И вот я сижу, покряхтывая, прислонившись к мусорному мешку. Вокруг меня высокие стены из тесаного камня, на них полно паутины. Там и здесь ящики и коробки, все в серой пыли. В конце стены открытая дверь, кажется, она ведет в другое помещение, там мерцает слабый свет.
Только я собрался встать и пойти к тому просвету, как услышал шум. Сдавленный, отчаянный стон.
— О горе! — едва слышно восклицал, почти рыдая, чей-то голос. — Помоги мне, Господи! Не оставь меня!
— Кобальд? — заорал я и вскочил на ноги. — Ты там, внутри?
— Да, Господи! — ответил голос. — Это я. Твой Кобальд. Смотри, я торчу здесь в нечистотах, в мусоре, Господи. Помоги мне выбраться, иначе, о горе, горе, меня отвезут на мусоросжигательный завод!
Я приставил граммофонную иголку к гладкой поверхности мешка, на уровне голоса, и прокричал:
— Не волнуйся, сын мой! Через десять минут я вытащу тебя!
Правда, мне потребовалось больше получаса, чтобы прорвать отверстие в пластике, в которое мог пролезть Кобальд. К тому же он оказался выше, чем я предполагал, — между салатными листьями и пустой консервной банкой из-под тунца. И еще почти столько же времени понадобилось, чтобы он пробрался ко мне. Наконец появилась его голова, к ней прилепился кусочек салатного листа.
— Фиолет! — произнес он. — Приветствую тебя. То-то я удивился, что Бог разговаривает в нос.
Мы помогли друг другу почиститься — кроме соуса на мне было несколько кусочков абрикоса и луковая шелуха — и пошли, держась за руки, к просвету в стене. Оттуда мы заглянули в еще одно подвальное помещение, размером почти с футбольное поле, тоже почти пустое и темное. Из единственного люка — далеко, на другом конце зала, — косо падал свет, широкий луч солнечного света, образуя на полу светящийся квадрат. В этом квадрате сидели, ходили, танцевали маленькие фигурки, некоторые как раз строили пирамиду, а когда она зашаталась и опрокинулась, мы услышали тихий визг. То были существа с бородами, в куртках и шапочках. Не меньше десятка, а может, и больше. Мы все еще держались за руки, и Кобальд так сильно сжал мою правую ладонь, что оставшиеся пальцы раскрошились. И хотя я это почувствовал — было не больно, а щекотно, — но не мог отвести глаз от чуда. От этих освещенных небесным светом фигур гномов. Кобальд тоже лишился дара речи, вернее, почти лишился, потому что он не то стонал, не то молился высоким фальцетом, переступая при этом с ноги на ногу, как боксер, получивший сильный удар.
Потом до нас дошло, сразу до обоих, и мы побежали.
— Это мы! — кричал я, а Кобальд, который несся галопом рядом со мной, вопил:
— Это я! Я! — Но при этом не отпускал мою руку, вернее, то, что от нее осталось, поэтому я, не поспевая, трепыхался за ним, как флаг на ветру, ликуя и вопя от восторга:
— Наконец-то! Наконец-то!
Гномы — все! все пятнадцать! — ослепленные падавшим на них светом, удивленно всматривались в темноту и пытались понять, кто это там бежит и кричит. Наконец один из них вышел из светового квадрата, приложил ладонь к глазам и пропищал:
— Да это же Кобальд! И Фиолет Старый!
Это был голос Красного Зеппа, никаких сомнений. Значит, и Красный Зепп тоже тут!
Толпа гномов начала кричать, и все наши собратья побежали навстречу нам, обгоняя и отталкивая друг друга, безжалостно наступая на упавших. Визг, крик, смех, многоголосое «ура!». Первыми до нас добежали Старый Злюка, Новый Злюка и Голубой Зепп. Они бежали так быстро, что сбили нас с ног. Примерно два гномовских метра мы вместе катились по полу, обнимаясь и целуясь. Потом встали на ноги и обняли каждого в отдельности, а кого-то и по два раза. Они совсем не изменились! Совсем, если не обращать внимания на то, что дырочка в носу Старого Дырявого Носа стала размером с кратер и нос почти исчез, что ноги Нового Злюки стали похожи на противни, а Красного Зеппа можно было узнать только по голосу. По смеху. По блеску глаз. Все остальное поизносилось.
Выяснилось, что наши собратья давным-давно живут тут внизу. Они тоже долго, наверное лет десять, обретались в своей коробке и несколько раз, при переездах, их перевозили на новое место. То было трудное время. В отличие от меня, в их темнице не было граммофонных иголок, правда, не было и мусора. Но им не удалось приподнять крышку коробки или продырявить ее стенку, они были пленниками деспота, забывшего про них.
Наконец им на помощь пришли мыши. Они прогрызли картонную коробку, и одна мышь пробралась внутрь и уставилась на Фиолета Нового, который как раз приложил ухо к стенке. Его визг спугнул ее, но теперь пленники без труда сделали дыру в картоне и выбрались на свободу. Они поселились в подвале и неплохо себя чувствовали, особенно в этом квадрате света, вместе с ним они передвигались весь день по подвалу, словно обитатели квадратной луны.
Мы уселись в кружок в световом пятне, далекое солнце согревало нас и отгораживало от черноты подвала. Нам нужно было так много рассказать друг другу после столь долгой разлуки! Злюки все еще совершали восхождение на гладкие стены подвала! Зеленый Зепп все еще сочинял самые невероятные истории! И Новый Дырявый Нос был все тот же: когда я рассказывал о своем ужасном одиночестве на этажерке, он неожиданно захихикал. Оказалось, он только сейчас понял анекдот, который ему вчера рассказал Старый Лазурик.
Так получилось, что мы не заметили, как к нам подошло еще одно существо. Оно появилось в пятне света, словно свалилось с неба. Мы смотрели на него. Оно смотрело на нас. Существо было гномом, это мы сразу поняли, гномом нашей породы, однако жизнь его потрепала куда больше, чем нас. Несомненно, этот незнакомый собрат жил на ветру и холоде. У него была кожа, как у капитана дальнего плавания или полярника. Но я сообразил, что это был какой-то Зепп, повзрослевший, ставший мужчиной, кажется, раньше его куртка была зеленой. Да еще эти голубые, как незабудки, глаза!
— Зеленый Зепп! — вырвалось у меня.
Поднялся невообразимый шум. Настоящий хаос. Мы все кричали:
— Зеленый Зепп вернулся! — и обнимали его и друг друга.
И вновь обретенный Зеленый Зепп теперь тоже смеялся и плясал с Красным Зеппом в квадрате света, хотя тот и кричал:
— Прекрати! Я сейчас развалюсь на куски! — И у него на самом деле отломились нога и кусочек шапочки.
Потом мы, устав, опустились на пол и опять уселись в кружок. Каждый хотел задать вопрос Зеленому Зеппу. Много вопросов. Но я оказался самым проворным, а может, самым горластым.
— Так кто же все-таки выиграл полуфинал? — крикнул я. — Ты или я?
— Ты, — ответил Зеленый Зепп. — А это кто? — И он указал на желтого Зеленого Зеппа, прятавшегося за Лазуриками, его лоб блестел от пота. Когда мы все взглянули на него, он еще больше съежился. Из-за плеча Старого Лазурика выглядывала только часть его шапочки.
— Зеленый Зепп, — произнес Кобальд глухим голосом, — ты ничего не хочешь нам сказать?
Физиономия желтого Зеленого Зеппа снова появилась между широкими ухмыляющимися лицами Старого и Нового Лазуриков. Он покраснел, как помидор. Поднялся и мелкими шагами прошел в центр круга, где стоял опять ставший главным Кобальд, держа за руку Зеленого Зеппа. Желтый Зеленый Зепп подошел к ним, посмотрел на свои башмаки и что-то пробормотал, казалось, робкий ветер прошелестел осенней листвой.
— Что? — не расслышал Кобальд.
— Я не Зеленый Зепп, — выдохнул Зеленый Зепп, оказавшийся вовсе не Зеленым Зеппом. — Это вы меня так назвали. И я подумал, раз вы хотите, чтобы я был Зеленым Зеппом, пусть так и будет.
Теперь мы все кричали одновременно:
— Но как же бушующие воды?
— А растения-убийцы?
— Хищные звери!
— Снежный волк!
Желтый Зеленый Зепп стянул свою шапочку и мял ее в руках. Теперь у него вспотела и лысина.
— Мне больше нравится рассказывать хорошие истории, чем плохие, — прошептал он едва слышно. — Я не умею по-другому.
— Франц Йозеф Хубер! — воскликнул Кобальд и поднял указательный палец правой руки, как прокурор, обнаруживший важное для разбирательства доказательство. — Его ты не мог выдумать. Это имя значилось на посылке, в которой ты прибыл к нам. Я видел это собственными глазами.
— Так называется магазин игрушек, — пробормотал псевдозеленый Зепп еще тише. — Вы все от Франца Йозефа Хубера. Папа позвонил в магазин. У Хубера не было больше Зеленых Зеппов, и расстроенный Папа сказал, что сойдет и желтый.
И он разрыдался, разоблаченный лжец. Он просто зашелся в плаче. А мы сидели и не знали, что делать. Но тут настоящий Зеленый Зепп подошел к тому, кто заменил его, и положил руку ему на плечо:
— Оставайся Зеленым Зеппом. Мне все равно надо идти дальше.
Поднялся новый вопеж. Мы вскочили и окружили обоих Зеленых Зеппов, чтобы не дать одному уйти, а второму сбежать. Мы говорили, не слушая друг друга. А Кобальд все командовал, долго, хотя никто не обращал на него внимания:
— Сохраняйте спокойствие, спокойствие!
Но потом мы все-таки снова уселись, зеленый и желтый Зеленые Зеппы рядышком, как друзья или, скорее, как учитель и ученик — и настоящий Зеленый Зепп рассказал нам свою историю. Она была короче, чем история желтого, и не такая страшная. Хотя, с другой стороны…
Зеленый Зепп и в самом деле проплыл мимо Ути, который не углядел его из-за солнца, сам он тоже ничего не видел, а когда снова смог двигаться, его понесло к бурной горной реке, потом вниз по течению, мимо всех водопадов и перекатов. В одном водовороте он застрял на целую вечность, может, даже на несколько месяцев.
— Вот видите, — прошептал желтый Зеленый Зепп, — я же вам говорил!
Но потом он все-таки поплыл дальше, река стала спокойнее, и наконец ему удалось выползти на берег. Не медля ни секунды, он пустился в обратный путь. Он все время шел по берегу, упрямо, не сдаваясь, даже когда с небес лились потоки воды и когда ему приходилось карабкаться на отвесные стены. Где-то на полпути выпал первый снег, а еще через два дня борьбы со снегом, доходившим ему до пояса, Зеленому Зеппу пришлось сдаться. Снег был толщиной пять-шесть сантиметров. Он заполз под выступ скалы, и его засыпало снегом. Он просидел в темноте всю долгую зиму в горах и развлекался тем, что слово в слово повторял свои беседы с гномами, начиная с самого первого дня (тогда с ним были только Кобальд и Красный Зепп), причем их голосами. За меня он говорил, зажимая нос двумя пальцами.