Молодой муж с удивлением наблюдал семейную метаморфозу, пока не понял, что это въедливое существо, прикидывавшееся ангелом, ему не интересно, даже больше – сильно раздражает. Когда слышал обращение «любимый», просыпалось желание заткнуть пальцами уши.
Большинство женщин, если требует ситуация, умеют приспосабливаться к трудным обстоятельствам, не ломая себя, принимая нужное положение, нисколько от этого не страдая и даже получая удовольствие. Мужчина такой гибкостью не обладает. Он дёргается, срывается, убегая от неудобств всё дальше и в конце концов разрывает связь. В лучшем случае, замыкается в себе, формально соглашаясь с любыми предложениями, лишь бы оставили в покое. Окольцованный бухгалтер продолжил жить тихо, опуская частности, чтобы не оказаться втянутым ещё глубже во что-то неведомое.
Блокнот.
Сказочно-пушкинская Людмила перестала быть Милочкой и стала Людой, что откровенно смахивает на людо-едку. Жена и впрямь оказалась каннибалом, только виртуальным, глодала не тело, а душу, что ещё хуже, поскольку убивает не сразу, а продлевает мучения, долбя в одно и то же место, пока оно не потеряет чувствительность.
Вначале, по наивности и неопытности, пытался мягко сопротивляться. Говорю: «Ну, что ты вбила в свою глупую маленькую головку? Тот, кто заставляет других жить по чужим правилам, эгоист, а в массовых масштабах – фашист, вспомни немцев. Отбери порядок – и рухнет основа твоего представления о бытии. Мир прекрасен и разнообразен. Живи свободнее и почувствуешь себя счастливой».
Ворчит, недовольна: я и так счастлива, какие немцы?
Не забыть посмотреть у немца Брема про комаров. Что за человеческая сладость их прельщает? Москва в августе просто спеклась от жары. Согласился съездить в Серебряный Бор искупаться, потом два дня с остервенением чесал щиколотки. Если бы меня все так любили, как комары. А жену, кстати, не тронули. Мне бы их интуицию.
Надо отдать должное бывшей скрипачке – она продолжала ходить на концерты в Консерваторию, что финансиста, не обученного понимать музыку, частично примиряло с другими её недостатками. Всё-таки что-то общее – дух важнее колбасы. Но многочисленные подружки, звонящие, приходящие, обедающие, отнимающие свободное время, болтающие глупости, выводили из равновесия.
– Звонила Наташка, – сообщала жена, пытаясь вовлечь законную половину в свои интересы. – Ну, помнишь, её отчим нам ещё слесаря рекомендовал? Дочке двоюродной сестры сделали кесарево, очень довольна: заснула беременной, проснулась с ребёночком. Деньги, конечно. Теперь богатые взяли моду кесарить. Вообще, медицина шагнула вперёд, а лучше бы оставалась на месте. Навострились лечить всех подряд и испортили генетический код человечества. Не медицину надо развивать, а санитарные службы. За грязь штрафовать, в тюрьму сажать, тогда и болеть перестанут.
Она говорила уверенно, точно зная, как надо жить.
Блокнот.
Квартира выглядит чужой. Шторы отсутствуют, и с закатом чёрные окна напрягают. Диван стоит не у стены, как было всегда, а посередине общей комнаты, вещи в шкафах рассортированы по назначению и лежат аккуратными стопочками, носки в отдельном ящике. В кухне современная техника и новые порядки. Посуду полагается не только мыть, но ещё и вытирать. Зачем, спрашивается? С этим отлично справлялась сушка.
После ужина вручает мне полотенце. Я скулю: «Найди мне другую казнь». Палач неумолим, приходится идти на поводу, лишь бы не вступать в спор. Но с языка сорвалось: «Пользуешься моей слабостью», что даёт жене повод для словесной диареи. «Разве это слабость? – удивляется она. – Это сила – делать иначе, чем хочется. Сила воли не рождается с человеком, её надо воспитывать, а ты всё пускаешь на самотёк. Пора избавляться от недостатков, сознательно и упорно».
Умеет выворачивать смысл наизнанку, в свою пользу.
Милочка, ставшая Людой: любил ли я её, когда думал, что люблю?
Пошли дети, а дети требуют серьёзных вложений. И жена принялась каждый день отпиливать по кусочку от терпения законного папаши, заставляя делать карьеру, пытаясь вонзиться в его дела. Дел особых не было, и она зудила:
– Ты инфантильный, ни к чему не стремишься. Надо ставить перед собой цель и преодолевать преграды, чтобы этой цели добиться. Потом ставить новую. А если работать без усилий и тратить свободное время на книги, ничего не достигнешь. Тебе надо было стать учителем литературы или библиотекарем, а ты – в банкиры. Ну вот, теперь крутись.
Крутиться он не хотел. Жизнь ему нравилась такая, какая есть.
По дороге с работы, представляя встречу с женой, невольно втягивал голову в плечи. Открыв дверь, Люда восклицала:
– Ну, что ты горбишься, словно тебя унизили! Распрямись!
И, чтобы прекратить этот крик, он распрямлялся, чувствуя себя киношным персонажем, которому надо во весь рост идти в атаку под пулемётным огнём. В конце концов бухгалтер так устал воевать с самим собой, что совершил необдуманный поступок.
– Ты поезжай к маме, – произнёс он, глядя на ноги в домашних тапочках.
Жена спросила упавшим голосом: – Ты меня разлюбил? – Можно сказать и так. – Как же это, Ваня? А я тебя люблю…
Он пожал плечами.
Люда заплакала беспомощно, на время став бывшей Милочкой, и ему захотелось вернуть назад свою решимость, но представилось, как завтрашнее утро начнётся с упрёков и наставлений, и губы её будут продолжать шевелиться, пока за ним не захлопнется входная дверь… И он опять оставил всё, как есть.
Нельзя сказать, что до женитьбы жизнь была для него сильно замечательной, но уж точно не противной. Чтобы вернуться к норме, надо перечеркнуть с десяток лет, возможно, испытать боль, страдания. Страдать не хотелось, проще терпеть, тем более привык.
Подоспел его день рождения, о котором лучше бы забыть, но жена с утра пекла торт, теперь зовёт есть. Розы купила, вина сухого. Он проглотил кусок воздушного теста с кремом и выпил полстакана красного. Кислятина. И ведь не откажешься – начнёт воспитывать. Сидит довольная, улыбается.
– Чему радуешься? Вроде не помолодел, а состарился.
– Но все ж не дураки, раз отмечают?
– И что празднуют?
Жена удивилась:
– Как что? Чудной ты, Ваня. Ро-дил-ся! Вдруг бы твоя мама аборт сделала – вот и не случилось бы повода веселиться. И я осталась без мужа.
– Другого бы нашла. У вас это ловко получается.
– Не скажи. Находку-то ещё полюбить надо. Четверть века вместе живём, а за что тебя люблю, даже не знаю. Не годишься ты для радости.
Слова жены только утвердили его в том, что уйма времени потрачена не лучшим образом. Ещё немного помаялся и пошёл в кабинет, достал дневник. У него есть полчаса, пока жена моет посуду – от роли помощника он, субъект торжества, сегодня свободен.
Блокнот.
Жена, несомненно, вещь полезная. Её можно иметь в любой момент желания, она покупает продукты, готовит, стирает, гладит, убирает, рожает и воспитывает детей. Люда ради семьи бросила скрипку. Правильно. Она вообще всё делает правильно, но почему это меня так раздражает?
Однажды в детстве за завтраком я уронил алюминиевую крышку, на которой образовалась вмятина. «Растяпа, – рубанул отец. – Безрукий». – «Зачем ругать ребёнка из-за какой-то мелочи», – сказала мама, пряча улыбку в воротник халата, и незаметно мне подмигнула.
До самой женитьбы я каждое утро жарил себе яйца в маленькой маминой сковородке, накрывая кривенькой крышкой. И сердце моё испытывало приятную слабость. «Что за телячьи нежности к старью? – сказала Люда брезгливо. – Кухонная утварь должна быть без изъянов».
И снесла крышку на помойку. Потом и сковородка исчезла, и старая фаянсовая кружка со щербинкой. Существу с душевным мирком, разграфлённым на тетрадные клеточки, любви к памятным вещам не понять. Мне опять захотелось, чтобы эта женщина исчезла. Но куда может исчезнуть жена?
Есть категория мужчин, для которых существа противоположного пола представляются игрушечными машинками. Разбирают на детали, стараясь понять, как женщины устроены, почему говорят так, а не иначе, думают одно, чувствуют другое. Веками им долбят мудрецы, что загадка не откроется, но число пытливых умов не убывает.
Иван любопытством не маялся. С молодости имел нормальное влечение к женскому телу и в удовольствии редко себе отказывал. Недавно подвёз на своей машине от офиса к супермаркету жену управляющего, завязался роман. Дама оказалась приятной во многих отношениях, правда, красотой не отличалась, хотя из женских салонов не вылезала и денег на шмотки не жалела. Любви отдавалась до обморока и ничего не требовала, не навязывалась, ждала сигнала. Иногда встречались накоротке, где-нибудь за углом. Любовница обнимала крепко, прижимаясь всем телом. Её жар проникал сквозь пиджак и был отчаянно зовущим в бесконечную даль, прекрасную своей неконкретностью. Так он насыщался нежностью даже без обладания.
Это сильно отличалось от близости с женой, которая, как ему казалось, не столько его любила, сколько хотела иметь. К тому же в новом адюльтере присутствовала изюминка мести начальнику. Однако бухгалтер мстительных чувств был лишён напрочь.
Связь длилась, принося удовольствие обоим, пока не вмешался случай. Людмила сообщила, что едет за город к подружке, поэтому к обеду его не ждёт. Воспользовавшись тем, что начальник отправился на Неглинную в Центробанк, бухгалтер улизнул с работы и привёз любовницу к себе домой.
Когда слишком много лжи скапливается в ограниченном пространстве, доминантой становиться правда. Он застал в супружеской постели Люду с управляющим. Между тем голый начальник, увидев в дверях жену под руку с подчинённым, закричал, скорее от неудобства положения, чем от гнева:
– Ничтожество!
– А твоя жена так не считает, когда я её трахаю, – сказал недавно повышенный бухгалтер и почувствовал противный вкус во рту, словно жабу проглотил. Вот уж не думал, что способен предать женщину.