действительно потерпела поражение, стало очевидным в наше время. Если религия и поднимает сейчас свой голос, то только для того, чтобы протестовать. Командовать она уже не в силах. Дух века не слушает ее. Он идет своим путем.
Как случилось, что этические идеалы не смогли противостоять антигуманным идеалам войны? Мы обязаны этим духу практического реализма. Я рассматриваю дух идеализма и дух реализма как две непримиримые противоположности. Говоря о преобладании духа идеализма в ту или иную эпоху, я имею в виду, что в это время люди приходят путем размышлений к этическим идеалам н эти идеалы обладают такой силой, что люди говорят: мы воспользуемся ими, чтобы управлять действительностью. Мы будем преобразовывать действительность в соответствии с этими идеалами. Дух идеализма хочет властвовать над духом реализма. Однако дух практического реализма считает неправильным подходить с идеальными мерками к тому, что реально происходит. Дух реализма не имеет власти над действительностью. Если поколение людей уживается с этим образом мыслей, оно оказывается подвластным действительности. В этом и состоит трагедия, которая разыгрывается в наше время. Характерно для него именно то, что мы фактически утратили веру в социальный или духовный прогресс и оказались беспомощными перед лицом действительности.
Религия нашего времени напоминает африканскую реку в сухой сезон: огромное русло, песчаные отмели, а между ними — маленький ручеёк, с трудом пробивающий себе дорогу. Пытаешься представить себе, что это русло некогда было заполнено; что отмелей не было, а река величественно катила свои воды и что придет день, когда эта картина повторится. Но возможно ли это, спросите вы, действительно ли река когда-то наполняла русло? Был ли такой момент, когда этическая религия была силой в духовной жизни своего времени? Да, — в XVIII столетии. Тогда этическая религия и мышление составляли одно целое. Мышление было религиозным, а религия была мыслящей религией. Обусловленное этическими религиозными идеями, мышление того времени взялось представить себе действительность такой, какой она должна быть. Мышление обладало этическими идеалами, в соответствии с которыми оно преобразовывало действительность.
И в самом деле, будучи наполнено этими идеалами, мышление властвовало над действительностью. Оно предприняло грандиозную работу по проведению реформ. Оно объявило войну суевериям и невежеству. Оно добилось признания гуманности в глазах закона. Пытки были отменены (впервые это было сделано в Пруссии в 1740 г. указом Фридриха Великого). От каждого требовалось, чтобы он поставил себя на службу обществу. Английские эмигранты в Америке впервые сформулировали права человека. Идея гуманности начала приобретать все большее значение. Люди отважились говорить о необходимости воцарения прочного мира на земле. Кант пишет книгу "К вечному миру" (1795), в которой выдвигает мысль о том, что даже политика должна подчиняться этическим принципам. Наконец, делом духа XVIII в., завершившимся уже в XIX в., явилась отмена рабства.
Религиозно-этический дух XVIII в. стремился сделать Царство Божье реальностью на земле.
В XIX столетии дух реализма восстал против духа идеализма. Первым человеком, в котором он проявил себя, был Наполеон. Первым мыслителем, в котором он заявил о себе, был немецкий философ Гегель. Человек не должен, утверждал Гегель, преобразовывать действительность, чтобы привести ее в соответствие с идеалами, изобретенными мышлением. Прогресс осуществляется автоматически в естественном ходе событий. Страсти, управляющие действиями выдающихся личностей и народов, так или иначе находятся на службе прогресса — даже война. Точка зрения, согласно которой этический идеализм есть проявление сентиментальности, абсолютно бесполезной в реальном мире, берет свое начало от Гегеля. Он был первым, кто дал реализму теоретическое оформление. "Все разумное действительно, все действительное разумно". В ночь на 25 июня 1820 г., когда была написана эта фраза, началась современная эпоха, эпоха, которая привела к мировой войне — и, быть может, приведет однажды к концу нашу цивилизацию!
Гегель осмелился утверждать, что все служит прогрессу. Страсти правителей и народов — это слуги прогресса. Можно сказать лишь одно: Гегель не знал народных страстей так, как мы знаем их, — иначе он не посмел бы этого писать!
Одна истина остается незыблемой. Все, что случается в мировой истории, имеет в основе, нечто духовное. Если это духовное сильно — оно творит мировую историю. Если оно слабо — оно претерпевает мировую историю. Вопрос, следовательно, в том, будем ли мы делать историю или только пассивно страдать от нее? Станет ли наше мышление снова религиозно-этическим? Будем ли мы снова обладать идеалами, которые приобретут власть над действительностью? Вот вопрос, который стоит сегодня перед нами.
В религии есть два различных течения: одно — свободное от догмы, второе — догматическое. Течение, свободное от догмы, основывается на проповеди Иисуса; догматическое — на вероучениях ранней Церкви и Реформации. Религия, свободная от догмы, является в какой-то степени наследницей рационалистической религии XVIII в. Она этична, ограничивает себя фундаментальными этическими истинами и пытается, насколько это в ее силах, оставаться в хороших отношениях с мышлением. Она хочет осуществить нечто вроде Царства Божьего в этом мире. Она считает себя идентичной религии Иисуса. Все усилия историко-теологической науки XIX в. были направлены на доказательство того, что христианская догма началась с Павла и что религия Иисуса недогматична и поэтому пригодна для любой эпохи.
Однако недогматическая религия столкнулась с большими трудностями: в конце ХГХ в. теологическая наука была вынуждена признать, что Иисус разделял позднеиудейские верования в сверхъестественное мессианское Царство и распространенные в то время ожидания близкого конца света. В результате стало ясно, что эта религия не имеет под собой твердой исторической основы. Мы должны изъять этическую религию Иисуса из обрамления, образуемого его мировоззрением, и включить ее в наше мировоззрение. Он ждал прихода Царства Божьего с наступлением конца света. Мы должны, под влиянием духа его этической религии, прилагать усилия к тому, чтобы делами любви сделать Царство Божье реальностью в этом. мире.
Догматическая религия основывается на вероучениях ранней Церкви и Реформации. Она не имеет тесных связей с мышлением, наоборот, стремится подчеркнуть различие между мышлением и верой. Эта религия больше руководствуется идеей спасения, чем идеей Царства Божьего. У нее нет желания воздействовать на мир. Это характерно для всех древних вероучений: идея Царства Божьего в них не присутствует.
Почему идея Царства Божьего не вмела большого значения для ранней церкви? Потому, что она была тесно связана с ожиданием конца света. И когда надежда на приход конца света не оправдалась, идея Царства Божьего также потеряла свою силу. В результате идея спасения заняла господствующее место в вероучении. Только после Реформации постепенно возникла мысль о том, что мы, люди нашей эпохи, должны понять религию Иисуса таким образом, чтобы попытаться сделать Царство Божье реальностью в этом мире. Только благодаря идее Царства Божьего религия входит в близкие отношения с культурой.
В новые времена в догматической религии возникла тенденция, полностью отрывающая ее от мышления и одновременно провозглашающая, что религия не имеет ничего общего с миром и с культурой. Осуществление Царства Божьего на земле — это не ее дело. Главным представителем этой крайней точки зрения является Карл Барт.
Будучи наиболее современным теологом (поскольку он в наибольшей степени сжился с духом нашего времени), Карл Барт более, чем кто-либо другой, питает характерное для нашего времени презрение к мышлению. Он берет на себя смелость утверждать, что религия не имеет ничего общего с мышлением. Он хочет, чтобы религия не имела дела ни с чем, кроме Бога и человека — этой великой антитезы. Религиозный человек, согласно его утверждению, не заботится о том, что происходит в мире. Идея Царства Божьего не имеет для него никакого значения. Он насмехается над тем, что он называет "культурпротестантизмом". Церковь должна предоставить мир самому себе. Единственное дело Церкви — это проповедь истины, данной ей в откровении. Религия должна устраниться от мира.
И все же Карл Барт — которого я как человека высоко ценю — в один прекрасный момент оказывается вынужденным иметь дело с миром, т.е. делать то, чего он так хотел избежать в теории. Он вынужден защищать свободу религии от государства. И он делает это с большим мужеством. Но это показывает ложность его теории! Когда говорят, что религия неэтична, в этом есть что-то ужасное. Карл Барт — истинно религиозная личность, и его проповеди глубоко религиозны. Но все несчастье состоит в том, что он берет на себя смелость проповедовать устранение религии от мира, и, делая так, он выражает словами то, что явственно ощущается в духе нашего времени.
Духу времени не нравится то, что просто. Он больше не верит, что простое может быть глубоким. Он любит все усложненное и принимает усложненность за глубину. Он любит неистовое. Вот почему дух времени может любить в одно и то же время Карла Барта и Ницше. Дух времени любит диссонансы — в звуках, в линиях и в мыслях. Это говорит о том, как далек он от правильного мышления, ибо правильное мышление — это гармония внутри нас.
Прослеживая эволюцию религии с середины XIX в., понимаешь трагический факт: хотя среди нас и можно найти живую религию, это не те дрожжи, на которых растет мышление нашего времени.
Рассмотрим четыре пути, по которым мышление пытается прийти к религии. Первый путь есть путь материализма — религии естественных наук. Материализм объявляет войну метафизике. Он хочет только позитивного — того, что мы можем фактически знать, — и тем самым провозглашает свое понимание жизни. Этика материализма заключается в словах: ты должен жить для блага общества. Имеет ли эта форма этики значение, аналогичное значению религии? Можно ли утверждать, что человек понимает смысл своей жизни, когда он говорит: я живу для блага общества? Нет! Этика материализма неполна. Она повисает в воздухе.