Бабушка Эмилия Августовна в памяти внуков, Ады и Михаила, осталась заботливой, хлебосольной и ласковой к людям и животным. Внучка Ада рассказывала: «Однажды бабушка шла по улице и увидела под дождем маленького песика. На ее глазах он пытался спрятаться от дождя в какой-нибудь парадной, но тогда были дворники и швейцары, и его, бедняжку, никуда не пускали. Бабушка его взяла, укрыла в своей муфте и принесла домой. Спасенного песика назвали Марсиком. Он стал всеобщим любимцем. И Марсик всех любил, но бабушку – больше всех. Когда она отдыхала, он всегда пристраивался у нее в ногах, охраняя ее покой – никого не подпуская»9.
Пример своим детям, еще в их юном возрасте, показывал отец, Владимир Владимирович. В числе друзей Ашиков было немало веселых и жизнерадостных людей. Людмила Михайловна прекрасно готовила и умела принимать гостей. Но ни водка, ни пиво на стол, как правило, не ставились – только хорошие вина. Всем было известно, что Владимир Владимирович был непьющим человеком. Правда, был заядлым курильщиком, но к концу жизни избавился и от этой вредной привычки. Михаил Владимирович унаследовал привычки отца – он чрезвычайно воздержан к спиртному.
Сестра Михаила Ашика, Ада Владимировна, была ему очень близким человеком, не только по родству, но и по сердцу и по душе. Забегая вперед, скажу, что Михаил по жизни ее называл Адочкой, и более того – состоял с ней в годы войны в трогательной переписке, нося у сердца ее фотографию с дарственной надписью. Эти близкие отношения продолжались и в послевоенное время.
В связи с подготовкой к изданию книги «История семьи» Ада Владимировна написала брату письмо с некоторыми воспоминаниями о детстве. В послании, в частности, говорилось: «В Детском Селе заболел брат Миша. Мама позвала доктора Охотского, который жил на этой же улице. Он сказал: «Скарлатина!» Вот, помню, мама сидит за столом. Закрыла лицо руками, а сквозь пальцы капают такие крупные слезы и падают на стол. Чтобы не увезли в больницу, по просьбе мамы отправили ребенка из нашей квартиры, а меня – к бабушке Эмилии Августовне. Пошла мама звонить, чтобы за мной приехали. Пришла обратно, а я забралась в кроватку к брату и лежу рядом. Мама вернулась: что такое?! А я отвечаю: мол, Мишеньку жалко. Все осложнения, какие только бывают при скарлатине, у него были. Но мама выходила… А вообще брат Миша меня никогда в беде не оставлял. Вот бегаем по парку с ребятами, лазаем по деревьям. Все слезли и убежали. А я почему-то боялась именно слезать. А брат маленький под деревом никогда не убегал, пока я не слезу. Плечишко свое маленькое подставлял, чтобы я на него встала и спрыгнула. Ругал меня при этом, но никогда не убегал»10.
Между тем предвоенные годы пролетели незаметно. В Европе уже началась Вторая мировая война. И не надо было никаких донесений разведчиков. В народе, в том числе и среди школьников, особенно горячей темой было надвигающееся вторжение фашистской Германии.
Глава 4ЧЕРНЫЕ ТУЧИ
Наступил зловещий 1941 год. Несмотря на пакт о ненападении, заключенный между Германией и Советским Союзом, в воздухе ощутимо запахло войной. К границам нашей страны стягивались колонны танков и живой силы, участились провокационные полеты немецких самолетов над советской территорией.
Утро 22 июня 1941 года застало М.В. Ашика в яхт-клубе, где он входил в экипаж яхты «Чапаев». Как обычно, Михаил пришел на очередные занятия по морскому делу. Далее он вспоминает: «И вот долгожданный день – 22 июня. На эту дату был назначен поход на яхтах до Выборгского залива. Чуть свет с домашними бутербродами в кулечках мы прибежали в яхт-клуб. Получили паруса, снасти, старательно исполнили все палубные работы и отошли от бонов. Поставили яхту на якорь посреди невской протоки и стали высматривать волну в заливе, надеясь на хороший ветер. Ждали сигнала с берега на отход, но вместо сигнала до нас донесся отчаянный крик: “Поход отменяется!” Как по сердцу резануло: не может быть! Более жестокой шутки и придумать нельзя! Наш капитан поспешил на берег и надолго исчез в двухэтажном здании яхт-клуба с большим широким крытым балконом. Что там могло случиться?! Наконец появился капитан. На оставленном у бонов тузике, ловко голланя коротким веслом, он подвел свое суденышко к “Чапаеву”, ловко поднялся на борт, не спеша сел на место рулевого, оглядел наши отчаянно надеявшиеся физиономии и спокойно сказал, как о чем-то привычном и не очень-то значительном: «Война, матросы». Нас это не очень-то удивило: «Ну и что? Зачем же поход отменять? Пойдем, и все!» Но поостынув, спросили: «С кем война-то? С японцами или опять с белофиннами?» – «С Германией, ребята», – ответил капитан.
«Что ж, – подумали мы, – пусть только сунутся! Наши быстро их расколошматят. Вон в Кронштадте линкоры стоят. Но почему из-за этого поход отменять?!» Расстроенные не столько известием о войне, сколько отменой выхода в море, мы долго и неохотно убирали снасти. Потом грустно съели припасенные бутерброды. Ушли из яхт-клуба под вечер, надеясь, что ненадолго. Но оказалось – навсегда»11.
Семья Ашиков, как и весь наш народ, внутренне осознавала неизбежность предстоящей войны с фашизмом. Однако их патриотический настрой был настолько велик, что бытовало всеобщее убеждение: враг будет разбит на его территории, и в кратчайшие сроки. Существовала глубокая вера в могучую и непобедимую Красную армию.
Михаил Ашик учился тогда в 83-й школе Петроградского района. В первые дни войны здание школы было занято одной из воинских частей. Не желая искать другую школу и подчиняясь своей заветной мечте стать моряком, Михаил поступил в Ленинградский морской техникум, который был расположен на Васильевском острове. Лето 1941 еще не предвещало той трагедии, которая разыгралась под Ленинградом в первый месяц осени. Вся жизнь протекала ровно так, как в мирное время. На улицах города было по-прежнему многолюдно, работали магазины, кинотеатры, учреждения и учебные заведения. После успешной сдачи вступительных экзаменов и строгой медицинской комиссии Михаил был зачислен на судоводительское отделение техникума, которое готовило штурманов дальнего плавания.
Однако война практически с первых дней стала вторгаться в жизнь и быт ленинградцев. В городе стала формироваться армия народного ополчения, был установлен комендантский час, запрещено передвижение в ночное время без установленных пропусков, соблюдались правила светомаскировки.
Участвуя в патриотическом движении по сбору лыж для нужд Красной армии, Михаил вместе со своим другом отнес свои лыжи на сборный пункт. После зачисления в техникум молодые студенты были отпущены на летние каникулы. На самом же деле старшие школьники вместе с другими ленинградцами были привлечены к окопным работам. 1 сентября Михаил прибыл на занятия в техникум. Но вместо них первокурсников вместе с другими студентами построили в колонну и привели на берег Невы. Затем на пароходе довезли до пристани Рыбацкое, где поставили копать длиннющий противотанковый ров. Немцы оказались совсем неподалеку, была слышна артиллерийская канонада. А в городе не было даже слухов.
Занятия в техникуме возобновились 15 сентября, после возвращения из Рыбацкого. В эти же дни гитлеровцы провели жестокую бомбардировку Петроградской стороны. Кстати, именно здесь, на улице Зверинской проживали в то время мои родственники Втюрины – тетя Тася и ее дочери Ада и Тамара. В 1942 году они были эвакуированы в Западную Сибирь, на мою родину.
Несколько слов о старшей сестре Михаила, которую, как уже упоминалось, тоже звали Адой. Она в группе студентов 1-го Медицинского института оказалась на окопах в районе Ораниенбаума. Фашисты уже захватили Красное Село и Ропшу. На очереди была Стрельна. Группа студентов-медиков оказалась под угрозой быть отрезанной от Ленинграда немецкими войсками. Мать Ады, Людмила Михайловна, вовремя пришла на помощь, и они каким-то чудом пробрались через уже занятую врагом Стрельну в Ленинград.
В сентябре 1941 года немцы часто бомбили город зажигательными бомбами. Поскольку Ада и Михаил входили в команду МПВО, им приходилось нести дежурство на крыше своего дома и бороться с зажигалками.
Учеба Ады в институте, а Михаила – в техникуме между тем продолжалась. В октябре Михаил еще раз выезжал на 15 суток для завершения строительства оборонительных сооружений под Ленинградом. В то время об окружении Ленинграда ничего не говорилось, но действительность говорила сама за себя. Продовольственный паек постепенно уменьшался до критической нормы, не было электричества, не работали водопровод и канализация. Постепенно исчезли преподаватели, студенты собирались в одном помещении, где находилась буржуйка. Занятия прекратились. Осталась только служба в отрядах МПВО. Как-то враз наступила голодная и небывало холодная зима. Морозы превышали 30-градусную отметку. Люди кое-как переживали в промерзших квартирах, медленно передвигаясь за водой к проруби в Неве. Доставка в квартиру дров и воды была обязанностью Михаила и Ады. Частым явлением стали трупы на улицах и в квартирах. Голод, холод, бомбежки и артобстрелы семья Ашиков пережила без потерь. Хотя сполна хватило всего того, что пережил блокадный Ленинград. Мужчины находились на грани полного истощения и выжили только заботами матери Михаила, Людмилы Михайловны.
Счет ленинградцам, погибшим за годы блокады от голода, холода и артобстрелов, шел на сотни тысяч. Однако часть населения блокадного города была эвакуирована по Дороге жизни на советскую территорию. Их общее количество составляло около 1 млн 376 тыс. человек12. В марте 1942 года были эвакуированы на большую землю и члены семьи Ашиков.
Эвакуация заслуживает отдельного рассмотрения. Казалось бы, после стольких лишений люди, оказавшиеся за пределами окруженного немцами Ленинграда, должны были почувствовать некоторое облегчение. С другой стороны, попытаемся их понять: оставлены любимый город и свое жилье с нажитым за всю жизнь имуществом, а впереди – полная неизвестность, новые, порой жестокие испытания и тревоги, скитания по чужим углам в течение нескольких лет.