одая чайка тщетно пыталась сохранить равновесие и удержаться в воздухе. Она приняла было в сторону, вновь повернула и опять было направилась против ветра, но ее снова отнесло назад и на этот раз еще более, чем прежде. Наконец, она устала, круто повернула на север и быстро вместе с ветром понеслась вдоль берега. В это время раздался крик: «лодки, лодки, держите лодки!» Произошло нечто невероятное. Лодки двигались. Сильный ветер, несмотря на то что они поставлены были без каткое на песок и гальку, тащил их к морю.
«Держите лодки! давайте скорее веревки! кладите камни!..»
Люди бегут, падают, опять бегут и спешно исполняют приказание. Наконец, лодки удалось привязать. Все снова побежали и укрылись за скалы.
В той стороне, где берег был загроможден большими глыбами, творилось что-то невероятное. Огромные волны с шумом разбивались о камни; вода с грохотом вырывалась наружу. Сверху сыпались камни. Они прыгали точно живые и перегоняли друг друга. Некоторые из них, ударившись о землю, рассыпались на мелкие части. На месте падения, как от взрыва, тотчас же образовалось облако пыли. Ветром сейчас же относило их в сторону…
Через полчаса ветер достиг наивысшей силы. Анемометр показывал 19 метров в секунду. По шкале Ганна это был настоящий ураган.
Так вот почему утренняя и вечерняя зори были необыкновенно красными, вот почему при восходе солнце было такое деформированное.
Вечером буря стала стихать понемногу.
Трое суток море не могло успокоиться…
Это предвидел Вандага: еще за несколько часов до бури он говорил, что волна разольется большая.
Направление волнения в море очень часто не совпадает с направлением ветра, а иногда бывает и совершенно ему противоположное. На маяках, где ведутся метеорологические наблюдения и отмечается направление ветра, следовало бы записывать и направление, в котором идет волнение, а также и продолжительность его и величину по пятибальной системе. Насколько мне известно, таких наблюдений нигде не ведется, а между тем это чрезвычайно интересное явление и выводы из этих наблюдений могут дать совершенно неожиданные результаты. У моряков есть примета: «Раз только неожиданно появилось волнение, с той стороны нужно ждать ветра».
Волнение распространяется по воде очень быстро и всегда обгоняет ветер, как бы он силен ни был.
В данном случае было несколько иначе. Море разволновалось после бури. Нужно было бы, чтобы появилась другая волна сбоку, но отнюдь не с противоположной стороны, только такая волна могла бы разбить эту мертвую зыбь и море успокоилось бы. Теперь резкий ветер дул с юго-запада, а волны шли с востока. Интересно было наблюдать, как сильные порывы ветра срывали гребни волн и сносили их назад в море. Получалось впечатление, что волны как будто дымятся…
Вандага отлично знал, что на этом месте мы будем сидеть очень долго, а это было не в их расчетах. Он и так уже потерял много времени, ожидая нас на Ботчи и потому естественно торопился. Он хотел поскорее сдать нас другим орочам, а сам возвратиться назад для охоты и соболевания. Поэтому в тот же самый день, как мы пристали к этому берегу, он сейчас же стал проситься итти пешком на реку Нимми, взять там новых проводников и привести их с собой. Он полагал пройти туда пешком берегом моря, а назад возвратиться на лодке. Получив разрешение, Вандага в тот же день выступил в дорогу. Где он был во время бури, что делал — неизвестно. Но вот уже прошло три дня, а Вандага все еще не возвращался. Мы начали беспокоиться. Без дела всем надоело сидеть на одном месте. Все знали, что река Нимми близко, что там живут орочи и что оттуда уже недалеко и до мыса Туманного.
Время было позднее, осеннее: в горах выпали снега, по утрам стали появляться крепкие заморозки; вода в лужах начала мерзнуть. Одетые по-летнему люди начали зябнуть и потому торопились добраться поскорее до реки Самарги, где была сложена наша теплая одежда и новые запасы продовольствия.
Мы ждали Вандагу с нетерпением. Подолгу сидели на камнях и подолгу смотрели на воду. После бури в море была огромная мертвая зыбь, которая создавала у берега чрезвычайно сильный прибой.
Точно живые, двигались волны одна за другой — тихо, беззвучно, но настойчиво и грозно они шли в атаку на береговые обрывы. Достигнув мелководья, эта мертвая зыбь сразу превращалась в крупную волну. Волна эта втягивала и собирала в себя всю воду с намывной полосы прибоя, взбиралась все выше и выше и вдруг, как разъяренное чудовище, с неистовым шумом бросалась на берег.
С рокотом отступала вода назад в море, но, подхваченная новой волной, пенилась и вновь взбегала наверх по гальке.
Теперь по морю ехать было бы можно, но как отойти от берега и, если удастся отойти, то как опять пристать к нему, когда придет время останавливаться биваком на ночь?
Хотелось ехать, а ехать было нельзя…
— Надоело сидеть на одном месте, — говорил один из стрелков.
— Хоть бы пешком итти, — отвечает другой.
— Ничего не поделашь, — возражал казак-уссуриец. — Никуда, брат, не денешься. С богом спорить не будешь.
— Право, море точно вздурело, — говорил солдатик опять свое.
— А ты думал, что это пруд, — отвечал ему снова казак.
— По морю надо ездить с умом, а то как раз вон на том мысу… Он не докончил фразы, вскочил на ноги и, прикрыв рукой глаза от солнца, стал напряженно смотреть в море.
— Лодка! — закричал он, — я вижу парус.
Все стали смотреть в ту сторону, куда указывал казак.
Действительно, в море около мыса Туманного чуть-чуть виднелась маленькая белая точка. До нее было верст десять. Она то совсем исчезала в воде, то снова мелькала на волнах. Через полчаса стало ясно, что это была орочекая лодка (улимагда), лодка эта шла в нашу сторону. В ней было четыре человека.
«Это Вандага едет» — радовались стрелки. Слава богу, наконец-то! Все ожили — можно было подумать, что Вандага может успокоить море и позволить нам ехать дальше, точно это от него зависело. Между тем лодка поровнялась с нами. Сидевшие в ней начали спускать парус. Лодка остановилась; рулевой повернул ее носом к берегу.
Легкое суденышко сильно качалось на волнах: то оно вздымалось носом, то ныряло, то круто подымалось вверх кормой, Человек, сидящий на корме, встал на ноги: это был Вандага. Он напряженно смотрел на прибой у берега и что-то говорил своим товарищам. Орочи зашевелились и стали приводить в порядок свои вещи, чтобы все было под рукой; каждый из них клал около себя шест и весло.
Сумасшедшие! Ехать морем на маленьком плоскодонном челноке да еще приставать к каменистому берегу во время прибоя- какой риск!?.
Как они пристанут? Как высадятся? Неужели их не перевернет? Это казалось невероятным.
Но приставать так или иначе надо было. День клонился к вечеру, назад против ветра ехать было нельзя. Это понимал и Вандага и потому делал соответствующие распоряжения. Наконец, у них видимо было все готово: гребцы снова взялись за весла. Они употребляли все усилия, чтобы развить наибольший ход. Очевидно, их план был таков: возможно сильнее разогнать лодку и вместе с прибоем как можно дальше выброситься на берег.
Стоящие на берегу замерли в ожидательной позе.
Как птица понеслась легонькая лодочка. Два-три раза она как будто совсем исчезала в воде, один раз высоко взлетела на воздух и подошла к месту прибоя. В это время огромный вал, украшенный белым пенистым султаном, обрушился на лодку сзади. Вандага заметил опасность вовремя и с удивительной быстротой поставил лодку по отношению к валу под углом в 45°.
В следующий момент произошло что-то такое, что трудно поддается описанию: крики, пена, лодка на боку, люди в воде, плавающие около берега шесты и весла — все это смешалось в одну общую кучу. Дружно все бросились помогать: кто ловил имущество, кто тянул лодку, которую отличное течение волны готово было снова утащить обратно в море. В это время нашла новая волна. Все в один миг очутились по пояс в воде и в пене; людей сильно толкнуло и вместе с лодкой выбросило их далеко на берег.
Вандага был весь мокрый с головы до ног. Длинные волосы его растрепались; в густой бороде были клочки морской травы. Стоя по колено в пене, он держал в руках трехзубую острогу, только что вытащенную им из воды. Заходящее солнце яркими пурпуровыми лучами сразу осветило весь берег и осветило Вандагу. В этот момент он очень был похож на того сказочного старика, властителя морей, который вместе с пеной прибоя при вечерней заре выходит на пустынный берег.
Но не все обошлось благополучно: тоненькая долбленая лодочка дала широкую трещину по всему левому борту.
Много было криков, много было шуму! Кричали больше всего нижние чины, — именно те, кто был на берегу. Ко всему происшедшему орочи отнеслись совершенно равнодушно. Они молча подошли к огню, не торопясь подбросили в него дров, не торопясь стали раздеваться и молча начали сушить свою одежду.
Наконец, в октябре мы снова тронулись в путь… Разбитую лодку бросили на месте. Часть людей и вновь прибывшие орочи пошли на лодках, а я с двумя казаками решил итти берегом. Расставаясь, мы условились, что сойдемся на реке Нимми. Вандага ушел еще накануне вечером, несмотря на позднее время. Видимо, он очень торопился. Ему не хотелось упустить осеннего соболевания, которое он считал самым добычливым.
Пока мы увязывали свои котомки, лодки успели уже далеко уйти, а когда мы поднялись на гору, они уже обогнули мыс и скрылись за его поворотом.
Мы пошли по хребту вдоль берега моря. Влево от нас были крутые обрывы, вправо — пологие скаты к рекам Луговой и Быстрой. Горы, по которым мы теперь шли, слагаются из известняков и серых песчаников. Кроющим пластом поверх песчаников является базальтовая лава с чередующимися мощными прослойками красно-бурых туфов. Вершина хребта представляется в виде слабовсхолмленной площадки, так что когда идешь по ней, то совершенно забываешь, что находишься на горах, и только когда мы начали спускаться к реке Луговой, то увидели, как высоко от воды мы были.