МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. Жак Жиляр приехал в Колумбию, кажется, году в 1977-м. И как прибыл, сразу же с Альваро Мединой[89] связался, поскольку уже знал о нем по библиографическим ссылкам, и тот помог ему собрать все необходимые исследовательские материалы для докторской диссертации о Гарсиа Маркесе и его друзьях-приятелях из «Ла Куэвы». Это он, Жиляр, позже окрестит их компашку «барранкильянским обществом».
РАМОН ИЛЬЯН БАККА. Тогда-то я и оказался вовлеченным в эту запутанную историю. Возвращаюсь из внутренней Колумбии на побережье и слышу, как о нем чего только не рассказывают. Познакомился с братом его, Хайме Гарсиа Маркесом, хотя никаким габолюбом я себя не считал. И не слишком-то интересно мне было что-то о нем разузнавать.
ФЕРНАНДО РЕСТРЕПО. Когда я вернулся в Колумбию, Габо все время держался возле нас, и первое, что мы сделали, — приступили к экранизации «Недоброго часа» для телевидения. Тогда в Габо и зажегся подлинный интерес к визуальным средствам. Мы с ним много общались, разговаривали подолгу, обсуждали разные возможности переноса его сюжетов на телевизионную почву. «Недобрый час» стал первой работой Габо, попавшей на телевидение, на экран[90].
РАМОН ИЛЬЯН БАККА. Знаете, любой великий писатель возбуждает у публики огромный интерес, причем не только его книгам уделяется повышенное внимание, но и самой его персоне. Смотрите, сколько всего о Томасе Манне написано? Вон, на днях только читал его обстоятельнейшую биографию. Даже если писатель не из первых, к нему все равно огромный интерес просыпается.
Возьмем, например, одного автора, который очень меня привлекает, — Сомерсета Моэма. Я почти все, что мне попадается о Сомерсете Моэме, от корки до корки прочитываю. А если вас так интересует все, что связано с писателем далеко не первого ряда, то что уж говорить об авторе, который у каждого на слуху?
НЕРЕО ЛОПЕС. Он не в Колумбии состоялся. Он в Париже жил, в Мехико, а Колумбия…
ФЕРНАНДО РЕСТРЕПО. Я в Боготу в 1968-м из Европы вернулся. И вижу — Габо везде и повсюду, Габо у всех на устах, только о нем и разговоры.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Уверяю вас: спросите кого-нибудь из этих типов, пижонов этих столичных, — так они не поймут и половины того, что в его романе написано. А не поймут, потому что это роман сугубо местного разлива, он о Барранкилье, о нашем побережье. Потому как Колумбия на три отдельные части разделяется: Пайса[91], затем Качако — это столица и ее округа, и наш край забубенных невежд, как они о нас думают. Так вот, половина качакос, пижонов то есть, книгу ни за что не уразумеют, ведь они и представить не могут, чтобы человек выкидывал все эти фортели, о которых в романе говорится. Нет, это роман совершенно нашего, местного разлива. И ничего в нем не придумано.
САНТЬЯГО МУТИС. Это все мир, которым он жил, который впитал, мир, совершенно мне не знакомый. Я же городской человек. Наша семья абсолютно другую жизнь вела, чем его, небо и земля, ничего общего. И образование у меня другое.
ЭДУАРДО МАРСЕЛЕС ДАКОНТЕ. Это трудно. Не только тому, кто родом из Аракатаки, но и любому писателю вообще. Габо же что натворил? Он невероятно высоко планку в литературе задрал, и часто думаешь… Как бы это сказать? Он — та фигура, которая в определенном смысле влияет на траекторию развития литературы, и не только той, что на побережье, но и колумбийской в целом. Конечно, и мировой, но мы сейчас не об этом. Так что мы, писатели здешнего края, за это будь здоров как дорого заплатили и тем не менее преклоняемся перед ним.
САНТЬЯГО МУТИС. Габо проходит через всю мою жизнь. Первые прочитанные мной книги — это книги Габо, и я до сих пор нахожусь под сильным его воздействием; и эта связь с ним, отношения, они самые настоящие. Точно так же это влияние ощущает на себе любой представитель моего поколения, когда-либо занимавшийся писательством, потому что с того момента, как я начал читать, и до тех пор, пока не повзрослел и сам не стал писателем, Габо постоянно присутствовал в моей жизни. Это неоспоримый факт. Он занимает огромное место. И все же совершенно другое впечатление складывается, когда сейчас его перечитываешь, в сравнении с теми, детскими ощущениями. В том возрасте «Палую листву» или «Полковнику никто не пишет» ты как истину воспринимаешь, как правду. Но какое же упорство, какую настойчивость он проявляет в литературе, в жизни! И с этой отправной точки ты начинаешь прокладывать свой путь. Одним этим он уже влияет на тебя, ведь, глядя на него, ты стараешься тоже проявлять упорство, строже спрашивать с себя, уже в чем-то своем. Это большой урок. Его требовательность к себе. Насколько ты можешь быть требовательным к себе. Но уже в своем. Ведь у каждого все свое.
РОУЗ СТАЙРОН. Билл познакомился с Габо и Карлосом Фуэнтесом в Мехико. На одной грандиозной вечеринке, они оба там присутствовали. А мне шанс встретиться с Габо, пообщаться с ним, выпал только в 1974 году. Я действительно не знала о том, что он собирался там быть. Я находилась в Чили, когда там случился переворот, и вернулась лишь в начале 1974 года. Познакомились мы, думаю, попозже, но в том году. А может, уже в 1975-м. Тогда проходили трибуналы Бертрана Рассела[92] по Чили и конференция известных чилийских общественных деятелей, которых Пиночет держал в заточении и которые, наконец, вырвались на свободу: дипломаты там были, певцы, многие другие. Все они собрались на трибунал в Мексике. Я прилетела в Мехико на встречу с Орландо Летельером[93], который только прибыл, и совершенно не знала, что там будут и Карлос с Гарсиа Маркесом. Мы все в то время проявляли активность на общественном фронте и были настроены против Пиночета. Годом раньше чилийское фиаско в той или иной степени ударило по каждому из нас. Да, так и получилось, что мы познакомились, и потом очень подружились, и проводили втроем много времени.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. К тому же он человек с такими корнями, такой скромный… Я уже говорил — по мне, так это не грех и ни разу не зазорно. Даже наоборот. Настырный он парень. Честный. И всю свою жизнь был такой, честный. Работящий. Очень упорный в работе. Чего еще от человека требовать? Иногда, конечно, и до бешенства доводил. Не как литератор, а именно как человек, характером своим несносным. Но положение его заслуженное. То место, какое он сейчас в жизни занимает, он своим горбом заработал.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. На самом деле есть два Габриэля Гарсиа Маркеса: до «Ста лет одиночества» был обыкновенный, как все, парень, ничего выдающегося, а после «Ста лет одиночества» он в совершенно другого человека превращаться начал…
В его эру: «Сто лет одиночества» уже написаны
Все это вылилось в сущий ад. Каждый божий день на меня сваливаются в среднем по трое прохиндеев со всей Латинской Америки, так что после лета мы перебираемся на конспиративную квартиру. Причем каждый является ко мне с рассказами о том, как глубоко в нем отзываются все горести мира, а сам подсовывает восьмисотстраничный кирпич собственного сочинения. Если вот это и есть слава, то я предпочел бы вкушать ее, уже будучи памятником.
Глава 21. Богатый и знаменитый
История о том, как Гарсиа Маркес расплачивается с долгами и раздает деньги направо и налево
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Они уехали в Испанию и прожили там несколько лет. Потом вернулись, и мы снова увиделись, но тогда с ним уже невозможно было выйти на улицу. И хотя это не я уезжала в Испанию, но я пошла к ним повидаться. О да, он к тому моменту стал известным. В Испании его считали знаменитостью.
КАРМЕН БАЛСЕЛЬС. В 1967 году он обосновался в Барселоне, и мы с ним виделись практически каждый день, я участвовала во всех его задумках и начинаниях. Он часто устраивал нечто вроде закрытых репетиций и хотел узнать, что я думаю, каковы мои впечатления.
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Он когда собрался писать «Осень патриарха», решил отправиться в страну, где все еще правил могущественный патриарх; короче говоря, пустился в погоню за Франко. В Барселону. Ему хотелось узнать, как живется при режиме Франко, понять, каков он сам, что из себя представляет. Конечно, потом он и других диктаторов много изучал. «Осень», по всей видимости, больше сосредоточивается на венесуэльском диктаторе Хуане Висенте Гомесе. Хотя он обо всех диктаторах Америки собрал сведения, и о Рафаэле Леонидасе Трухильо в частности, тот правил в Доминиканской Республике. Даже кое-что порассказал мне о Трухильо, о чем нигде не писал, потому что, конечно, насобирал гораздо больше информации, чем в итоге в книгу включил. Оказывается, Трухильо однажды шел куда-то в окружении своих телохранителей и встретил старика, в котором узнал своего однокашника по школе, хотя тот классом старше учился, и удивленно так заметил: «Смотри-ка, такой-то до сих пор жив». А позже телохранители ему сказали: «Уже нет».
МИГЕЛЬ ФАЛЬКЕС-СЕРТАН. Он соскучился по карибскому побережью и вернулся в Барранкилью, чтобы, согласно общему мнению, снова почувствовать запах подгнивающей гуайявы.
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Кике сдал ему внаем свой дом. И он въехал туда с Мерседес и детьми. Он писал… Нет же, говорю вам, он отдалялся.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Да нет, вовсе нас не сердило, что мы больше не треплемся с ним, как раньше, о чем угодно, однако мы все сильнее отдалялись от него, по той же причине, по которой у людей обычно дорожки расходятся: из-за денег там или из-за женщин. А какой еще может быть повод с человеком разойтись — деньги или бабы. Других не бывает.
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Он уже тогда был Гарсиа Маркес. Но пока еще не нобелевский лауреат.