овника. Она устроила его на первый курс театрального института к педагогу, который исповедовал сходные вокальные принципы, а значит, её усилия не пойдут насмарку. Кроме занятий по фортепиано и теории музыки, Игорь упражнялся у логопеда, изучал под присмотром безжалостного к нему Сивоконя итальянский и французский, посещал лекции по отечественной истории в университете на Моховой и все музеи Москвы по списку. Кира собственноручно не только планировала его рабочие и выходные дни, но и требовала подробного отчёта.
– В любом деле успеха можно достичь лишь при хорошей организации, – поучала она. – Ещё для актёра важна железная нервная система и физическое здоровье. Горло и лёгкие даже для обычных людей являются слабым местом, легко подверженным внешнему влиянию, а две тоненькие беззащитные соплюшки – связки, благодаря которым человек может издавать звуки, при перегрузке или неправильной постановке голоса образуют узлы. Теоретически они могут рассосаться, если в течение года соблюдать режим полного молчания, дыша морским воздухом. Удаление узлов самым виртуозным хирургом – всегда конец карьеры солиста, а то и вообще оперной, один Карузо, если верить мемуарам, после трёх операций этой участи избежал. Также, по неизвестной физиологической причине, у некоторых певцов звук, посылаемый в головные резонаторы, вызывает обморок. Это тоже крах. Многие, одарённее тебя, так и не реализовали свои данные, не умея существовать в крайнем напряжении, в оцеплении беспощадных соперников. Ты нахал, у тебя должно получиться. Но вкалывать будешь, как проклятый.
– Согласен.
Молодость позволяла выдерживать предложенный темп. После двух лет усердных занятий вокалом пришла пора испытать подопечного в деле. Если бы голосовые качества ученика хотя бы вполовину соответствовали мужским достоинствам, цены бы ему не было. Но, что есть, то есть, красотой тембра, заставляющей женщин испытывать сексуальное блаженство, Туманов не обладал. Кира долго и изобретательно работала над певческим аппаратом избранника и, хотя до конца переломить нещедрую природу не удалось, существенно нивелировала недостатки. Осляти запел почти человеческим голосом, храбро брал си бемоль, а через раз и чистое си. Кроме наглости, в нём обитала необходимая доля глупости, которая позволяет не сомневаться в своих способностях и со стороны выглядит храбростью. Отсутствие страха снимало зажатость гортани и лицевых мышц, свойственную высоким голосам.
Дирижёров, которые в недалёком прошлом безраздельно главенствовали в оперных театрах, раздражало резкое, без намёка на благородство, звучание нового тенора, но авторитет Звягиной был непререкаем, и молодого певца зачислили в стажёрскую группу, поручив крохотные партии, вроде Парня в «Царской невесте» (три слова) или Запевалы за сценой в первом действии «Евгения Онегина». Последняя особенно хороша тем, что не требует переодевания и грима, а петь надо всего две фразы: Болят мои скоры ноженьки со походушки.// Болят мои белы рученьки со работушки. Роль досталась Игорю после того, как предыдущий исполнитель перепутал ноги с руками. Однажды за ужином Звягина сказала:
– Хватит болтаться в арьергарде. Споёшь со мной Лацу в новой постановке «Енуфы». С дирекцией я договорилась. Партия мало удобная и невыигрышная, никто из ведущих солистов к ней не рвётся. По крайней мере, тебя ни с кем не станут сравнивать. Основные моменты мы пройдём, остальное доработаешь с концертмейстером. Главное – не боись, я буду рядом.
– С тобой – хоть Манрико!
– Чего захотел! Верди – это тебе не Яначек. Над стреттой с верхним «до» ещё трудиться и трудиться.
Пока у тебя «петухи» вылетают слишком часто. Но ничего невозможного нет.
– Я тебя обожаю! – воскликнул потенциальный трубадур вполне искренне.
– Надеюсь.
Она уже привыкла к жизни с молодым мужчиной, испытывая огромную радость от того, что он рядом. Утром придёт, обнимет – и неважно, будет за окном солнце или дождь. Тем сильнее оказался неожиданный удар.
Звягина вернулась с гастролей из Питера довольная, но утомлённая. Не успела разобрать сумку, как зазвонил телефон. Декан вокального факультета испугано заблеял в трубку:
– Туманов задержан и сидит в КПЗ.
Она опешила:
– Причём тут я? – Тут же вспомнила, что всем всё давно известно, и продолжила вопросы: – За что? Где?
– Понятия не имею. В Свердловском районе.
В отделении милиции её спросили:
– Вы, педагог, и не знали, что на родине у студента, кстати, прописанного по вашему адресу, были приводы за хулиганство?
– Нет, конечно. Но ведь не кража, не убийство…
Капитан почесал переносицу карандашом, погулял губами.
– Однако. – Внимательно поглядел на дамочку: предупредили, что важная. Немолодая, так что ничего хитрого тут нет. Вздохнул и добавил:
– Теперь уже и убийство. Девушка, невинная, захлебнулась спермой и умерла.
Звягина сжала сумку так, что побелели костяшки пальцев, и прикрыла глаза, как от вспышки яркого света. Всегда ведь понимала, с кем имеет дело, но подобного не ожидала. Гадёныш. И прогулка наверняка не первая.
Как всегда в ответственные моменты эмоции откатывались на второй план, мозги работали на автомате, управлять собой Кира умела при любом раскладе. Она тряхнула тяжёлой причёской, перемещая сознание из одной плоскости в другую.
– У него близких нет. Разрешите мне свидание.
– Извольте.
Её провели в обшарпанную полутёмную комнатёнку. Небритый, мятый, хмурый Игорь держался заносчиво, но, увидев неожиданную гостью, сник, начал оправдываться:
– Я не виноват, она меня соблазнила…
Кира со всей силы хлопнула по столу ладонью.
– Врать-то не надо! Девственница-искусительница! У тебя богатое воображение.
Виновник пытался возразить, но Звягина гаркнула:
– Молчать! Закрой рот и жди. Если удастся спасти от тюрьмы – спасу, нет – не сетуй.
Она не добавила: будешь всю жизнь мне обязан, но он понял.
Вернувшись домой, Кира Анатольевна призадумалась. Любовнику реально грозит долгий тюремный срок – конец её усилиям и всему, что есть цель его жизни. Ни певцом, никем вообще он не будет, будет сначала настоящим, потом бывшим зэком. Нужно помочь, и он станет любить её ещё больше. Не за спасение, за силу. Однако придётся лезть высоко и платить дорого. Эта шельма жизнь так устроена, что, если чего захочешь, готовь кошелёк.
Довериться она могла только одному человеку, Сивому Мерину. И поможет, и не предаст. В наш подлый век – совсем немало. Мысленно прорепетировав предстоящий разговор, Звягина набрала знакомый номер.
– Здравствуй, дружок! Как дела? Хорошо? Почему у тебя всегда хорошо, а у меня не очень?
– У меня запросы меньше.
– Какой положительный. Даже неловко открыть тебе полную сомнений душу.
– А ты не открывай, просто скажи, чего тебе надо.
Звягина рассердилась: прагматизм отставленного мужа сегодня некстати, придётся менять тактику. И она зарыдала в трубку вполне натурально:
– Пе-е-етечка-а! Такое несчастье!
– О, Господи, Кира! Не плачь, я всё сделаю, – всполошился Сивоконь, ещё не зная, о чём пойдёт речь, а когда узнал, присвистнул. Нюх у разведчика был первоклассный.
– И ты хочешь спасти того, кто тебе изменил да ещё подставил?
Звягина, не зная, что ответить, снова начала причитать и сморкаться.
– Ну, ну, успокойся, я же сказал – сделаю, значит сделаю.
И он сделал. Свёл Киру с очень высокими людьми. Пришлось ей попотеть, и полукавить, и приврать, что она выполнила профессионально. Какие аргументы приводила, уже в точности и не помнила, в основном это была вдохновенная импровизация на тему несчастного случая с редко одарённым, неопытным юношей из глубинки, попавшим в сети прожженной столичной девки. Доводы знаменитости, подкреплённые липовыми медицинскими справками, против слов никому не известных работяг, безуспешно пытавшихся доказать невинность своего дитя и взывать к несуществующей справедливости. Кому поверили и кто поверил – не вопрос. Впечатляющие отступные родителям заплатил из собственного кармана Сивоконь. Любовь – не картошка, старая дружба – тем более.
Опытный прозектор душ насквозь видел этого нашкодившего пройдоху, нашкодившего крупно. Видел и то, что переубеждать бывшую супругу нет никакого смысла: страсть куснула и впрыснула отраву, вызвав в некотором роде помешательство, и неважно, сколько тебе лет – семнадцать или семьдесят. Любовь не измеряется временем жития.
Сивоконь недооценил Киру, которая не теряла контроля над ситуацией. Но ей хотелось простого женского счастья дураков, и она сознательно прятала от себя ошибки в глубокий карман, где они терялись среди носовых платков, ключей, брелоков и прочего мусора. Я сам обманываться рад – не ею придумано.
Вернувшись из СИЗО, Туманов встал перед своей спасительницей на колени, поцеловал руку, недурно разыграв отсутствующее благородство. – Я тебя не достоин. Мне уйти совсем? – Ещё чего! Стала бы я тратить нервы и силы ради случайного постельного старателя. Что недостоин – без сомнения, но это мой выбор. Я понимаю: не нагулялся, тестостерон давит. Однако впредь обставляй свои инстинкты так, чтобы я не знала, тем более не видела, зрительные образы трудно забываются, если забываются вообще. И поаккуратнее. Бляди что ли в Москве перевелись? Право бесплатно трахать девственниц надо ещё заработать. Папины доченьки – не про тебя, ты пока из себя ничего не представляешь. Учиться нужно всему, не только пению, но и жизни. Глаза разуй да поспеши, опять вляпаешься – всё равно во что – вызволять не стану, засвистишь в Бутырку. Хорошо запомни, потому что повторять не имею привычки. А теперь ступай в ванную – от тебя воняет. Чем воняет, не уточнила. Чужим.
Проштрафившийся молодец ещё раз с чувством поцеловал обильно умащенную кремом руку и бесшумно слинял. Прекрасная жизнь продолжалась.
Звягина упала на кровать и долго лежала не шевелясь. Пережитое оставило её без сил. Она испытывала давно забытое гадкое чувство уязвимости.