал его на конкурс. Премию «Эссо» присуждала нефтяная компания «Эссо», и был у них священник-иезуит к его слову все прислушивались. Он был президентом Колумбийской академии языкознания. А поскольку он святой отец, то, значит, и большой ханжа. Херману пришлось хорошенько постараться, чтобы премию его другу Гарсиа Маркесу присудили. И присудили-таки. Гарсиа Маркес первым ее получил. Херман Варгас всегда в жюри состоял и всегда помогал своим друзьям.