ревних пророков, родиться потомком Давида, быть опоясанным силой Божьей, а впоследствии уступить место Сыну Человеческому, являющемуся на облаках небесных. Но для обоих апокалипсисов такое решение невозможно, так как их Мессия уже с самого начала является надмирным существом. Он уже не рождается — он является. В Апокалипсисе Варуха он сходит с неба и туда же возвращается. У Варуха не сказано, что Мессия — это потомок Давида; однако и "Сыном Человеческим" он тоже не называется.
В Апокалипсисе Ездры Мессия представлен потомком Давида (3 Езд. 12:32) и в то же время — Сыном Человеческим, который перенесен из глубин морских на небеса и является оттуда в мессианское Царство (3 Езд. 13:1—52).
Сыновство Мессии — Сына Человеческого Давиду здесь хотя и утверждается, но остается непонятным. Эта проблема — каким образом Мессия — Сын Человеческий мог происходить из рода Давида и в то же время быть сверхземной личностью — была по-настоящему решена только Иисусом.
На суде, который вершится над воскресшими по окончании мессианского Царства, решается, кто из них получит вечное блаженство, а кто будет предан на вечные мучения. Все они воскресают в своем прежнем облике. Затем верующие преображаются и превращаются в существа, великолепие которых больше великолепия ангелов. Страданиями, перенесенными в прежнем мире за свою праведность, они заслужили это блаженство. Нечестивые же приобретают ужасающие обличья и идут на муки (Апок. Вар. 50—52).
В Царстве, которое следует за воскресением мертвых, Мессия и Сын Человеческий уже не играют никакой роли; оно мыслится исключительно как владычество Бога.
Таким образом, согласно апокалипсисам Варуха и Ездры, участие в мессианском Царстве — это привилегия избранных последнего поколения человечества, которые сохраняются в бедствиях и остаются в живых к моменту явления Мессии. После окончания мессианского Царства они переходят в оостоявие воскресших и в этом состоянии участвуют также и в вечном блаженстве. Таким образом, им дарованы два блаженства: мессианское и вечное. Те из избранных, кто жил и умер в прежних поколениях, могут получить только вечное блаженство, наступающее после воскресения из мертвых.
Так как праведники последнего поколения человечества, перед тем как войти в мессианское Царство, все должны пройти через ужасные предмессианские бедствия, в Апокалипсисе Ездры поднимается вопрос, не лучше ли быть среди тех, кто умер раньше, и не испытать ни предмессианских бедствий, ни блаженства в мессианском Царстве, или мессианская слава все же перевешивает предмессианские муки. На это дается ответ, что если Бог в те времена насылает бедствия, то Он же и защитит своих подданных, если у них есть добрые дела и вера в Него. "Итак, знай, что те, которые оставлены, блаженнее умерших" (3 Езд, 13:14—24). Ибо первые испытают не только вечное, но и мессианское блаженство.
Согласно апокалипсисам Варуха и Ездры, последовательность событий выглядит следующим образом: предмессианские бедствия, в которых избранные для участия в мессианском Царстве остаются в живых; явление Мессии; суд Мессии над всеми оставшимися в живых, на котором недостойные мессианского Царства приговариваются к смерти; мессианское Царство; конец мессианского Царства и возвращение Мессии на небо; воскресение мертвых всех поколений и Страшный суд над ними, вершимый Богом; вечное блаженство в Царстве Божьем либо вечные мучения.
Эта эсхатология признает, следовательно, два блаженства (мессианское и вечное); два суда (суд Мессии в начале мессианского Царства над оставшимися в живых из последнего поколения человечества и Страшный суд Бога над всем воскресшим после окончания мессианского Царства человечеством) и два Царства (временное мессианское н вечное Царство Божье). Иисус ожидает только одного блаженства (мессианского, которое одновременно является и вечным); одного суда (суда Мессии — Сына Человеческого в начале Царства Божьего, который вершится над оставшимися в живых из последнего поколения и одновременно над всем воскресшим человечеством) и одного Царства (Царства Мессии — Сына Человеческого, которое одновременно является вечным Царством Божьим).
Различие этих двух воззрений проистекает из того, что Иисус, как и автор Книги Даниила, считает, что воскресение имеет место в начале мессианского Царства, тогда как апокалипсисы Варуха и Ездры приурочивают его к концу.
В апокалипсисах Варуха и Ездры представлена эсхатология книжников, признающих истинными все эсхатологические ожидания пророческих книг, включая Книгу Даниила, и стремящихся привести все это в согласие. Их усилия по наведению порядка в доставшемся им хаосе не могут не вызвать восхищения. Их работа — это работа богословов, показавших себя серьезными мыслителями.
Первая попытка изложить события конца времен сделана в так называемом "Десятинедельном апокалипсисе", одной из древнейших частей Книги Евоха (Ен. 91:12—17; 93:1—9). Здесь события от начала мира до его конца сгруппированы в мировые недели ("седмицы"). Мессианское Царство начинается на восьмой седмице, в течение которой грешники предаются в руки праведных и дом великого Царя воздвигается в славе на вечные времена. На девятой седмице происходит "суд праведности", в результате которого все дела безбожников исчезают с лица земли и предписывается гибель мира. На десятой седмице, в ее седьмой "день", происходит великий вечный суд, осуществляющий наказание ангелов. После этого "первое небо" исчезает, чтобы дать место новому, а вместе с этим наступает конец истории (Ен. 91:12—17). Таким образом, здесь имеют место два суда в ходе вечно длящегося мессианского Царства. Когда происходит воскресение мертвых, здесь не указано. По-видимому, предполагается, что на последнем суде воскресшие праведники прежних поколений присоединяются к уже находящимся в вечном мессианском Царстве оставшимся в живых представителям последнего поколения, которые по логике должны мыслиться обладающими той же формой бытия, что и воскресшие. Подобная же точка зрения представлена в "Притчах Еноха" (Ен. 37—71), где «начала описываются явление я суд Сына Человеческого (Ен. 45—50), после чего упоминается о воскресении мертвых (Ен. 51). Но так как в Притчах каждый эпизод связан с предыдущим словами "В те дни", то невозможно точно сказать, идет ли речь об одновременно происходящих или следующих друг за другом событиях. Решающим является то обстоятельство, что согласно Книге Еноха Царство Сына Человеческого вечно, откуда с необходимостью следует, что его участники должны обладать формой бытия воскресших. Однако книжники, как видно из апокалипсисов Варуха и Ездры, отвергают подобные представления, оставаясь на точке зрения древних пророков, согласно которой участие в мессианском Царстве — это привилегия оставшихся в живых представителей последнего поколения человечества.
Поскольку апокалипсисы Варуха и Ездры были написаны уже после разрушения Иерусалима Титом, может возникнуть вопрос, придерживались ли книжники более раннего периода изложенных в этих книгах эсхатологических воззрений. Доказательство, что дело обстояло именно так, мы находим в посланиях Павла. Эсхатология, которую он принимает в качестве предпосылки, в том, что касается схемы последних событий, совпадает с эсхатологией апокалипсисов Варуха и Ездры. Следовательно, последняя должна была быть в ходу у книжников, из среды которых он вышел.
Что Павел представляет себе последовательность событий последних времен в соответствии с "двойной" эсхатологией книжников, видно из того, что смерть у него уничтожается лишь в конце мессианского Царства. Это означает, что воскресение мертвых и суд над воскресшими всех поколений, по его мнению, происходят лишь по окончании мессианского Царства[180]. Подобно книжникам, он считает участие в Царстве привилегией избранных последнего поколения и мыслит его как временное, преходящее.
Соответственно Павел различает два блаженства: мессианское и вечное. Избранные последнего поколения обретут оба этих блаженства; те, кто умер раньше, — только вечное, которое начинается по завершении мессианского Царства. Во время мессианского Царства они еще мертвы. Следовательно, эсхатология Павла совершенно отлична от эсхатологии Иисуса — факт, на который до сих пор не обращали должного внимания. Вместо того чтобы, подобно Иисусу, оставаться в рамках простой эсхатологии книг Даниила и Еноха, он выступает как представитель двойной эсхатологии книжников.
То обстоятельство, что Павел никогда не пользуется выражением "Сын Человеческий", связано, вероятно, с эсхатологическими воззрениями тех кругов, из которых он вышел. Оно отсутствует и в Апокалипсисе Варуха. Тем не менее Павел представляет себе Мессию как Сына Человеческого, так как Мессия у него является на облаках небесных.
Самое любопытное, однако, заключается в том, что Павел не просто перенимает эсхатологию книжников как она есть, но вносит в нее представления, противоречащие всей ее логике. Он утверждает, что участники преходящего мессианского Царства уже обладают формой бытия, присущей воскресшим, и что избранные последнего поколения, даже если они и умерли до наступления Царства, смогут воскреснуть и стать его участниками. Эта противоречивая эсхатология занимает промежуточное положение между эсхатологиями книжников и Иисуса. С книжниками Павел согласен в том, что касается хода событий последних времен; с Иисусом — в том, что касается формы бытия участников мессианского Царства.
Утверждение Павла, что в мессианском Царстве избранные обладают формой бытия воскресших, отнюдь не является чем-то более или менее самоочевидным. Напротив, оно выглядит странным и идущим вразрез с характером его эсхатологии. Это обстоятельство до сих пор в достаточной мере не осознается. Поскольку Иисус предполагает, что воскресение необходимо для участия в мессианском Царстве, и это же предполагается в Апокалипсисе Иоанна (Откр. 20:4—6)