С этим супруга отбыла к родителям в Ставрополь, забрав дочку. Захар не препятствовал.
Для Нины Ивановны такое решение невестки явилось ударом, но она любила и жалела своего возмужавшего мальчика.
– Бедный мой, бедный, как же тебя скрючило. Заступила я нечаянно дорогу твоему таланту, вот он другим боком и вылез. Хороша девка. Погубит тебя красота.
Нельзя сказать, что Захар не пытался противостоять рабской тяге к новой знакомой. Даже не в силу неизбежного краха всего, чего достиг к тридцати годам, а в испуге от власти чувства, которое начало вытеснять здравый смысл. Но потуги оказались тщетны.
Между тем Луиза на ухаживания повара не отвечала, влюблённая в гитариста, который не первый год числился её постоянным дружком и обещал взять замуж. Он подвизался в вокально-инструментальных ансамблях, которых развелось по стране, как кошек в Хосте. Сперва ездил на Грушинские фестивали, потом пробился в столичный шоу-бизнес, вошёл в джаз-банд. Уезжал в Москву один. Крепко целуя на прощание, сказал:
– После подгребёшь, когда прочно обоснуюсь.
Был убедителен и, возможно, искренен. Первое время звонил.
– Зачем тебе деревенская девка? – удивлялись новые приятели, узнав про Луизу.
«И правда, зачем?» – подумал гитарист. – «Тут добра и получше навалом». И звонить перестал.
Тогда брошенка взяла инициативу в свои руки и решила ехать в Москву, тем более выяснилось, что беременна и аборт делать поздно. Однако гитарист явлению бывшей сожительницы сильно удивился, а о будущем ребёнке даже слушать не захотел.
– Может, нагуляла, когда я уехал? За тобой какой-то мужик, как приклеенный, таскался.
Луиза, девушка гордая, доказывать ничего не стала. Вернулась в Хосту мрачная, молчаливая, долго недужила, даже в стационаре лежала, врачи сказали – сердце. А что же ещё страдает в первую очередь от несчастной любви?
Захар навещал больную каждый день, подарки дарил, пылко говорил о чувствах. Она привыкла, стараясь вытравить из себя ощущение потери, разрешала целовать, однако расписаться отказалась наотрез, возможно ждала, что гитарист передумает. На поправку пошла – вернулась в развалюху без элементарных удобств, потому что Нина Ивановна, тяжело переживавшая утрату внучки, подружку сына к себе домой не пустила.
Луиза оскорбилась: уж если не гитарист, так хотя бы нормальное жилье, отдельное от пьющих отца с матерью. Пришлось Захару снять комнату – на большее средств не хватало, в Сочи цены московские. Той квартирой, где он жил, трёхкомнатной, в сталинском доме в центре посёлка, право распоряжаться придёт только с вступлением в наследство. Но Нина Ивановна совсем не старая и, кстати, вольна в любое время поменять престижную жилплощадь, например, на место в доме для престарелых. Между тем Луиза его отвергает в том числе и потому, что не может получить то, что хочет. Квартиру. Мысль об этом стала назойливой, мешала и смущала. Мысль он гнал.
К счастью, черноглазая красотка недолго кочевряжилась и однажды позволила Захару остаться. Могла ли она поступить иначе, даже если бы хотела?
4
Очень часто с любовью путают желание обладать, и, когда объект становится доступным, любовь тускнеет, а то и вовсе проходит. Не тут-то было! Чувства Захара только возросли и продолжали увеличиваться с каждым прикосновением. Он погружался в любимую, словно в облако, и бродил там в сиреневом тумане, задыхаясь и рыдая от избытка нежности. Казалось, это он родил её в муках, защитил, и стала она ему дороже собственной жизни.
Захар любил самозабвенно и был так обморочно блажен, что не знал, отвечала ему женщина или нет. Позже, когда страсть немного насытилась и эмоции перестали пьянить сознание, пришёл к выводу, что это не так уж и важно, главное любить самому, тем более она наконец вся ему принадлежит. Больше никаких новых знакомств с мужчинами.
Луиза и сама не глядела по сторонам, сидела у телевизора или рассматривала себя в зеркало, распустив роскошные, ниже пояса, волосы. Несостоявшийся художник любовался: как у святой Инессы на картине испанца Риберы, только не рыжие, а смоляные. Однажды взвесил прядь в руке, поцеловал. Луиза тут же скрутила свою гриву в персидский тюрбан и ушла. Вернулась коротко стриженой.
– Что ты наделала?! Зачем? – воскликнул огорчённый любовник.
Она пожала плечами:
– Носить тяжело, голова болит.
– И серёжки сняла…
– Чтобы не вспоминать.
– Забудь уже, моя бесценная Лу! (Ей нравилось, когда Захар её так называл). Я всё для тебя сделаю, я тебя обожаю.
Захар так крепко обнял женщину, что та ойкнула. Поцелуй был горячим и долгим. Вырвавшись из объятий, она спросила:
– А ты уверен, что любишь меня, а не себя?
– Тебе нужны ещё доказательства? – прошептал Захар, опрокидывая Луизу на постель.
– Нет, нет, – испуганно бормотала она. Каждый день он не уставал повторять: – Давай поженимся.
– Это ещё зачем? Я буду тебе вернее верной.
Скорее всего, говорила правду. Но память не подчиняется желаниям, и она продолжала запойно слушать исполнителей вокально-инструментальных ансамблей, всех зная по именам. Как-то даже спросила Захара: – Не хочешь научиться играть на гитаре? Он уловил истинный смысл вопроса.
– Хочу, но не могу. Лучше не получится, а хуже не надо. Сравнивать будешь. У Луизы погасли глаза:
– Жаль.
Для Захара наступил во всех отношениях новый этап жизни, совсем непростой. С тех пор, как уехала Ольга, на него опять свалились заботы о названной матери. Любить он её не любил, но почитал, испытывал благодарность и ухаживал старательно. Больная перестала вставать, а памперсы тогда ещё не изобрели. Целый день лежала молча, глотая водичку из детской бутылочки. Приходящей сиделке позволяла себя кормить, умывать, но душевные страдания не поверяла.
– Сыночек, мне так одиноко, ты меня совсем забыл, – сетовала Нина Ивановна.
– Ну, что вы такое говорите, – отвечал он взволнованно. – Я всегда рядом и никогда вас не брошу. Разрешите Луизе сюда переехать, тогда мне не придётся уходить на ночь.
– Нет, милый. Это плохо кончится. Глупо на старости лет терпеть унижения в своём доме. Ты настолько ослеплён любовью, что плохо видишь. А у меня нюх и на хороших людей, и на дурных. Но это твой выбор. Жалеть могу, а осуждать не имею права.
Так и жил Захар на два дома. Возвратясь с работы, отмывал несчастную в ванне и бежал на съёмную квартиру, где его ждали пустой холодильник, неприбранная комната и беременная женщина в мятом халате у телевизора. Но он не роптал: Ты сам этого хотел, Жорж Данден, сказано у Мольера.
Его избранница всегда сопротивлялась порядку. Завидев пыль, могла стереть её пальцами, пылесос терпеть не могла, обходясь веником, грязное бельё ждало стирки неделями. Она никогда ничего не зашивала и не штопала – просто выбрасывала, грязную посуду копила до тех пор, пока помещалась в раковине.
Всё изменилось, кардинально, когда Луиза родила дитя мужского пола. Вещи вдруг обрели своё место, усталого повара всегда ждали еда, свежая постель, чистая рубаха. На столе, накрытые марлей, стояли молочные бутылочки, в шкафу высились горы наглаженных пелёнок, влажная уборка проводилась два раза в день. Захару почудилось, что он наконец обрёл рай.
На маленького Юрочку счастливая мама не могла наглядеться:
– Ах, у него ушки – точная копия! И бровки похожи, – роняя слезу восторга, говорила она Захару, скептически взиравшему на живое доказательство чужой любви, беспрерывно писающее и какающее. Самое удивительное, что вскоре младенец начал вызывать у него нежность. Какая разница, кто отец, ребёнок выношен дорогой ему женщиной и является её частью.
Новая роль требовала новых средств, уже не на букеты и побрякушки, а на серьёзные вещи, в первую очередь для растущего члена семьи, причём самые лучшие и красивые, с каждым возрастом всё более разнообразные и недешёвые. Луиза по-прежнему не работала, все силы отдавая ребёнку, к тому же часто болела, а лекарства, когда-то копеечные, вдруг стали баснословно дороги. Единственный кормилец без выходных трудился в ресторане, в дополнение мастерил гигантские торты к богатым свадьбам и юбилеям, украшал своими изделиями корпоративы, поэтому общение с мальчиком было эпизодическим. Становление его характера он проморгал, но что делать, когда на Нину Ивановну времени не хватало.
Эти годы мало отличались друг от друга, и в памяти Захара слежались так плотно, что казались одним эпизодом, вполне счастливым, но обыденным. До тех пор, пока повзрослевший Юрочка однажды не произнёс фразу, обернувшуюся мистической:
– Что ты, дядя, с бабкой нянчишься? Она тебе даже не родная.
Захар и сегодня не забыл, как содрогнулся. Еле удержался, чтобы не хлестнуть парня по мордасам, но нельзя, её плоть. Необъяснимая тяга к предательству, которая гнездилась в душе сына Луизы, была ему противна, однако невольно подтолкнула задуматься: зачем старушка живёт, какой в том смысл? Только мучается, доставляя хлопоты. Смерти ей, конечно же, не желал, но глубоко в подсознании хотел, чтобы просто не мешала, а мешает, столько лет упрямо запрещая привести в дом Лу и достигнуть полноты счастья..
И ведь лишь вскользь мысль промелькнула, а наутро бабушка умерла. Захар со всей силы грохнул кулаком по столу, чуть столешницу не проломил. Верил, что это лишь совпадение, что делал всё, как полагается. Делал – да, но думал-то отвратительно.
С тех пор начал сомневаться, есть ли счастье вообще, не выдумка ли философов, и от чего эта эфемерная субстанция зависит? Можно стать богаче, умнее, удачливее, но счастливее?
5
После кончины Нины Ивановны устаканившийся домашний мирок зашевелился в предвкушении интересных перемен. Переезд в собственную просторную квартиру, обустройство по вкусу новой хозяйки, выбор мебели долго тешили переселенцев и потребовали больших затрат. Лучшую комнату получил Юрочка, который заканчивал школу и собирался по настоянию матери поступать в институт. На бюджетное отделение любитель досуга и игры на барабане (гитара показалась ему инструментом слишком сложным) рассчитывать не мог, поэтому встала задача изыскать средства на платное.