Наличие трудных родов не столь важно, как может показаться. Скорее всего, у ребенка была большая голова. При рождении довольно часто у мальчиков голова больше, чем у девочек.
«Мать говорит, что он был некрасивым ребенком и родился с желтым цветом кожи. В два месяца он весь покрылся сыпью, которая не проходила до пятнадцати месяцев. Голову он стал держать рано, сел в шесть месяцев. В восемь месяцев вылез первый зуб, и в это же время его отлучили от груди. С кормлением возникли большие проблемы, и, пока не подобрали подходящую смесь, ребенок страдал от воспаления кишечника. В девять месяцев он стал есть твердую пищу. В пятнадцать мать начала приучать его к горшку, и в два года он полностью контролировал мочеиспускание. В детстве ему давали рыбий жир в небольших дозах. Мать заметила, что что-то не так, когда он рос и рос, но все не говорил. Начал ходить он в два года».
Только присутствовавший при родах врач может дать нам достоверную информацию о пожелтевшей коже и ранней сыпи. Но поскольку мальчик не ходил до двух лет, можно предположить, что в детстве у него был рахит.
«Он общался с помощью телодвижений и нескольких звуков, которые понимали члены семьи, а лучше всех – мать».
То, что мать понимала эти телодвижения, и создало проблему. Поскольку в разговоре не было необходимости, неудивительно, что желания развивать речь тоже было мало.
«Дефектов слуха нет. Врач посоветовал матери не беспокоиться и оставить сына в покое, потому что в один прекрасный момент “он сам до всего дойдет”. Мальчик заговорил в возрасте пяти лет. Аденоиды и миндалины ему удалили. У ребенка отменное здоровье, он не болеет и ест, что дают».
Не так уж необычно, когда дети, чьи прихоти все время удовлетворяются, не разговаривают вплоть до четвертого года жизни. С другой стороны, обычно мы слышим, что у этих детей много пунктиков насчет еды или что они мочатся в постель. Поскольку наш пациент так себя не ведет, можно сделать вывод, что он обеспечил настолько благоприятную ситуацию с матерью, что у него нет необходимости ее улучшать.
«Последние два года он носит очки для коррекции зрения (20/70). Примерно полтора года назад пациент научился самостоятельно одеваться. Но его приходится все время подгонять, так как он долго возится, и ему нужно довольно много времени, чтобы определить, какой ботинок надевать на какую ногу. Он крупнее и тяжелее большинства детей его возраста (рост пять футов, вес сто фунтов)».
То, что он не научился одеваться до десяти лет – верный признак того, что ребенок крайне избалован. Ему не очень нужно делать это самостоятельно, ведь он хочет, чтобы помогала мама. Тот факт, что мальчик крупнее детей своего возраста, может быть симптомом проблем с гипофизом, хотя, с другой стороны, может свидетельствовать о крепком здоровье и о том, что мать хорошо его кормит.
«Пишет правой рукой, все остальное делает левой».
Этот очень важный нюанс убеждает нас в том, что он от рождения левша, который столкнулся с проблемами адаптации в нашем праворуком мире и потерял веру в себя.
«Мальчик всегда был более привязан к матери и старшей сестре. Отца упоминает редко».
Среди избалованных детей, которые большую часть времени проводят с матерью, обычно так и бывает: отец не выдерживает конкуренции. А в этой ситуации отец совершил большую ошибку, так как считал положение мальчика безнадежным. Я уверен, что старшая сестра способна завоевать симпатии нашего пациента, но вот примирение с отцом – задача посложнее. Пока мать рядом, ребенок всегда отдаст преимущество ей. Отцу следует взять мальчика в путешествие, порадовать его и стать «приятелем». В какой-то момент ему надо признаться Роберту, что мнение о его интеллекте было ошибочным. И лечение нужно начать именно с примирения мальчика с отцом.
«Мать посылает его с поручениями, и мальчик это любит, рассказывает об этом. Если в магазине нужно больше двух товаров, она должна написать список на листочке. С тех пор, как мы начали писать этот отчет, лавочник посоветовал матери не давать ребенку список, и заметно улучшение».
Сложно ожидать от ребенка, не привыкшего к самостоятельности, что он запомнит два или более предметов, когда его отправят в магазин. Однако лавочник понимает мальчика, он раскусил ситуацию. Есть много людей, не являющихся специалистами, которые улавливают такие моменты. Тот факт, что заметно улучшение, да и вообще, что есть возможности для улучшения, – очень хороший признак. Вероятно, бо`льшую часть серьезных ошибок, которые мы видим, можно устранить.
«Иногда мать замечает, как он разговаривает с воображаемым ребенком – обычно с мальчиком, – а потом за него отвечает. Сначала он к нему обращается, а затем начинает говорит очень резко и грубо, как беспризорник. Его лицо оживляется, и кажется, что он скандалит».
Многие дети так играют, общаясь с вымышленным другом. Здесь весьма любопытно, что мальчик, который так долго не разговаривал, теперь тренируется говорить не только за себя, но и за другого ребенка. Роберт может даже стать писателем или драматургом. Дети-левши часто склонны к артистизму. Его игра, а еще тот факт, что он ссорится с сестрами, дает нам понять, что ему жутко хочется общаться с мальчишками. Скорее всего, у него уже развился некоторый страх перед женщинами, и он переоценивает их силу, особенно если его мать – женщина властная. Очевидно, у нашего пациента живое воображение: что далеко не редкость у робких детей. В мечтах легко проявлять доблесть, отвагу и мужество. А в жизни он – трус, но считать себя таковым болезненно, поэтому в воображении он притворяется победителем. Наша задача – показать ему, как проявлять мужество в жизни.
«На улице он с мальчишками не играет и объясняет это так: “Мальчишки на улице не будут играть по моим правилам, они всегда дерутся, а я это не люблю”. Иногда он вдруг начинает тихо смеяться, что пугает мать. Порой такое происходит очень часто, а потом почти пропадает».
Он не играет с мальчиками на улице из-за своей застенчивости, а приступы смеха, которых так боится мать, – средство, с помощью которого ребенок может ослабить ее власть. Скорее всего, приступы сильнее, когда она не идет ему навстречу или не в достаточной мере его балует.
«Иногда во сне он садится в кровати, говорит сам с собой о разном, потом тихонько ложится и спит, никому не мешая».
Многие дети кричат по ночам, чтобы пришла мать. Этот мальчик довольствуется тем, что лишь напоминает о себе.
«В школе он пытается завести друзей, однако быстро теряет мотивацию. Дети его не избегают и не обзывают. Хотя учителей у него было много, он может вспомнить по имени лишь двух».
Если избалованному ребенку нелегко заводить друзей, довольно скоро он перестает и пытаться. Что касается памяти, то мальчик не помнит, как звали учителей, просто потому, что они ему не нравились. Здесь речь идет не столько о проблемах с памятью, сколько о желании забыть.
«Только недавно он начал говорить с детьми в школе. Он пошел учится в шесть лет, провел два семестра в 1 “А”, три в 1 “Б”, два во 2 “А”, два во 2 “Б”, один в 3 “А”, два в 3 “Б”, сейчас учится второй раз в 3 “Б”».
Тот факт, что мальчик не разговаривает с другими детьми, еще раз показывает, насколько замкнут наш пациент. Тем не менее, дела идут на поправку. Ему повезло, что он пошел в школу в шесть, а не в более позднем возрасте. Его все время оставляют на второй год, что вряд ли может подбодрить, и мы понимаем, что школа ему не очень интересна. Наш долг дать этому ребенку надежду. Один из способов это сделать – поставить несколько хороших оценок, даже если он отработал не на отлично. Такая стратегия не так ошибочна, как кажется на первый взгляд. В чем смысл лишать ребенка силы духа, ставя ему плохие оценки? Я рекомендую вообще никак его не оценивать, пока не будет виден хоть какой-то прогресс. Хорошо бы давать ему более простые задания, с которыми, по мнению учительницы, он в состоянии справиться. Учительнице нужно понять личные интересы ребенка и стимулировать его работу в этом направлении. И именно она должна показать мальчику, что он способен достойно учиться. Я знаю, что в государственной школе это непростая задача, к тому же мне могут возразить, что другие дети решат, что Роберта как-то выделяют. Я отвечу: нужно сформировать чувство, при котором весь класс станет помогать учительнице; если другие ученики все вместе этому поспособствуют, наш пациент только выиграет.
«Пишет он как семиклассник».
Вот область, где есть успехи. Мальчик тренировался писать. Так он, будучи левшой, компенсирует свою несостоятельность. Но несмотря на то, что этот конкретный недостаток он преодолел, мальчик лишен уверенности в себе. Многие люди предпочитают, чтобы на них влияли поражения, а не успехи, и в образе жизни ребенка застенчивого поражение часто ценится выше успеха.
«Рисует плохо».
Несмотря на такое утверждение, я считаю, что Роберт, при условии повышения мотивации, мог бы добиться неплохого мастерства в рисовании или черчении. Таким образом компенсировалось бы его плохое зрение. По словам учительницы, в школе мальчик носит очки, и, наверное, он не тренировал зрение, потому что не любит их носить.
«Очень отстает в чтении».
Хорошо известно, что некоторые дети-левши медленно читают, потому что переворачивают в слове буквы. Возможно, Роберт принадлежит к такому типу. Одна из моих учениц, доктор Элис Фридман, обнаружила, что дети-левши при чтении переворачивают и «зеркалят» буквы в словах. Движения слева направо нормальны для правшей, тогда как левшам легче двигаться справа налево, и эта базовая склонность распространяется на всю психику. Нераспознанный ребенок-левша, пережив в школе ряд неудач, в конце концов теряет интерес, ведь ему не угнаться в чтении за детьми-правшами. Неудивительно, что он перестает прогрессировать, ибо его неудачи в чтении и рисовании проецируются на все проблемы, с которыми он должен столкнуться. Если выяснится, что проблемы с чтением у Роберта связаны с леворукостью, нужно попробовать скорректировать его обучение.